Пьеса называлась „Бегство рыжей звезды“.

Рыжей звездой была уличная кошка Беатриска. Она вела голодную и вольную жизнь, дружила с другими кошками и больше всех – с маленьким Оськой. Два жулика решили сделать на Беатриске бизнес: поймали ее, отмыли, откормили, превратили в пушистую красавицу, придумали ей породу „королевская аналостанка“ и поместили на кошачью выставку. Случилась сенсация. Беатриска стала экспонатом номер один. Получила кучу дипломов и медалей. Вокруг нее вертелась толпа репортеров. Бывшая беспризорница спала на атласных подушках, ела деликатесы известных фирм, ею восхищались тысячи любителей и знатоков… Но платой за все была клетка. И тоска по Оське…

А Оська никогда не бросал друзей в беде…

Инки выпало третий раз спасти Полянку. Сначала спас, когда она была стрекозой, потом – когда мухой, и вот теперь опять… Тут уж никуда не денешься…

Сперва Зоя хотела, чтобы Беатриску играла Света. Во-первых, она и вправду рыжая, во-вторых, заметно было, что есть в ней, как и в Оське, кошачьи повадки. Но на первой же репетиции умная Света решила:

– Не-е… Лучше я буду продавщицей сосисок. А Беатриской пусть будет Поля. Потому что Инки, когда играет, смотрит на меня, а думает все равно о ней…

Это было настолько правдой, что не имело смысла даже смущаться. И никто не засмеялся. Чего смеяться над очевидностью. Только Полянка жалобно возразила:

– Какая из меня кошка…

– Вы-дрес-си-ру-ем, – выговорил трудное слово маленький Никитка. И вот тогда раздался смех, обрадованный и необидный.

Никитка был человек решительный и „лишенный комплексов“ (по словам Зои). Он ничуть не смутился, когда узнал, что ему придется исполнять в спектакле несколько песен. За котенка Оську, за утреннее Солнышко, за растущие на улице цветы (сразу за целый газон). Потому что у других „артистов“ голоса были совсем никакие, а у Никитки – чистый и звонкий.

Инки обмер, когда подумал было, что ему придется петь на сцене. Ладно, в котенка он превратиться еще мог, но в Иосифа Кобзона или Аллу Пугачеву… Ему объяснили, что на магнитофон запишут Никиткино пение, а Оське придется лишь делать вид, что поет.

– Это называется „исполнение под фанеру“, – объяснила Зоя. – Прием не очень честный, но его используют даже знаменитости, когда им лень стараться. А нам тем более простительно…

– Но орать дурным голосом придется самому, когда тебе наступят на хвост, – заметил один из близнецов, то ли Ромка, то ли Славик, оба они были не лишены юмора.

Впрочем, Инки уже знал, что эти два шестиклассника никакие не близнецы и вообще не братья. Просто „игра судьбы и природы“ (опять же по словам Зои). Редкий случай свел в одном городке двух удивительно похожих мальчишек, и они подружились благодаря такому сходству. И гордились им, и порой пользовались для всяких фокусов. И мечтали о спектакле „Принц и нищий“, но это, говорила Зоя, будет позже, „когда соберемся с силами“…

В компании „штурманят“ вообще знали всё про всех. Даже то, что бесстрашный Никитка боится темноты, что меланхоличный и вроде бы неспособный к нежным чувствам Валерий Князев, одноклассник Гвидона, безнадежно влюблен в молоденькую учительницу музыки (она это и сама знала, и жалела Валерку, но что делать?). И что у Зои „хвост“ по математике и родители недовольны ее возней с „этими пиратами“, но махнули рукой. И что у Юрася нелады с английским и родители наняли для него репетиторшу (ведьма, как в кино „Замок на болоте“ – видели?) и грозят его выдрать, если он хоть разик сбежит с занятий, а он сбегал уже два раза, но она почему-то не наябедничала…

Только про Инки знали не всё. Никому, кроме Полянки, не рассказывал он о Дагги-Тиц. Не то чтобы стеснялся, а думал, что история о погибшей мухе может показаться до невозможности мелкой и даже обидной по сравнению с гибелью Бориса. А это было совсем разное, и одна печаль не исчезает, если живет рядом с другой…

Пьеса „Бегство рыжей звезды“ была не маленькая. И гораздо серьезнее „Мухи-Цокотухи“. „Не в пример сложнее в психологическом плане, – высказывалась Зоя. – Здесь характеры…“

Спектакль должен был начинаться песней Солнышка – оно появлялось над крышами города. Вернее, над картонными кровлями собирался возникнуть Юрась в рыжем парике, в щетине лучей из фольги и сделать вид, что поет, а за кулисами включали магнитофон. И звучал Никиткин голос:

Ночью все кошки серы —
Это ясно, как банка консервов,
Потому что нет светлого дня,
Если нету в небе меня.
Но едва над землей начинается день,
Кошкам всем на себя любоваться не лень.
Всякий кот станет бел, полосат или рыж,
Только я появлюсь из-за крыш.
Чтоб кошки не были серы,
Я с утра принимаю меры:
Краски лью на них с высоты —
Расцветайте, коты, как цветы.
„Расцветали“ перед зрителями несколько пестрых кошек, и среди них, на первом плане, Инки.
А я бродячий котенок Оська!
Когда сосиски несут в авоське,
Люблю их цапать, подкравшись сзади.
Одной сосиски мне хватит на день.
Не знаю мамы
И папы тоже,
Сестер и братьев не знаю я.
И часто голод мне брюхо гложет.
Зато здесь всюду
Мои друзья.
Я здесь родился, мои здесь корни,
Меня здесь любят дитя и дворник.
Меня гоняет лишь пес-бродяга,
Но до забора – всегда два шага.
Все эти крыши
И все заборы,
Домов заброшенных
Все этажи —
Весь этот город,
Да, этот город,
Мне этот город
При-над-ле-жит!

Начиналось утро на городской улице, появлялась торговка сосисками, Оське удавалось стащить у нее пару сосисок и поделиться с Беатриской. Затем они разбегались по своим делам, а на сцене появлялся Лесник (то есть Валерий Князев с подушками под зеленым кафтаном и в шляпе с пером).

Сюда забрел я лишь на час —
Заставили дела.
Как можно жить, спрошу я вас,
Когда кругом бедлам?
Я этой жизни не снесу,
Совсем, совсем я скис,
Поскольку жить привык в лесу,
Поскольку я лесник.
И для людей, и для зверей
Здесь, в городе, беда…
Эй, кошечка, давай скорей
Беги ко мне сюда! —
это он появившейся Беатриске.

Она была легкомысленным созданием – не совсем еще взрослая, хотя и постарше Оськи. И подошла к Леснику, от которого пахло вкусной домашней пищей. Тот сгреб беспризорницу и отнес в свой лесной домик.

Сперва Беатриске у Лесника понравилось: свежей рыбки и молока – сколько угодно, кругом прекрасная природа. И Лесник оказался добрым дядькой. Но… она была уличным созданием и долго не выдержала. Загрустила по мусорным кучам, по городскому шуму, по Оське и даже по вредному псу Бурбону, который готов был „р-разорвать всех на свете котов и кошек“, но не разорвал ни одной, а, наоборот, отбивал их от живодеров.

Но от двух хитрых жуликов отбить Беатриску Бурбон не сумел. И через какое-то время было объявлено, что на кошачьей выставке появится новая „звезда“ небывалой красоты.