По-недоброму знакомые: всё ж хоть и было нас полторы тысячи, но не скажу, что победа нам легко далась. Вон, если сейчас с этой полянки вниз пойти, там ручей будет, где пара дюжин вергов с волками своими нас — три десятки — к оврагу прижали. Семь раз они на нас набрасывались, семь раз мы от них отбивались, одного-двух теряя. Одиннадцать нас живых оставалось, когда Теро остатки моей сотни вергам в тыл вывел.

Вот в конце того распадка несколько щенков сотню Титуса на ямы загнали.

Выскочили на авангард, заверещали и убегать бросились. Ну, Титус и поверил, что он к какому-то логову вышёл — где ж еще щенкам быть, как не в логове? И бросился следом. А там — волчьи ямы. Говорят, что волчья яма так называется, потому что когда-то их люди копали против волков. Смешно, коли так, потому что сейчас всё наоборот. Верги их еще и по-хитрому копают, в несколько рядов, и у первых ям крышки прочнее — два-три человека пробегут и не почуют, а третий — провалится. А внизу — колья острые, честь по чести, как полагается. В одной из таких ям Титус и упокоился, да и вся его сотня поблизости полегла — тех, что уцелели и в ямы не попадали, повыскакивавшие верги добили. Из всей сотни только один и выжил — за мёртвого сошёл, да таковым и стал бы, задержись мы еще часов на несколько. Мы же только через день это место нашли, когда лес прочесывали частым гребнем на предмет недобитков.

А вот сейчас поляна кончится, будет густо поросший склон и за ним — место, где главная битва и случилась. До того мы и не ведали, что не один клан в лесу вычищаем, а сразу два. Клан Осеннего Ветра хоть и поменьше был — сто семьдесят два взрослых верга — зато там каждый за двоих, а то и за троих пошёл бы. С Осенними у нас особые счёты — этот клан еще три года назад первый раз из чистки вырвался. Просчитались слухачи, в три раза насчёт численности клана ошиблись — да в меньшую сторону. Как назло, еще и спланирована чистка была наспех да начерно. Ну и ушёл клан, почти без потерь ушёл.

Обычно в таких случаях клан далеко уходит. Даже если мстить потом и возвращается, то поначалу — всё равно далеко уходит. А Осенние не ушли. В ночь того же дня вернулись, незаметно сняли часовых и спящий лагерь егерей весь ровно вырезали. Вычистили, стало быть. А потом уже ушли. Год спустя объявились — оказывается, осели они в Синих пущах, у клана Ночного Солнца. И опять разведчики слишком поздно об этом узнали, и чистка грязная вышла, так, что Осенние опять почти все ушли и больше половины из Ночного Солнца с ними. А потом уже Осенние вообще для егерей сущим проклятьем стали — во — первых, специально начали другим зачищаемым кланам помогать, а во-вторых — начали егерей выслеживать и во время переходов нападать. Месяцами могли какой-нибудь тракт лесной караулить, все обозы и караваны нетронутыми пропуская — поджидая, когда егеря маршем пойдут. И так у них удачно получалось врасплох нас заставать, что уже всерьез подозревать начали, что кто-то из сведущих людей им на мохнатое ушко нашёптывает. И здесь они тоже неспроста объявились, ой, неспроста. Не брось нас сюда сдуру аж три кохорсы разом — никогда еще такого не было, даже когда мы зверобога вольповского охотили — ушли бы, чем угодно поклянусь. А так — вычистили мы их всё же.

Вот и поляна кончается. Если дальше идти, то надо по лесу, да по самой чащобе и буреломам. А надо ли? Следов свежих я нигде не заметил, да и то — откуда бы им взяться?

Чисто в Ольштадском лесу, чисто. Метки нетронуты, хвосты — тоже… а кстати, странно, что я с поляны ни одного не вижу… а ведь должны быть. Сам вешал. Вот прямо здесь, где стою, один должен висеть… или чуть левее? Точно, вот этот кривой старый вяз. Вот выжженный крестик на нём… свежей глубокой царапиной перечёркнутый! И чуть ниже — круглая дырочка, как раз в толщину гвоздя диаметром.

Ходу, ходу отседова!

Я разворачиваюсь и вижу медленно выходящих с той стороны поляны вергов. Я понимаю, что влип, но первое ощущение — обида. Какого сатра, так нечестно! Нельзя с наветренной стороны добычу скрадывать, это любому щенку известно! Ох, не зря мне волчий запах чудился, не зря. Хорошо было бы капитану как-нибудь доложить о новой тактике вергов, но, чую, не выйдет. Останусь я на этой поляне. Некоторой частью. А некоторой — переселюсь в желудки этих милых зверолюдишек, что сейчас выходят на поляну. Самое большее, на что я могу надеяться — это одного-двух вергов рядом с собой положить. А они не торопятся, твари. Знают, что деваться мне некуда. Хотя поляна широкая, пока верги сюда добегут, я стадии на две в чащу углубиться успею. Но я не двигаюсь с места — смысл? В лесу человек вергу не соперник. Догонят. А сражаться мне на открытом месте сподручнее. Поэтому я стою и считаю выходящие из леса фигурки.

Пять… восемь… десять… двенадцать… вроде кончились. Много. Даже слишком много.

Cтолько, что вряд ли я смогу хоть одного из них убить. Мне сейчас другого опасаться впору: живым бы к ним не попасть. Может, прямо сейчас взять меч — и по горлу себя?

Верги, вообще, не такие уж любители на чужие мучения смотреть. Даже наоборот, изо всех бестий, верги, пожалуй, менее всего к этому склонны и людей, им живьем попавшихся, чаще всего просто убивают. Но только не егерей. На нас они злы — и есть за что, скажу, не хвастаясь. И возможности взять егеря живьем верги обычно не упускают.

Другое дело, что мы им такую возможность очень редко предоставляем. Только если спящего или сознание потерявшего им и удается иногда взять. Ну, или если перевес численный у них большой — десять на одного и больше — тогда они могут попытаться скопом наброситься. Вот, этой весной верги спящего егеря из лагеря утащили — прямо в палатке. Сквозь ткань дубиной оглушили, в палатку завернули, да так и унесли. Мы его только через день отбили, точнее, то, что от него осталось. Осталось, надо сказать, немного: меньше половины, если по весу. Но он еще жив был, такой вот неприятный нюанс. Я его сам и добил — выжить ему всё равно не светило. Ривом его звали, восемнадцать лет ему было. Я вспомнил его обезображенное лицо — откушенный нос, кровавые лохмотья на месте ушей, насквозь продранные когтями щеки — и руки сами к мечу потянулись. Но верги уже близко подошли. Достаточно близко, чтобы детали разглядеть. Надо сказать, мне в их облике сразу что-то необычным показалось, но только сейчас меня осенило: да это ж новы! Теперь-то всё понятным становилось — и появление их в зачищенном лесу, и то, что ликтора они живым отпустили. Новы они, вот в чём дело — то есть, новое поколение вергов.

Бестии сегодня не те, что были в начале Смутного Века. Чучело верга, в императорском музее прямо у входа стоящее, больше похоже на чучело огромного волка, на задние лапы вставшего: горбатый, весь густой шерстью покрытый, пальцы на руках почти не выделяются — лапа и лапа. И с другими бестиями та же история — первое поколение от зверей и не отличишь. Так, говорят, довольно долго было. А потом начали появляться новы — измененные бестии. Никто еще никогда не видел, как и откуда они приходят, но, говорят, что их зверобоги лично приводят. Сначала появляется в разных местах несколько групп нов, потом все рождающиеся от старых бестий щенки уже тоже начинают выглядеть по-новому. И, что любопытно, всё к человеку ближе. Разговаривал я на эту тему с одним богословом из Аквинии — Тома его звали. Так вот говорил этот Тома, что сия тенденция есть знак совершенности человека, и, стало быть, является косвенным подтверждением того, что именно человек создан по образу и подобию божьему, коему зверобоги безуспешно пытаются подражать. Ну, не знаю. Может, и так. Я одного боюсь — как бы однажды подражание не стало совершеннее оригинала. Ибо не так уж эти попытки безуспешны.

Пока я размышлял, верги уже совсем близко подошли, так что я все подробности разглядеть смог. Точно, новы, и как я сразу не заметил? Осанка прямее стала, плечи шире — совсем фигура на человеческую теперь похожа. И шерсти у этих нов поменьше — да что там, почти совсем нет. Шерсть, в привычном понимании этого слова, у них только на голове и осталась — совсем как волосы у людей. А всё остальное тело короткой гладкой шерсткой покрыто. У предыдущего поколения еще на ногах шерсть кучерявилась, а у этих — вон — ноги из шорт торчат почти человеческие. Что еще? Глаза крупнее стали, пальцы длиннее. У вергов и так зрение — не чета человеческому, а теперь, стало быть, еще лучше станет. Лапа еще больше на руку похожа, значит, с инструментами они теперь получше управляться будут. И с оружием тоже. И головы, кажется, крупнее стали — не иначе мозгов теперь туда больше помещается. В общем и в целом, для нас появление нов — новость нехорошая. Потому что означает это, что туже нам придется. Но то, что для всех нас плохо, лично для меня может спасением стать. Потому что у первых нов поначалу опыта никакого нету. Я не про умение драться, по лесу бегать или в горло впиваться — в этом они с рождения мастера, этого у них не отнимешь. А вот тех крупиц опыта, добытых, когда непосильным трудом, когда невероятной удачей, но всегда — дорогой ценой; тех драгоценных песчинок, которые только иногда и перевешивают чашу весов судьбы в сторону жизни — этого у нов еще нет. И в этом моя надежда.