Вот теперь, кажется, можно и согласиться, — подумала Даниэла. — Он уже полностью убежден в авторстве этой идеи.
—Это еще надо обговорить, — сказала она вслух.
— Надо.
— Тогда первое, что я попрошу — это разрешение на свободу действий.
Он взглянул на ее груди, такие роскошные, такие плотные, и почувствовал, что в нем опять нарастает желание.
Эх, Юра, не туда ты смотришь, -подумала Даниэла. Она слегка пошевелилась, груди ее затрепетали, и Лантин тяжело задышал.
— В системе госбезопасности ведь работаешь ты, а не я, — сказал Лантин, придвигаясь ближе. — Зачем тебе мое разрешение?
Она потянулась рукой к его вздыбленной плоти и слегка сжала ее у основания, в то же самое время коснувшись затвердевшими сосками его грудных мышц.
— Настоящая-то власть — у вас. Я имею в виду, власть разрешать и запрещать. Без вас наша контора и гроша ломаного не стоила бы.
Он судорожно вздохнул.
— Такая власть! — прошептала она, сжимая его член. — Такая большая!
Лантин закрыл глаза, шумно задышав открытым ртом. Он думал, как крепко он держит Даниэлу в руках.
Может, она и хитрая бестия, но против его она и пикнуть не посмеет. Она знает свое место. Гарантией того служит компрометирующий ее материал, что лежит в его сейфе. А это значит, что любые его прихоти она будет выполнять беспрекословно.
Чжан Хуа почти бежал через площадь Тяньаньмынь. Он опять опаздывал на встречу с У Айпином, и ему не очень хотелось снова слышать ехидные комментарии министра по поводу этой его скверной привычки.
Он быстро поднялся по широкой лестнице Исторического Музея, расположенного напротив здания Народного Собрания. Так же быстро проскользнул мимо огромной рельефной карты Китая, занимающей вместе с цитатами из Мао и хронологической схемой династий правителей страны почти всю стену в прохладном фойе. Повернул налево, затем направо и наконец очутился в комнате, в центре которой стояла десятиметровая лодка, выдолбленная из цельного ствола гигантского дерева, обнаруженная во время раскопок в Цзянсу в 1958 году. Считается, что это очень древняя лодка, но, как и большинство других экспонатов музея, она могла быть как реставрированным предметом старины, так и просто копией. Китай слишком много раз подвергался разграблению, и мало осталось исторических реликвий, чтобы заполнить даже главный музей страны.
— Приношу тысячу извинений, товарищ министр, — сказал он, приближаясь к У Айпину, внимательно изучающему копию календаря периода династии Шан, то есть между XVI и XXI веками до новой эры. К великому облегчению Чжан Хуа, он не отпустил ни одной из своих обычных едких шуток. Просто стоял и смотрел на свиток, висящий на стене.
Затем он молча двинулся к застекленным шкафам, стоящим вдоль стены. Чжан Хуа последовал за ним и увидел, что в первом из них были выставлены различные виды старинного оружия.
— Осознаешь ли ты, Чжан Хуа, — обратился к нему У Айпин, — что все эти красивые рукоятки ножей, копий и топоров были, в основном, изготовлены современными умельцами по их изображениям в старинных манускриптах? Когда я об этом думаю, я начинаю чувствовать гордость за современный Китай.
А я начинаю чувствовать тошноту, -подумал Чжан Хуа, — потому что это заставляет меня вспомнить, сколько разрушено и разграблено всяческими гвай-ло. Ничего не осталось от нашего славного прошлого, кроме этихпечальных подделок, которые только выглядят предметами старины.Этого Чжан Хуа, конечно, не сказал, а сказал он только ни к чему не обязывающее:
— О да, конечно, товарищ министр.
Они двинулись к следующему шкафу. Там были выставлены различные сельскохозяйственные орудия, вроде бронзовой лопаты, выглядящей как настоящая, каменных мотыжек и серпов, сделанных из морских раковин. Тут же висел список сельскохозяйственных культур, выращиваемых в древнем Китае, составленный на основании старинных рукописей. У Чжан Хуа эти экспонаты вызвали точно такое же чувство, как и предыдущие.
— Теперь, когда дело сделано, — сказал У Айпин, — я, пожалуй, поставлю тебя в известность о наших успехах. Мне хочется заставить тебя корчиться в муках, наблюдая падение своего учителя. Ты ведь в душе сохраняешь лояльность по отношению к Ши Чжилиню — ты, моя собственность! Вот я и хочу отплатить тебе за эту лояльность.
У Айпин говорил все это тоном, каким обычно беседуют друзья, прогуливаясь по музею.
— Последняя из наших телеграмм отослана в Гонконг, — продолжал он. — Возглавляемая мною ЦУН, пошарив по сусекам министерских фондов, собрала достаточно денег, чтобы скупить все долговые расписки фирмы «Тихоокеанский союз пяти звезд», ухнув на это свыше двенадцати миллионов долларов. Теперь мы контролируем эту компанию. Главное звено в генеральном плане Ши Чжилиня нейтрализовано. Теперь, когда мы стали главными партнерами сэра Джона Блустоуна, можно считать, что песенка Ши Чжилиня спета. Он лишился рычага, с помощью которого он мог перевернуть Камсанг и заставить его работать на себя.
— Камсанг может погубить нас всех, — горячо возразил Чжан Хуа. — В этом я абсолютно согласен с Ши Чжилинем. Секреты этого проекта слишком опасны, чтобы...
— Замолчи! — прошипел У Айпин, предупреждая и одергивая одновременно. — Мне тошно слушать это слюнтяйство! Окруженный со всех сторон, Китай похож на осажденную крепость. Если мы но дадим решительного отпора Советам, то они раздавят нас. Эти пограничные инциденты в Юньнани являются пробным шаром в широкомасштабной кампании, направленной на то, чтобы уничтожить нас. Камсанг будет нашим гарантом, что этого не произойдет никогда!
Чжан Хуа узнал бешеный огонек, поблескивающий в глазах У Айпина, — это глаза фанатика. Ужасно было даже подумать, что в его руки попала такая власть. Притулившись плечом к застекленному шкафчику, он подумал с тоской, что, задействовав Камсанг, полоумный министр их всех обрекает на гибель. Да и себя тоже.
— Кстати, о нашем сэре Джоне Блустоуне, — добавил У Айпин несколько более спокойным тоном, видя, что Чжан Хуа не собирается ему перечить. — Я получил от него телеграмму, пересланную через Гонконгский и Азиатский Банк. Ему нужны дополнительные средства, чтобы скупить оставшиеся акции Пак Ханмина. — У Айпин, очевидно, упивался сознанием того, что Блустоун теперь егоагент. — Вчера вечером я созвал ЦУН и, хотя риск и велик, уговорил их еще пощипать министерские фонды. Поскольку мы можем рассчитывать, что наши вложения скоро вернуться сторицей, мы сегодня утром отправили ему требующуюся сумму. Это последний гвоздь в гроб Ши Чжилиня.
— Но, товарищ министр, — робко возразил Чжан Хуа, — Ши Чжилинь сам собирался переслать им деньги.
А Айпин высокомерно улыбнулся. — Конечно, собирался. Но я его опередил, пробив тем самым брешь в его плане. Теперь, управляя Блустоуном, я могу контролировать события. И ты, мой добрый Мышонок-Лаошу, сообщишь мне, когда Ши Чжилинь пошлет следующую закодированную радиограмму своему Митре. Как только это произойдет, я попрошу аудиенции у премьера. Наконец-то у нас появились реальные шансы разделаться с Ши Чжилинем! Как только он даст команду о начале завершающей стадии его гонконгской операции, можешь считать его покойником. И, как только мы его устраним, мы тотчас же заменим генералов, которым он сумел запудрить мозги, нашими людьми. Вырвав у него из рук топор, который он натачивал несколько десятилетий, мы используем его таким образом, каким он сам, по причине трусости, никогда не собирался пользоваться. Пришло время быстрых и решительных действий. Со дна нашего болота подымается пузырь, заряженный огромной энергией. Когда он лопнет, все мои враги будут сметены с лица земли.
Семеня рядом с широко шагающим министром, Чжан Хуа заметил перемену в интонации, с которой тот произнес последнюю фразу. Но промолчал, как обычно.
Джейк наблюдал, как Блисс спит, наполовину выпроставшись из-под цветастого покрывала. Когда он вылез из кровати, солнечный свет, вливающийся в окно, коснулся его плеча, как меч, посвящающий в рыцари. Он снова в Гонконге. Она спит, и он наблюдает за ней с напряженным вниманием, будто пытаясь разгадать загадку. Он чувствовал на душе все тот же дискомфорт, от которого страдал, лежа рядом с ней в полусне-полудреме. Он усиленно пытался снова заснуть, ощущая какое-то беспокойство от ее близости. Шелк ее кожи, аромат ее дыхания, касающийся его щеки, легкие, как воздух, пряди ее волос, щекочущие его плечо. Он чувствовал, как, ритмично подымается и опускается ее грудь, и ему казалось, что он погружен в воды Южно-Китайского моря у острова Чеунг Чоу и слышит крик Фо Саана, доносящийся к нему из ниоткуда:
