«Генриетта Марела Чарлзворт Эймс. Вдова. Бывшая жена Грэнворта Эймса, покончившего жизнь самоубийством 12 — 13 января 1936 года. Рост 5 футов 7 с половиной дюймов. Брюнетка. Глаза голубые. Цвет лица здоровый. Черты лица правильные. Фигура стройная. Осанка прямая. Речь грамотная. Голос приятный. Вес 135 фунтов».
— Что ж, портрет Генриетты правильный. Посмотрел на отпечатки пальцев — отлично проделанная работа и фотографии отличные.
— Хорошая работа, шеф, — похвалил я Меттса. — У тебя здесь отличный штат.
Он подошел ко мне и через мое плечо посмотрел на фотографии, отпечатки пальцев и личное дело.
— Много хлопот я причинил тебе, шеф, — сказал я ему. — Ты не рассердишься, если я сделаю это?
— Что сделаешь? — спросил он, взглянув на меня. Я молча разорвал фотографии, отпечатки пальцев и личную карточку Генриетты и бросил все это в корзинку для мусора.
Он уставился на меня вытаращенными глазами.
— Что за черт! — воскликнул он.
— Такова моя техника, шеф. Просто своеобразная техника. Ну, пока! Увидимся!
Меня звала Мексика.
Глава 9
МЕКСИКАНСКАЯ ДАМА ВСТУПАЕТ В «ИГРУ»
Сейчас семь часов вечера, и я еду по шоссе вдоль границы с Мексикой, между Мексикали и Сонойтой.
Роскошный вечер. Сияет великолепная луна. Многие почему-то не любят пейзаж пустыни, но лично мне он нравится. Вообще я люблю простор, где мужчины — настоящие мужчины, а женщины — настоящие женщины, причем и те и другие чрезвычайно гордятся этим.
Меня очень интересует эта Полетта, мне страшно хочется поскорее взглянуть на эту даму. Почему? Да потому, что я вообще люблю смотреть на женщин, а, говоря строго между нами, я буквально жажду взглянуть на женщину, из-за которой Эймс бросил Генриетту. Какова же должна быть эта женщина, если ради нее дали отставку Генриетте! Надеюсь, вы понимаете меня?
Кроме того, я все еще не совсем уяснил себе роль Генриетты в этом деле. Я ведь уже рассказывал вам, что я порвал фотографии и отпечатки пальцев Генриетты, которые были сделаны там, в Палм Спрингсе. И, может быть, вы удивлены, почему я это сделал? Но если у вас есть хоть немного сообразительности, вы должны были понять, что все, что произошло в полицейском участке Палм Спрингса, было всего-навсего только спектаклем. А если у вас хватит терпения дочитать до конца эту книгу, вы поймете, почему я разыграл этот спектакль.
Я снова запел «Кактус Лизи», потому что давно заметил, что быстрее еду, когда напеваю эту песенку. Машина пожирала мили, а сам я все думал о своих делах. Сонойта находится приблизительно в десяти милях от мексиканской границы, это примерно в 150 милях от Мексики. Интересно, какова дорога по ту сторону границы?
В восемь часов я добрался до развилки шоссе. Дорога влево вела в Аризону, направо — в Мексику. Я повер— нул направо и оказался на чертовски скверной дороге, от которой у меня растряслась печенка, как будто я скакал на диком мустанге.
Проехав миль пять, я увидел мексиканца, который сидел у дороги и задумчиво курил сигарету — собственно, это обычное занятие любого мексиканца, если он не собирается околпачивать какую-нибудь девицу или опередить на один шаг своего партнера в каком-нибудь темном деле.
Я затормозил и спросил этого парня, не знает ли он сеньору, которую зовут Полетта Бенито и которая должна жить где-то поблизости. И после того, как он более или менее пришел в себя от изумления, что американец может изъясняться на его жаргоне, он рассказал мне, как проехать к гасиенде Полетты Бенито, которая находится примерно в шести милях отсюда. В заключение нашей беседы он стрельнул у меня пару сигарет, чем еще раз доказал, что ни один мексиканец никогда в жизни ничего не сделает бесплатно.
Я поехал, и минут через десять показалась гасиенда.
Это был чистенький маленький домик, расположенный на небольшом холме, а вокруг него огромное количество кактусов и прочей тропической экзотики. Сад был окружен невысокой белой изгородью с воротами в старинном стиле. Я въехал в эти ворота, поставил машину и подошел к двери. На ней висел огромный молоток, и я изо всех сил принялся колотить им по двери.
Дверь открылась, и на пороге появилась мексиканка, выпучив на меня свои глазищи. Безобразная, как горилла, судя по ее роже, в ней было очень мало испанской крови. Вероятно, по материнской линии поколений десять тому назад в их род затесалась какая-нибудь испанка, которая не сумела отказать предводителю племени, и с тех пор ее предки ни с кем, кроме индейцев, не встречались.
Я очень вежливо поздоровался с ней и спросил, не могу ли я видеть сеньору Бенито. Она почему-то пришла в страшное возбуждение, начала махать руками и заявила, что сеньоры нет дома, так как она уехала в одно заведение под названием «Каса де Оро». В результате краткого совещания с помощью большой монетки я узнал, что «Каса де Оро» — это пивнушка, ближайшая отсюда. Она объяснила мне, как туда проехать, и сказала, что я обязательно узнаю этот дом по фонарю, висящему у входа. Я поблагодарил ее за информацию.
И действительно, я вскоре подъехал к «Каса де Оро». Это обычная для тех мест глинобитная постройка, стоящая несколько в стороне от дороги, и у ее входа действительно висит испанский фонарь. Я поставил машину сбоку от дома и вошел.
В передней — никого, но откуда-то слышатся звуки гитары. Я пошел по коридору. Дойдя до конца, я остановился как вкопанный, а глаза у меня буквально вылезли из орбит. Я увидел настоящую волшебную страну.
Это был внутренний дворик, огороженный с одной стороны кирпичной стеной. К стене приделана металлическая решетка. Вся решетка переплетена какими-то вьющимися растениями, а над головами поперек двора протянуты гирлянды маленьких разноцветных фонариков. По бокам — столики, и почти все заняты. Игравший на гитаре парень стоял в дальнем углу, и вид у него был до того возбужденный, словно он был весь во власти песни, которую он пел. В середине дворика — небольшое пространство, с выложенным камнями полом, размером около 20 квадратных футов.
Я сел за один из столиков. Почти все парни повернулись и уставились на меня. Как будто я был какой-то сбежавший из музея экспонат. Минуты через две ко мне подошел официант-мексиканец, отвесил мне церемонный поклон и не менее торжественно спросил, чем может доставить мне удовольствие.
Я ответил, что обычно самое большое удовольствие мне доставляют, конечно, дамы, но в данный момент я готов ограничиться бутылкой текилы. Потом я спросил его, не знает ли он сеньору Бенито.
Он жестом показал на танцплощадку, на которой в это время появилась какая-то пара. Дама выглядела американкой, и я сразу же догадался, что это и есть Полетта Бенито.
Ребята, до чего же она была хороша! Много я видел на своем веку красивых женщин, но эта — настоящий роскошный букет из всех известных мне красавиц. И я даже подумал, что, если бы я не был так занят этими проклятыми фальшивыми облигациями, то непременно испробовал бы на этой беби свои чары. Это не женщина! Конфетка! Красавица, как и Генриетта, только в несколько ином стиле. Между ними такая же разница, как между ананасом и сливой.
При виде ее царь Соломон немедленно выгнал бы всех своих жен и поклялся бы в вечной верности ей одной. Она до того была хороша, что та его римская возлюбленная, кажется, ее звали Юнона, по сравнению с ней — создание, страдающее скоротечной чахоткой. Я уже не говорю о Генрихе VIII. Ему достаточно было взглянуть на ее ножки, и Анна Болейн тут же получила бы хороший пинок под зад.
А как она танцует! Я видел много женщин, умеющих танцевать, но ни одна из них не умела так покачивать бедрами. Гибкая, как змея, и, когда в одном из па танго она повернулась ко мне, я увидел ослепительно белые зубки, а ее пунцовый ротик улыбался парню, танцующему с ней.
И я подумал: интересные создания эти женщины. Хотел бы я знать, почему такая прелестная дама крутилась с этим совершеннейшим ослом, Грэнвортом Эймсом.