В небольшом, но уютном кофане у подножия горы Шар-Планина, примостившемся на самой окраине Призрена, Айвара явно знали, поэтому стоящий у дверей то ли служка, то ли официант учтиво поклонился, пропуская гостей, и коротко крикнул что-то на албанском. Из-за резной ширмы, скрывающей вход в служебные помещения, резво выскочило местное начальство, маленькое, круглое и волосатое, похожее на Винни-пуха из одноименного советского мультфильма. Увидев Айвара, мужчина расплылся на все тридцать два и торопливо застрекотал, как газонокосилка, на таком бесподобном немецком, что Григорий уловил только начало и конец фразы, поняв, что им рады, и “они всегда”. Айвар, небрежно кивая филологическим изыскам, сразу двинулся на веранду, бросив через плечо Григорию:

– Могу поклясться, что такого тушеного мяса ты еще нигде никогда не пробовал, – и уже обращаясь к ресторатору, коротко скомандовал, – таве козе, спеца ми джиз, шендетли… и, – Айвар поднял палец, – не беспокоить!

“Винни-пух” испарился, будто его и не было, а на крошечном столике для двух персон стали появляться столовые приборы, пышные лепешки, источающие потрясающий запах, и конечно же, виноградное бренди – ракия.

– У меня создалось впечатление, что ты сейчас говорил по-грузински, – улыбнулся Распутин.

– А? Нет, это местные блюда. Уверен, тебе понравится. Давай, за встречу и за удачу, которая позволила нам до сих пор оставаться на плаву, независимо от суровой окружающей действительности.

– Ты мне обещал сообщить, где сербская девчонка, – напомнил Распутин, развалившись на стуле, как только действительно потрясающая, тающая во рту баранина была безжалостно поглощена.

– М-м-м, забудь, – небрежно махнул вилкой расправляющийся со своей порцией фальшивый герр Вуле. – Она мечтала сбежать из этого ада и уже, наверно, в Италии. Позвонил моему хорошему знакомому из частной клиники. Её пообещали устроить, доучить, помочь получить европейский сертификат. Отправил с попутным транспортом. Теперь у нее будет новая жизнь и вряд ли она захочет возвращаться в этот дурдом…

– Жаль, – вздохнул Распутин, разливая по тяжелым, толстокожим рюмкам жёлтую ракию, – мне она приглянулась, хотел продолжить отношения…

– Какие твои годы! – хохотнул Айвар, – тут таких красавиц на любой вкус – немерено! И все хотят как можно скорее свалить. У тебя, как у почти француза, выбор более чем приличный…

– Айвар, ты же меня знаешь, я не коллекционер, – с нажимом произнес Распутин, скучающе разглядывая интерьер. – Помнишь песню “Чужой земли не нужно нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим”? Так это не только про чернозём…

– Какой ты всё-таки нудный, – поморщился “герр Вуле”. – Хорошо, я позвоню в Италию, узнаю, как с ней можно связаться, и передам тебе все координаты этой счастливицы. Только завтра, ладно? Сегодня я точно никого не найду. Давай лучше расскажи, как ты оказался в легионе… Хотя нет, это не так интересно, лучше о своих планах после службы. Осядешь во Франции?

– Вряд ли, – Распутин вытряхнул из графинчика последние капли ракии, – для хорошей, спокойной жизни в приличном месте зарплаты легионера категорически недостаточно. Буду думать. Как снискать хлеб насущный, я уже знаю, теперь надо понять, как снискать насущное масло с насущной колбасой…

Айвар заливисто, от души заржал, откинувшись на стул и запрокинув голову!

– Ой не могу! Ты неисправим! За твоё чувство юмора стоит выпить отдельно. Полюбуйся пока местными красотами, а я схожу, закажу нормальный коньяк, “привяжу коня” и попрошу Арди сделать собственноручно кофе по-албански. Не знаю, как это у него получается, но сколько я пробовал повторить – ничего не выходит. Официант!

Отсутствовал Айвар столько, что можно было привязать гужевой транспорт целого эскадрона, а когда появился, что-то в его облике изменилось. Куда-то подевалась показная беспечность и ленивая надменность, движения стали точными и экономными, а прищуренный взгляд – колючим и оценивающим. Одна улыбка осталась прежней, но она нелепо приклеилась к лицу, как часть резиновой маски, забытой после карнавала.

– Что то случилось? – участливо осведомился Распутин, внутренне напрягаясь.

– А, пустяки, – поморщился Айвар, – ни днём, ни ночью нет покоя. Придётся вернуться в госпиталь, – он посторонился, пропуская официанта с подносом, от которого по всей веранде моментально расползся кофейный аромат, – но только после того, как всё заказанное будет выпито и съедено. Голодным я тебя никуда не отпущу!

Распутин кивнул, пытаясь угадать причину изменившегося настроения бывшего соотечественника, а тот сел на свое место, покатал коньяк по пузатому бокалу и наконец-то поднял глаза на Григория.

“Да ты, братец, похоже, на коксе сидишь,” – подумал легионер, всматриваясь в огромные черные зрачки, за которыми полностью скрывалась радужка, сделав взгляд Айвара зловещим.

– Давай выпьем за твой личный успех, – поднял свой бокал с Хенесси “доктор Вуле”. – Несмотря ни на что, ты тоже, как и я, смог выбраться из этого ада по имени Россия и перейти на светлую сторону силы! Согласись, оказаться в рядах победителей – дорогого стоит. Кто этого еще не понял – vae viktis.[26] Во всяком случае, сербы точно осознали, чем грозят попытки ослушаться и сопротивляться! Скоро поймут и русские – они следующие. Прозит!

Айвар разом опрокинул в рот содержимое бокала, крякнул, подвинув к себе поближе десерт и крошечную чашечку с кофе.

– Пожалуй, я соглашусь с тобой, – медленно произнес Григорий, – сербы всё поняли, и русские уже догадались, что они – следующие… И ты прав, как бы не крутила судьба, я всё равно считаю себя успешным человеком. Поэтому пить буду за победу, – и сделав паузу, процитировал известный фильм, добавив со значением, – за нашу победу!

Кофе был великолепен. Недаром его рецепт активно присваивают себе все средиземноморские страны. В Турции он называется “турецким”, на Кипре “кипрским”, ну а на Балканах его наименования совпадают с количеством проживающих там этносов.

– Успех нам обеспечен, – поставив локти на стол и подперев голову руками, лениво вещал Айвар, – американцы достигли такой мощи, что уже никто и никогда не посмеет бросить им вызов. Нашей планете суждено оставшийся путь во Вселенной провести под звездно-полосатым флагом, как бы это не было кому-то противно. Осталось только найти свою нишу в железобетонной матрице “Pax Americana” и можно сказать – жизнь удалась. Я искал её давно, упорно и, кажется, нащупал… Правда, устаю зверски, впрочем, как и ты, Гриша… Я же вижу…

Распутин почувствовал, как свинцом наливаются веки и голова бессильно клонится вниз. “Удивительно, – успел подумать он, – какой крепкий кофе, но после него так тянет ко сну!” И провалился в небытиё, успев услышать, как Айвар громко зовёт кого-то по-албански.

Огромный крепостной колодец пугал и в то же время манил своим зевом. Тяжеленные металлические створки, открытые нараспашку, солнечный свет, падающий почти отвесно, всё равно не могли рассеять тьму, освещая аккуратную кирпичную кладку на пару метров вниз. Всё остальное оставалось во мраке. Откуда-то снизу доносилась капель. Капельки шумно клевали воду, но как не силился Григорий, он так и не мог рассмотреть, на какой глубине прячется живительная влага.

– Если долго всматриваться в бездну, Гриша, она начнет всматриваться в тебя!

– Артём Аркадьевич, мне просто обязательно надо узнать, где вода? Как глубоко?

– А зачем, Гриша? Ну десять метров, двадцать, сто… Какая разница?

– Если знаешь глубину, можно подобрать длину верёвки, привязать ведро и набрать воды…

– А ты уверен, курсант, что содержимое этого колодца вообще можно пить?

– Это же источник жизни. Родник… Разве бывает по-другому?

– Не просто бывает, Гриша, а почти всегда – “по-другому”!