— Мне очень жаль, — не отрывая взгляда от планки, которую обтесывал на полу, сказал я, — но ты не можешь рассчитывать на меня, Эли. Завтра мы приступаем к новой работе. Я считаю, что мы итак много для тебя сделали.

— Да, я совершенно согласен, — рассудительно произнес Эли. — И я признателен вам. Видишь ли, Кезия, они сделали для нас все, что могли. Комната потерпит, а земля ждать не может. Ты пока что поживи в общем доме, а я тем временем буду строить для тебя.

— Так не пойдет, — сварливо возразила Кезия. — Она-то может выбраться из этого притона. Для нее и комнатку сделали и даже лавку возле окна. А что она такого принесла тебе, кроме смазливого личика, на которое ты клюнул, как простак? Ладно, держись за нее и живи с ней. Посмотрим, что у тебя будет с этим личиком на завтрак, на обед и еще кое-где. Дай Бог, чтобы она тебя часом не отравила при той грязи, в которой содержит посуду, стоит мне только не присмотреть за ней.

— О, — запротестовала Линда, вскакивая с лавки, — от прежней ее грации остались лишь воспоминания. — Всего один раз я забыла помыть горшок.

Воспоминания о маленьком домике в Хантер Вуде, где все сияло чистотой, заставило меня вступить в спор.

— Линда вела хозяйство и до того, как познакомилась с вами, — горячо возразил я.

— Потому что такие глупцы, как вы, делали за нее всю работу. И сейчас делаете.

И отшвырнув ногой планку, над которой я работал, она бросилась к двери. В голосе ее было столько злости и яда, что всем стало ясно: копилось это не один день. Линда прижалась к стене. Я посторонился, пропуская разъяренную женщину, и бросил при этом взгляд на Эли. Ведь оскорблена была его жена, не моя — увы, не моя, — и если кому и нужно было вмешаться, то только ему. Я не имел права сделать это. Эли произнес всего две фразы — одну в адрес Кезии:

— После этого ты не переступишь порога моего дома, — другую — Линде: — Не обращай внимания, жена. Болтовня дурака, что треск веток в костре.

И он снова склонился над своей трубой у разоренного очага. Я проверил дверь, и удостоверившись, что она с легкостью закрывается, сложил инструменты и собрался покинуть дом. Эли повернулся ко мне со словами:

— Я очень признателен тебе, парень, и буду рад отблагодарить тебя, если понадобится моя помощь.

— Когда я начну распахивать свою землю, сразу же обращусь к тебе.

Линда проводила меня на крыльцо.

— Спасибо, Филипп, за все, что ты сделал, и что не сделал тоже.

Ее голос и улыбка были настолько милы моему сердцу, что, как восторженный юноша, я долго хранил их в памяти. Сердце мое ликовало. Я был рад как никогда, что приехал в Зион.

На следующей неделе прошел слух, что вдовец Файнеас Пикл намеревается жениться на Кезии. Через день стало известно, что Марта Пикл объявила о своем желании выйти замуж за Тима Денди. Насколько были связаны эти два события, трудно сказать, но думаю, что Мэри и Магитабель Пикл тоже с удовольствием ухватились бы за любую возможность сбежать из дома, где собиралась править Кезия. К тому времени Кезия добилась всеобщей ненависти в общем жилище.

Перед рождеством Файнеас Пикл начал строительство дома возле Прохода. Напротив него расположились Крейны. Весь поселок был потрясен известием о том, что Кезия собирается отобрать у Эли все имущество, приобретенное на ее средства. Эту новость принес Майк, который проявил определенные способности в лечении больных животных, так же как и людей. Однажды, придя к Эли, чтобы дать какое-то снадобье захворавшей лошади, он стал свидетелем визита Кезии, которая официально заявила о своем решении. Майк рассказывал, что при этом Писание цитировалось настолько часто, словно спор происходил между двумя епископами, а не между братом и сестрой.

Кезия и Эли договорились, что дело будет вынесено на рассмотрение совета старшин. Для начала необходимо было выбрать человека на место Натаниэля, и, к большому удивлению Майка и к моей собственной немалой радости, выбор пал на него. С того дня, когда мы присоединились к основной группе, увязшей в снегу, и Майк вправил сустав Моисею Пиклу, репутация его была прочно завоевана.

Файнеас Пикл и Эли, как заинтересованные стороны, не могли принимать участия в обсуждении. Поэтому нас осталось пятеро: Оливер Ломакс, Крейн, Мэтью Томас, Майк и я. Мы собрались в задней комнате дома Эли и при свечах начали рассмотрение дела.

Кезия утверждала, что Эли при отъезде из Маршалси имел ровно тридцать фунтов собственных сбережений. Она взглядом обратилась к Эли, и он подтвердил это кивком головы. Кезия одолжила ему средства, на которые он приобрел лошадей, корову, кибитку, свиней, птицу и инструменты. Все постельное белье, матрасы и кухонная утварь были вывезены из ее дома в Ладгейт Хилл. И теперь Эли неблагодарно вышвырнул ее на улицу.

— О, нет, — пояснила женщина, — она не возбуждает дело против брата из чистой злобы. Всего лишь из желания возвратить себе то, что по праву может считаться ее собственностью, чтобы она могла войти в дом своего мужа с приданым, подобающим порядочной женщине.

Эли выступил в своей прямолинейной манере. Он признал, что одолжил кое-что у сестры и намеревался все это вернуть, но сделать это сейчас и отдать все одновременно означало бы для него полное разорение и крушение всех планов, ради которых он проделал весь этот путь.

— Если вы вынесете решение не в мою пользу, я останусь ни с чем. И у меня не будет иного выхода, кроме как наняться на работу к какому-нибудь хозяину. И тогда мне придется влачить существование еще в худших условиях, чем в Англии, и к тому же я уже начал работать на своей земле.

Даже если бы я ненавидел Эли еще больше, эти простые слова все равно проникли бы в мою душу. Мысли о незавершенной пахоте, об огромных коричневых бороздах, проложенных на этой девственной земле, придавали Эли уверенности в своей правоте. Нужно было быть слепым и глухим, чтобы не понимать этого.

Изложив суть дела, брат и сестра вышли в большую комнату, оставив нас для обсуждения и вынесения решения.

— Собственность, — сказал Оливер Ломакс, считавший себя другом Эли, но ярый сторонник прав собственности, — не может считаться надежно защищенной, если то, что одолжено, нельзя востребовать с какой-либо надеждой на возврат. Нет никакого документа, оговаривающего срок возмещения. И если Кезия хочет получить свое имущество, то должна иметь такую возможность. Оно ведь может пригодиться Пиклу.

— Но не существует и документа, подтверждающего факта одалживания. И я сомневаюсь, что какой-либо суд принял бы на рассмотрение заявление Кезии, — возразил я.

— Это вам не суд присяжных, а совет справедливости, — тихо, но настойчиво заметил Крейн. — Эли признал сам, что одалживал деньги и вещи. — Да, признал, — снова вступил я. — Но попытайтесь ответить на вопрос, может ли человек одалживать при условии, что его вынудят вернуть все сразу в любой момент, не считаясь с обстоятельствами. Эли не глуп. Подумайте: когда Пикл покидал Салем, он запасся всем необходимым, не рассчитывая при это на имущество Кезии. Он взял все, что счел достаточным для ведения хозяйства. Эли самый лучший земледелец среди нас. И будет печально, если он лишится всего только потому, что злобная сварливая женщина не может простить ему, что он не построил ей отдельного места в своем доме. Он не выгонял ее. Она ушла сама, нарушив свое слово, и теперь требует одобрения бесчестного поступка.

— Мы должны быть очень осторожными, — заявил мистер Томас, складывая ладошки перед собой и любуясь ими с выражением, которое он считал соответствующим ситуации и собственному ответственному положению. — Мы удалены от источников закона и правопорядка, но если позволим Эли оставить себе одолженное имущество, требуемое к возврату хозяйкой, никто не даст никому больше взаймы, потому что станет ясно: в Зионе нет закона, и одолжить здесь — значит забрать. Эли должен отдать все законной владелице. Ну так я и думал. Ты же считал себя другом Эли. Но ты всегда прятался за чужие спины. Вот и сейчас, когда ты видишь, что у Эли нет ничего за душой, а Кезия богата, опять держишь нос по ветру!