– Вы не узнаете меня, Дэвид Фрезер? Может, перейдем на английский, чтобы не смущать моего компаньона?

– Кэтриона Макноррин! Что вы здесь делаете?

– Разыскиваю Маргарет Макки. С ней должен быть маленький ребенок. Они недавно покинули Страт-Гласс. Несколько дней назад ее деревню сожгли. Не переселились ли они в Фаррар?

Кэтриона снова заговорила по-гэльски. Она быстро и толково объяснила братьям, для чего ей нужно найти Эндрю и почему рядом с ней этот англичанин.

Доминик улыбнулся мужчине, который только что собирался ударить его ножом.

– Так вы не станете препятствовать моему передвижению? Я способен не замечать того, что меня не касается, и делаюсь абсолютно глухим, когда это необходимо. Хорошо, что судьба послала нам таких проводников. Ведь вы не хотите, чтобы на мои продрогшие кости кто-нибудь случайно наткнулся в вереске?

Шотландец протянул руку и назвал себя:

– Алан Фрезер.

Доминик не колеблясь ответил на рукопожатие.

– Отличная встреча, Алан Фрезер. Сражались на Пиренеях? В составе семьдесят девятого?

– И сохранил самые лучшие воспоминания об английском офицере. – Фрезер повернулся к брату: – Майору Уиндхэму ты можешь доверять так же, как мне, Дэви.

– Слово чести офицера, – не замедлил подтвердить Доминик. – Что бы я здесь ни увидел, я никому об этом не сообщу.

Алан повел плечами, как бы оправдываясь.

– Я знаю, винокурня – лакомый кусочек для таможенников. Чиновники хотели бы ее заполучить, а нас выкурить отсюда – мы доставляем им слишком много хлопот.

Через несколько минут они подошли к скале, где под нависающим козырьком расположился подпольный цех. В небольшой хижине было тепло и сухо. Трое братьев вернулись обратно караулить винокурню, а Алан и Дэвид Фрезеры остались с гостями.

Доминик сел на лавку – с него капала вода, на одежде висели ошметки болотной тины. Прислонившись спиной к стене, он глотнул виски. Кэтриона увидела его обнаженную грудь, как тогда, перед лондонской церковью; только на сей раз его рубашка была принесена в жертву ради спасения пони. Из-под распахнутого пиджака блестела тугая кожа, покрытая слоем грязи.

– У вас отличное виски – льется по языку подобно шелку. – Доминик усмехнулся. – И как огонь стекает в горло. Здесь можно организовать хороший легальный рынок. Почему до сих пор все это спрятано?

– Такса, майор Уиндхэм, – сказал Дэвид. – Мы не можем тягаться с южными долинами. Их виски не облагается такими пошлинами, как наше. Уайтхоллу выгодно, чтобы шотландцев стало меньше – скоро от этих разгневанных кланов не останется ничего, кроме легенд для истории. Ваше правительство хочет заставить нас бежать быстрее лани.

– Это и ваше правительство тоже, мистер Фрезер, – заметил Доминик.

– Как же! – фыркнул Алан. – Такое же наше, как и армия! Не обижайтесь, майор, но в Лондоне до нас никому нет дела. А наша прекрасная шотландская знать виляет хвостом перед вашей властью. Эти новоявленные правители лезут из кожи, чтобы походить на англичан, больше, чем сам король Георг. Но он-то был и остается немцем! С тех пор как Ганноверское племя укоренилось на троне, началась наша тихая смерть. Вспомните Каллоден. Быстрее было бы переколоть нас всех кинжалом, чем устраивать медленное удушение. Но они знают, что мы все стерпим. Так мы и пробавляемся этим черным бизнесом с петлей на шее. Хрипим и говорим себе, что это галстук. Кстати, о галстуке... – Фрезер искоса посмотрел на Доминика. – Вы неподходяще одеты для холмов, майор, и, кроме того, вам нужна другая обувь, например, такая, как моя, чтобы выпускала воду. – Он вытянул ноги, показывая свои мягкие кожаные башмаки со специальными разрезами. – Главное, чтобы под обувью были шерстяные носки – они сохранят ваши ноги в тепле, а влага не имеет значения. И потом, вы должны носить килт, как все мы – мокрые штаны вредны для ног. Так вы довольно скоро выйдете из строя, и тогда уж точно грифы будут клевать ваши кости.

– Вы пытаетесь вежливо сказать, мистер Фрезер, что моим брюкам уже ничто не поможет? – Доминик огорченно посмотрел вниз. – И что мои прекрасные ботинки разрушены, а сам я могу схватить воспаление легких? Мисс Макноррин уже превратила свою юбку в некое подобие килта. Мне следует сделать то же самое?

– Вероятно, если не хотите, чтобы вас в темноте приняли за таможенника и зарезали. Здесь вы можете сменить одежду, а потом отправитесь в холмы.

– Зачем в холмы? – встрепенулась Кэтриона. – Разве миссис Макки и ребенок не в долине?

– Девушка, милая, – Дэвид с извиняющимся видом потер свой длинный нос, – до встречи с вами мы проделали немалый путь. Мы только что оттуда. Маргарет Макки уехала из своего дома прямо перед пожаром, но мы не знаем, куда она увезла ребенка. Одно я могу сказать точно – в долине Фаррар ее нет, мальчугана тоже.

Дождь лил как из ведра, но небо над горами уже посветлело. Доминик наблюдал, как над блестящими мокрыми вершинами высоко парит горный орел. В его душе что-то сдвинулось, и сердце сжала нестерпимая тоска. Он вспомнил слова Кэтрионы: «Это сладкое чувство всегда окрашено меланхолией. Кажется, что к тебе приплывает материнская колыбельная, которую ты слышала в полусне, будучи ребенком. Это сожаление о том, что уже свершилось, но никогда не сможет целиком заполнить твое сердце».

Несмотря на недавний ливень, его ногам, одетым в толстые шерстяные носки, было тепло, мягкие кожаные башмаки одинаково хорошо впускали и выпускали воду; голова под кожаной шляпой оставалась сухой, как и выстиранный и отутюженный пиджак, под которым была свежая рубаха. Плед, обернутый вокруг плеч, хорошо защищал от дождя и солнца, а брюки сменил килт густого синего цвета с зелено-коричневыми проблесками. На этом ярком фоне резко выделялись две полоски – белая и красная. Новый костюм создавал ощущение комфорта, коим Доминик был обязан заботливой женщине, родившей пятерых замечательных мужчин.

Когда туман рассеялся, братья отвели их с Кэтрионой в дом своей матери. Торфяной коттедж находился в небольшой долине, являвшейся лишь небольшой частью необъятных владений Макнорринов. Поместье сохранилось в старых границах благодаря своему верному стражу – замку Дуначен, который отныне составлял часть наследства малолетнего Томаса Макноррина. У входа в жилище блеяли бараны, квохтали куры. Таким же набором звуков была для нее его английская речь – женщина понимала только по-гэльски, однако это не помешало ей радушно приветствовать его. Она держалась с учтивостью герцогини.

Доминик решил окунуться в озере, чтобы смыть остатки болотной грязи, после чего миссис Фрезер отыскала килт и поднесла ему.

– Это килт ее мужа, – пояснила Кэтриона. – Она говорит, что для нее будет честью, если вы примете его.

– Разумеется, я заплачу, – поспешно сказал Доминик.

– Ни в коем случае! – запротестовала Кэтриона. – Берите! Как-нибудь потом найдете способ отблагодарить ее. Миссис Фрезер делает это с удовольствием. Алан сказал ей, что помнит вас по Испании: это правда, что он обязан вам жизнью?

Доминику не очень хотелось рассказывать о том давнем эпизоде.

– Да, правда.

– Типичная история, не так ли? Вы проявили героизм, а теперь стесняетесь упоминать об этом. Вы будете говорить о виски, о погоде – о чем угодно, только не о том, как спасали друга. Берите подарок, он от чистого сердца. У миссис Фрезер в Испании погибли два других сына.

Женщины покинули дом на время примерки. Маленькие козлята прыгали в углу загона, пока Алан Фрезер демонстрировал, как шотландские горцы носят свою одежду. Когда Доминик вышел показаться Кэтрионе, ожидавшей на солнышке, миссис Фрезер засмеялась и одобрительно кивнула, а потом произнесла что-то по-гэльски.

– Что она говорит? – спросил Доминик. Кэтриона слегка покраснела:

– Она сказала, что ваши ноги созданы для килта. Миссис Фрезер улыбнулась и прибавила что-то еще. Кэтриона покраснела еще больше: