– Ну? О чем сказал-то?

– Что я твой друг. А ты мой… А я не хотел…

– Чего? Чтобы я был друг? – беспомощно спросил Гвидон.

«Дурак!» – чуть не взвинтился Инки. А вместо этого выговорил, будто глотая колючки:

– Я не хотел, чтобы мой друг был такой… который кого-то убил…

Проще было сказать: «Не хотел, чтобы друг был убийцей». Но в последний миг Инки ощутил, что в этой фразе было бы что-то ненастоящее. Как в слишком правильной книжке. И вообще… если бы Гвидон взорвал джип с Молочным, он убийцей не стал бы. Он стал бы этим… мстителем. Но Инки не хотел и такого… Гад Молочный не стоил того, чтобы Гвидон хоть как-то запятнал себя…

– Думаешь, мне жалко было эту Молочную дрисню? Я не хотел только, чтобы ты… – Инки заплакал открыто. Было теперь все равно.

Гвидон придвинулся вплотную.

– Инки…

– Чего? – всхлипнул он.

– Инки… ты мой брат.

Инки сразу перестал плакать.

– Ты мой, а я твой… если хочешь… – сдавленно сказал Гвидон. – Можно так?

– Да… – Инки неловко вытер мокрое лицо о ветровку Гвидона.

– У меня был брат. Мелькер. А теперь только ты…

– И у меня… – шепотом сказал Инки. – Гвидон… а ведь если Мелькер твой брат, значит, и мой…

– Наверно… – выдохнул Гвидон.

– Да… а может, он не был, а есть? Мы с Полянкой как-то говорили… про живые души… Может, и правда никто не умирает до конца?

– Может быть, и не умирает, – серьезно согласился Гвидон. – Но если это такой гад, как Молочный, зачем ему живая душа? Лучше бы не надо…

– Лучше бы не надо, – согласился Инки. – А может, у таких ее и нету… души…

Так они сидели внутри развалин и зарослей довольно долго. Ждали, что завоют сирены милицейских машин, спешащих на место взрыва. Но воя не было.

Инки вдруг подумал: не сказать ли, что взрыватель сработал, когда улетел в трясину? И решил, что пока не надо. Могло получиться, будто это упрек Гвидону. «Скажу, но после…»

– Знаешь что, поехали домой, – как-то очень по-обычному сказал Гвидон. – Ну их всех на фиг…

Инки охотно согласился, что «ну их всех», они вылезли из укрытия и стали спускаться по склону. Спустились к дороге. Ехать вниз было легко и страшновато: если вовремя не тормознешь – кубарем. Но Гвидон тормозил мастерски. Только некогда было разговаривать, приходилось все время следить за дорогой.

Решили заехать к Зое, она была в отпуске и готовилась к сессии в институте. И заодно к походу «штурманят» на Елисеевские карьеры, где были отличные места для купанья и рыбалки.

Дверь открыла не Зоя, на пороге встал маленький Никитка. Глазища – огромнее, чем всегда.

– Вы слышали последние известия, да?

– Не слышали, – небрежно сказал Гвидон. – Опять какая-нибудь Тунгусская комета падает на Землю?

– Никакая не комета! Молочного взорвали! Вместе с машиной! Вдр-ребезги…

Имя на дереве

Инки увидел, что за Никиткой стоят еще несколько человек. Света, Славик и Ромка, Юрась. И Толик Игнатьев, который недавно пришел к «штурманятам». И Валерка… И еще кто-то…

– Как это «взорвали»? – холодно спросил Гвидон. Потому что он знал: взорвать Молочного не могли. Некому. Но Инки сразу испугался.

– Это не мы! – вырвалось у него.

Сперва все удивленно помолчали, потом кто-то даже хихикнул (кажется, «близнецы»).

– Да уж понятно, что не вы… – тяжело усмехнулась Зоя. Была она какая-то осунувшаяся. Будто после переноски тяжестей. – Сказали ведь, кто именно…

– Кто? – быстро спросил Гвидон.

– Зоя, прокрути запись, – попросил Валерий. И объяснил Гвидону: – Мы тут хотели записать песню «Кораблики» группы «Вторая иллюзия». И вдруг экстренное сообщение…

На стареньком телевизоре с выпуклым экраном побежали зигзаги и появилось лицо всем знакомой телеведущей Наташи Глазыриной.

– Мы прерываем передачу, чтобы сделать экстренное сообщение. Около часа назад на дороге между Макарьевским хутором и северной окраиной Брюсова был взорван автомобиль депутата Южнодольской областной думы Семена Семеновича Молочного. Депутат доставлен в Брюсовскую больницу и находится в реанимационном отделении. Состояние его крайне тяжелое, хотя врачи утверждают, что есть возможность сохранить Семену Семеновичу жизнь. Судя по всему, для взрыва был использован боеприпас из числа тех, которые еще попадаются в наших окрестностях после печальной памяти Ихтымского взрыва… Охранники, ехавшие в двадцати метрах за автомобилем депутата, не пострадали… Следственным органам не придется заниматься долгими поисками виновника покушения. Он был найден рядом с местом взрыва. Им оказался тринадцатилетний подросток Юрий Вяльчиков, погибший на месте. В руке его был зажат самодельный дистанционный взрыватель. В кармане погибшего мальчика был обнаружен клочок бумаги со словами: «Гады жить не должны»… Не исключено, что этот случай связан с прошлогодним делом руководителя клуба «Штурманята», к которому были причастны как депутат Молочный, так и погибший школьник… Возможно, мальчик хотел отомстить известному бизнесмену, которого считал виновным в этой истории. Видимо, он заложил самодельное взрывное устройство на обочине дороги, но не рассчитал расстояние и погиб сам, оказавшись слишком близко от взрыва…

…– Он все рассчитал точно, – ровным голосом сказал Гвидон, глядя в окно, за которым галдели беззаботные воробьи и летел тополиный пух.

Никто не спорил. Никитка тесно прижался к Зое. А по телевидению уже показывали рекламу фруктовых йогуртов.

Дело не получило шумной огласки. В расследовании, правда, возникла некоторая сложность: что за взрыв прогремел на дороге за полминуты до того, который разнес машину Молочного? Ведь в тот момент было там пусто. Что это? Неправильный расчет времени? Или «проба»? Может, у Юрия Вяльчикова были сообщники?

Не было у Вяльчикова сообщников. Были только те, кто жалел его, ни в чем уже не упрекая…

Итак, дело замяли. На фоне постоянных взрывов, пожаров, крушений и стихийных бедствий что такое гибель одного мальчишки? Да и пострадавший депутат и бизнесмен Молочный мало кого волновал. Их, депутатов этих, директоров банков, предпринимателей и политиков, стреляют, взрывают и сажают чуть ли не каждый день. Люди этого сорта делят между собой имущество, деньги и власть, а на фиг все это им, когда снаряд старой гаубицы превращает их в клочки?… А тонкий месяц и оранжевый закат над Лисьей горой светят по-прежнему, потому что их нельзя поделить, продать, превратить в недвижимость…

Где похоронили Юрия Вяльчикова, ребята не знали. Через неделю после взрыва они собрались у Дерева на откосе. Юрась кисточкой, обмакнутой в черную нитрокраску, вывел ниже имени Бориса:

На этот раз не жгли костер, не пели, не жарили хлебных шашлыков. Постояли, бросили к дереву охапку ромашек и пошли по домам. По двое, по трое.

– Давай посидим вон там, – сказал Гвидон, когда они с Инки отошли от Дерева метров на сто. «Вон там» – это был травянистый уступ над журчащими струями Лисянки.

Сели в стеблях осота. Инки вытянул ноги в кроссовках, которые недавно отыскал в траве у болота. На ногах все еще темнели засохшие порезы от осоки. На кроссовку села коричневая бабочка-крапивница. Инки покачал ногой, бабочка не улетела.

«Муха тоже не улетала, когда я шевелил ногой или рукой, – вспомнил Инки. – Наверно, насекомые чувствуют тех, кого не надо бояться…»

Гвидон сказал, глядя перед собой:

– У Вяльчикова есть стихи… В прошлом году был школьный литературный конкурс, и эти стихи напечатали в газете… Я тебе еще раньше хотел их прочитать, да как-то…

– Что «как-то»? – напрягся Инки.

– Ну… не время было. А теперь можно…

– Читай, – велел Инки (бабочка все не улетала).

– Вот… – сказал Гвидон.