– А где он теперь?

Полянка потерла щеки, опять глянула вперед и сказала:

– Его убили.

Полянка рассказала, как все случилось. Коротко рассказала, с намокшими глазами, но понятно.

– Это все из-за нашего полуподвала, на Штурманской… Хорошее такое помещение, невысокое, но просторное. Мы там занимались, я уже говорила. Был детский клуб… Мы сами там все отремонтировали, рамы починили, стены покрасили. Мелькер все деньги потратил, которые копил на мотоцикл… А когда все стало как новенькое, полуподвал сразу понравился начальникам. Даже не начальникам, а одному тут… бизнесмену… Есть в Брюсове такой… по фамилии Молочный… Все старается захапать себе, чтобы сделаться самым главным в городе, главнее мэра, Волчаткина. Этот Волчаткин ему во всем поддакивает… Молочный узнал про наш полуподвал и решил, что там получится хорошее кафе, вроде „Макдоналдса“. А Волчаткин сразу устроил комиссию, та явилась и говорит: „Здесь не приспособлено для детских занятий, освобождайте…“ Понимаешь, это когда мы столько сил положили… И куда нам деваться? А они говорят: „Куда хотите, это не наше дело…“ Тогда Мелькер и сказал им, что будет биться до конца за наш клуб, пусть хоть убивают… Он, конечно, не думал, что они это сделают по правде… А они это сделали. Только не сразу, а по-хитрому… – Полянка стала похожа на ощетиненного мальчишку.

– Подослали убийцу, да? – тоскливо спросил Инки. Он боялся, что Полянка заплачет по-настоящему.

– Подослали… троих ребят. Восьмиклассников. Потом оказалось, что один был племянник начальника милиции, который друг Волчаткина. Они пришли, будто записаться в клуб. Ну, Мелькер обрадовался, нам старшие мальчишки были нужны, а то ведь только Гвидон да Валерий, на них главная работа, когда что-то надо мастерить. А тут сразу три помощника! Мы тогда как раз достраивали машину „Глюкоза-бенц“, старинного вида… Она сейчас в Зоином сарае…

– И что? Они убили Мелькера? – выговорил Инки. Он суеверно ежился.

– Нет, конечно… Эти трое с неделю занимались вместе с нами, как нормальные ребята. Будто все по-хорошему… Кто мог подумать? А однажды вечером попросились остаться там, в полуподвале, допоздна. Будто надо им доремонтировать свой мопед. Мелькер отдал им ключ, сказал: „Как закончите, оставьте в тайничке под косяком“. И ушел домой, он там компьютер налаживал. И сидел над компьютером всю ночь. Это все знают: и его отец с матерью это доказывали, и соседи видели его ночью в открытом окошке… А те трое пропали, не пришли домой…

– Совсем пропали?

– Нет, конечно. До утра… Родители у них будто бы перепугались, утром прибежали в клуб, а они говорят: „Нас Мелькер не выпускал, грозил ножом. И заставлял смотреть всякие фильмы… ну, неприличные. И приставал по-всякому…“ Ну, сразу шум. Сейчас ведь знаешь, сколько мерзавцев, которые пристают к ребятам с разными гадостями. Поэтому Мелькера сразу в милицию…

Инки знал про мерзавцев (кто про них не знает!). Даже в школе предупреждали. Но Мелькер-то при чем?

– Ведь он же всю ночь был дома!

– Ну да!

– А утром… те трое ведь были одни, почему они домой-то не ушли? Никто ведь не держал!

– Нарочно время тянули… Да еще смотрели те фильмы, они принесли их с собой. А потом, наверно, заснули…

– Но послушай! Если он был дома, это же легко доказать!

– Легко, если нужна правда. А нужен был полуподвал. Его сразу заперли, печать на дверь поставили. Сказали, что для следствия. А Мелькера через несколько дней увезли в Южнодольск. Посадили там в изолятор. И не в простую камеру, а ко всяким зверским уголовникам. Начальник так велел… Те, в камере, может, правда думали, что Мелькер какой-то мучитель ребят. А может, их специально подговорили. В общем, они его избивали каждый день, и он умер от этого через две недели… Понимаешь, Инки, он для ребят всю жизнь отдавал, а эти гады…

Полянка заплакала. Тихонько. Хорошо, что не было прохожих. Инки крепко взял ее за рукав. Что сказать? „Не надо“? А почему не надо, если такое… такая боль… У него у самого ком встал в горле.

Они проходили мимо водонапорной колонки. Инки надавил рычаг, ледяная вода ударила в ладонь. Инки начал молча смывать с Полянкиных щек слезы. Она не отворачивалась, не спорила…

„А казалось, что Брюсово такой славный городок“, – подумал Инки.

Городок в самом деле поначалу казался славным. Вроде бы похож на Столбы, но добрее как-то. В школе все пошло по-нормальному (даже четверку получил по математике в первый же день). И ребята по прозвищу „штурманята“ – они такие… совсем не те, что прискребаются на улицах и хотят отыграться на ком-нибудь за счет своей силы. В них были „магнитные струнки“, которые тянули их друг к другу. Недаром с ними была Полянка!

Полянка – это вообще свалившееся на голову счастье, подарок судьбы! Теперь Инки даже не представлял, как бы он жил, если бы не случилось этой встречи! Он засыпа?л со спокойной радостью, что есть Полянка, а просыпался иногда со страхом: вдруг она приснилась? Но устроившийся под боком Алька-Альмиранте успокаивал его тихим урчанием: „Это по пр-равде“…

И маленький театр „Штурманята“ был по правде. И узкая комната-каютка, в которой уверенно говорили свое „дагги-тиц“ старые трудолюбивые ходики…

„А может, душа Дагги-Тиц поселилась у них внутри?“

Домашняя жизнь тоже была спокойная. Мать и Егошин, видать, по-настоящему любили друг друга. По вечерам ходили то в кино, то в гости к егошинским друзьям-летчикам. А порой сидели в своей комнате и подолгу о чем-то говорили вполголоса. На Инки смотрели улыбчиво, иногда звали с собой погулять (он, конечно, отказывался). Мать накупила ему разноцветных футболок, с интересом слушала Полянку, когда та забегала в гости и рассказывала про репетиции, и не ворчала, если Инки подолгу сидел за компьютером.

Впрочем, он нечасто сидел за ним. Чаще – за книжками. Полянка дала ему толстенную книгу „Хроники Нарнии“, и оказалось, что это интереснее даже „Тома Сойера“ (перечитанного с десяток раз), историй про Смока Белью и „Хоббита“. В книге была многоэтажность. То есть от жизни с обычными событиями можно было как бы перемещаться в иные слои, все выше и выше, и там нарастала сказочность. Инки читал и примерял все, что было в книжке, к себе и Полянке…

„Многоэтажность“ ощущалась и в Брюсове. Не всегда, конечно, а если они с Полянкой после школы или репетиций бродили по улицам.

– Смотри… – полушепотом говорила Полянка. – Нездешний город…

И в самом деле, из башенок на столбах старинных ворот, из дымника на печной трубе, верхушек облетевших тополей и силуэта дальней водонапорной башни вдруг складывался рисунок городка, какие бывают в сказках про Снежную королеву и бременских музыкантов.

– Полянка, глянь, будто океанский берег…

Выше Лисьей горы громоздилось розовое, с уступами и провалами облако. Похожее на край материка. На его фоне темнели сизые, вытянутые вверх облачные клочья – словно косые паруса шхун. И казалось даже, будто оттуда долетает морской ветер.

– Полянка, ты бывала на море?

– Несколько раз. В Севастополе, в Геленджике. А однажды даже в Турции, с мамой…

– А я ни разу…

– Побываешь еще, – говорила Полянка. И не просто ради утешения, а с убежденностью, что Инки и правда не раз увидит морские побережья… И он сразу начинал верить, что так и случится… Тем более что мать как-то обронила: „Будущим летом купим путевки и отправимся куда-нибудь на юг. Втроем“.

Мать и раньше не раз давала всякие фантастические обещания (год назад сообщила, например, что скоро переберутся в Москву). Возможно, она сама верила в эти слова, но Инки-то знал им цену… А в тот раз, насчет моря, он почти поверил. Потому что рядом был Егошин, который деловито кивнул.

Егошин никогда ничего не обещал зря. И вообще говорил мало. Наверно, его приучила к словесной четкости диспетчерская работа. В ней болтовня опасна. Известно ведь, сколько раз самолеты грохались из-за разгильдяйства наземных служб…