Дальше все происходящее стало походить на спектакль. Собаки бегали туда-сюда, женщины выдерживали свою роль, а Доминик с пастухом передвигались между скалами. При этом пастух свистел собакам каждый раз с нового места. Солдаты начали ходить кругами и этим очень напоминали овец. Краснолицый офицер ездил взад-вперед, потея и ругаясь; лошадь под ним взмокла и уже не раз вставала на дыбы. Он послал несколько пар солдат в направлении последнего свистка, но, несомненно, боялся устроить более основательную облаву, чтобы не ослабить отряд. Если бы солдаты стали охотиться за пастухами по всему склону холма, дисциплина его подчиненных могла упасть окончательно.

– Дельный парень, – ухмыльнулся Доминик, наблюдая за офицером. – Давай, приятель, держи их вместе – все равно никакая армия не перехитрит шотландских горцев – тем более на их собственной территории.

– Но вы же англичанин! – с недоумением заметил пастух.

Доминик засмеялся.

Флетчер внезапно щелкнул хлыстом и, пустив галопом свою лошадь, вместе с группой офицеров поскакал прочь, а солдаты дружно повернулись, как на парадном плацу, и уже через секунду отряд отправился назад, оставляя позади Глен-Рейлэк.

Только окончательно убедившись в своей победе, Доминик обернулся к пастуху и миролюбиво сказал:

– Вы просто молодец! А теперь собирайте своих чертовых овец и уходите отсюда. Остатки виски – ваши, и вот вам немного золота за причиненное неудобство. Я добавлю еще, если вы пообещаете, что не расскажете об этом ни одной душе.

– О, я никому не скажу, – охотно пообещал пастух. – Я не хочу, чтобы меня считали полным идиотом! А вы, сэр, больше не будете кидаться на меня как сумасшедший?

– На вас – никогда! – Доминик дружески похлопал пастуха по плечу.

Дальше он поехал один, с трудом пробираясь между овцами, которые теперь гуртом устремились обратно к крутому склону.

Женщины начали расходиться, и лишь одна из них продолжала стоять сложив руки на груди, в ожидании, когда Доминик подъедет к ней.

– Вы упорны как неугомонная пчелка из молодого выводка, – сказала Кэтриона. – Здесь только что были красные мундиры короля Георга, но они ушли. Вы попали не на ту сторону. Не лучше ли вам, как офицеру его величества, отправиться вместе с ними?

Сердце ее до сих пор стучало как молот. Когда помощник шерифа выстроил у моста солдат с мушкетами, она не на шутку испугалась. Сейчас ее страх еще больше возрос из-за сильной тревоги, связанной с новым секретом. Доминик Уиндхэм не должен ничего знать, даже если это грозит закончиться для нее полным крахом. Она пыталась отправить его домой, но он не слушался; однако теперь, если бы ей показалось, что он собирается уехать, она бы этого не вынесла. Чем разрешится это противоречие, она просто не представляла.

Доминик остановил пони и посмотрел вниз.

– Может, килт и прекрасен для ходьбы в холмах, – сказал он, легко соскакивая с седла, – но ездить верхом в таком одеянии сущее наказание. – Он закинул на плечо конец пледа. – Ребята в красных мундирах – это совсем не смешно. За каким дьяволом вам нужно было играть с солдатами короля Георга?

– Я не играю. – Кэтриона, казалось, ничуть не обиделась. – Правда, я позволила этим женщинам немного повеселиться, пока еще есть возможность.

– Флетчер вернется. В следующий раз он приведет кавалерию.

– Для этого нужно разрешение от генерального прокурора Шотландии. Он не дозволит своим подданным напасть на нас, так что все отодвинется как минимум на неделю. К тому же они не станут воевать с женщинами.

Доминик круто повернулся; широкий плед веером закрутился вокруг него.

– Послушайте, Кэтриона, ради Бога, выкиньте из головы эту затею! Я хорошо знаю человека, с которым вы собираетесь воевать.

– Ну и что вы предлагаете?

Он оглянулся на долину, и на его скулах заиграли тугие желваки.

– Мы поедем в Инвернесс и будем добиваться отсрочки, пока не найдем Эндрю. С этого я хотел бы начать.

«Значит, он не собирается сдаваться, – с испугом заключила Кэтриона. – О Боже!» Страх холодными щупальцами обволок ее сердце, заставляя его выковывать бесконечные удары в груди.

– Но мы не можем доказать, кто отец ребенка. Глаза Доминика превратились в зеленый лед.

– Тогда возьмем их на пушку. Истинное лицо судебной практики – не факты, а обман. Наймем адвокатов – они каждый день оттачивают зубы на фальсификации. Сейчас же садимся на лошадей и едем в Инвернесс.

Кэтриона с досадой вздохнула – она с трудом сдерживала гнев. Можно только поражаться мужской самонадеянности! Однако она не могла не видеть, что Доминик настроен решительно и непременно сделает то, что задумал. Следовательно, у нее вообще не оставалось шансов на успех.

– Вы все время контролируете меня, говорите за меня, думаете за меня! Поезжайте в Инвернесс, а я остаюсь здесь.

– Маршировать с женщинами и воевать с фартуком в руках? – Доминик схватил ее за руки. – Кэтриона, это безумие. Порох в их мушкетах настоящий! Если вы не можете спасти людей, зачем рисковать их жизнями?

Она смотрела ему в глаза, выставляя против его гнева свой.

– Вы думаете, женщины в долине Макноррина не отстоят свои дома? Плохо же вы знаете шотландских горцев!

Зеленые глаза потемнели, как море в шторм.

– Кэтриона, опомнитесь! Я пытаюсь понять ваше упорство, пытаюсь ухаживать за вами...

И тут неожиданно она взорвалась:

– У меня нет времени ни для вас, ни для ваших ухаживаний! И не надо меня больше соблазнять. Возвращайтесь лучше поскорее к себе в Англию!

– Я бьюсь за ваше дело, – мрачно сказал Доминик, – и останусь с вами.

В отчаянии Кэтриона вырвалась из его рук, одновременно желая, чтобы он ушел и чтобы заключил ее в объятия.

– Отправляйтесь в Дуначен! – выкрикнула она. – Там вас накормят горячей пищей. Завтра у вас будет лошадь, и вы сможете уехать. Сегодня вечером в долине устраивают кейли.

– Кейли? Что это такое?

– Сбор. Вечеринка. Люди хотят отпраздновать изгнание Джерроу Флетчера. Вы думаете, мы повенчаны с печалью?

– Мы? Вряд ли это относится к Фрезерам и Александру Крисхольму, как и к любому другому, кто делил со мной кров и очаг на той неделе. – Доминик взглянул на высокие скалы. – Хорошо, что и вы не повенчаны с печалью, Кэтриона.

– Это мои дяди. – Кэтриона указала рукой на стену холла. – Ни того, ни другого уже нет на свете.

В просторном помещении главной башни замка Дуначен висели два портрета: с одного смотрел молодой человек, с другого – мальчик. Глаза мужчины были необыкновенно синими. Мальчик сидел на пони, и у него тоже были синие глаза, похожие на море. Сзади громоздился красный замок, тесня к краю поблескивающего Лох-Рейлэка складки холмов, с которых как змейки сползали три желоба, несущие в озеро свои воды.

Доминик оглянулся, и у него перехватило дыхание. Все произошло неожиданно. Он стоял, зачарованный синевой вспыхнувших глаз, белизной кожи и округлостью тела. Это была не хорошенькая кокетка, а женщина редкой красоты. Кэтриона надела вечернее платье из темно-голубого шелка, с высокой талией, подчеркивающей ее красивую грудь. Темные кудри были убраны со лба и схвачены сверху лентой такого же цвета, как и ее огромные глаза. Он никогда не видел ее ни в чем другом, кроме дурно сидящей одежды, которую обычно носят служанки. «Дома у меня есть платья для Инвернесса». Видимо, одно из них она надела к ужину. Для него? Желание шевельнулось как встрепенувшийся дракон.

У молодого человека, изображенного на картине, был красно-синий плед. Калем Макноррин тоже носил плед.

– Оба моих дяди, – сказала Кэтриона, – были очень красивые. Маленький мальчик вырос и стал мужем дочери Ратли, леди Мэри, а старший – владельцем имения. Он мог бы оставить кучу сыновей, чтобы было кому завещать Глен-Рейлэк, но, увы! Оба женились на англичанках, у которых в венах был жидкий чай вместо крови.

– Зря вы все валите на англичан – шотландские помещики сами отлучают своих людей от земли и родных домов.