А потом у него не осталось времени даже для того, чтобы думать о судьбе Джееси.

Первый удар был как пощечина, предназначений для того, чтобы унизить, но не причинить сильную боль. Второй оказался жестче. Звук ударов громким эхом разносился в утренней тишине.

Джесси вскрикнула, когда один из индейцев ткнул концом лука в лицо Крида, оставив на нем длинную красную рану. Она зажмурила глаза, боясь смотреть на то, как индейцы, окружив Крида плотным кольцом словно голодные волки — свою добычу, наносили ему со всех сторон удары кулаками и оружием.

Крид, со связанными за спиной руками, оказался практически беспомощным, хотя ему и удалось лягнуть одного из воинов в пах, прежде чем остальные одолели его, сбив с ног.

Крид подтянул колени к груди и наклонил голову, стараясь защитить лицо и пах от болезненных ударов, сила и частота которых нарастала. Кулаки и ноги обрушили град ударов на его спину, затрудняя дыхание, пока все его тело не стало одним комком боли. Все заволокло красным туманом, кровь хлестала из носа и стекала по подбородку. Он услышал слабый плач Джесси, а потом на него навалилась темнота, милосердно засасывающая его вниз, вниз, в ничто…

Теперь Джесси рыдала открыто, и слезы градинами стекали по ее щекам. Она видела, как кровь струилась из многочисленных ран на его лице, шее, руках. «Когда же они оставят его в покое? Почему не прекратят? Они же убивают его!» Она закрыла глаза, больше не в сила? смотреть. Ей бы хотелось еще и не слышать этих ужасных звуков.

И вдруг индейцы резко повернулись к Криду спиной и зашагали прочь.

Джесси посмотрела на Крида. Он лежал неподвижно, в изорванной и забрызганной кровью одежде. Казалось, он уже не дышит.

— Нет, — прошептала она. — Нет, пожалуйста.

Она бросилась к нему, но один из индейцев грубо потянул ее за связанные руки и, совсем неделикатно схватив за талию, почти швырнул на спину своей лошади и, что-то проворчав, вспрыгнул в седло.

Опираясь по сторонам, она увидела, что Крид остался лежать в том же безжизненном положении, с лицом, залитым кровью и грязью.

Боль. Волны боли одна за другой захлестывали его тело и затихали, чтобы вернуться снова. Боль нарастала по мере того, как он пробивался сквозь толстый СЛОЙ темноты к сознанию.

Крид глухо простонал, полностью придя в себя. Во рту он ощущал смесь крови и песка. Левый глаз затек я не открывался. Он долго лежал, медленно приходя в себя и пытаясь развязать руки. Болезненные гримасы искажали его лицо, когда в запястья впивался сыромятный ремешок.

Пришлось изрядно попотеть и содрать немало кожи, пока наконец не удалось освободиться от пут.

Изнемогая, Крид снова закрыл глаза, медленно погружаясь в благословенное забытье.

Придя в себя вторично, он почувствовал холод и увидел, что уже стемнело. Ему стоило немалых трудов подняться и сесть. Каждый вздох причинял нестерпимую боль. Он ощупал себя и понял, что два ребра сильно ушиблены, но, судя по всему, слава Богу, обошлось без переломов.

Так же осторожно Крид попробовал встать на ноги, но ему не хватило сил. Пытаясь подавить подкатывающую к горлу тошноту, он, прислонившись спиной к дереву, постарался постепенно наладить ровное, хотя и неглубокое дыхание и немного погодя, ощупал лицо. Через всю левую щеку проходила глубокая рана, верхняя губа была разбита, а нижняя стала почти вдвое толще. Забитый сгустками крови нос оказался неповрежденным.

Крид выругался, почувствовав, как его колотит непроизвольный озноб. Ему было холодно, чертовски холодно. И еще ужасно хотелось пить. «Стало бы так легко и свободно, — думал он устало, — если б можно было лечь и отдаться на милость боли и холода»

Но он не мог себе это позволить. Он должен найти Джесси, должен вырвать ее из рук индейцев, прежде чем они окажутся в безопасности в своей деревне и станет поздно.

Сжав зубы от боли, он поднялся на четвереньки и почувствовал, как тошнота снова и снова подкатывает к горлу. С закрытыми глазами и безвольно поникшей головой, он постоял несколько минут, тяжело дыша и собираясь с силами. Но потом признал свое поражение.

«Не могу. Не сегодня. Завтра, — подумал он. — Я двинусь, как только забрезжит рассвет. В темноте их следы все равно не видны. А теперь — спать».

Закрыв глаза, он свернулся в плотный клубок, хотя его избитое тело непроизвольно сотрясалось сильной дрожью в попытке согреться.

— Джесси…— Он снова и снова шептал ее имя, пока сон не сморил его окончательно.

Ее страх нарастал с каждой оставленной позади милей. Страх перед тем, что может случиться с ней, когда индейцы доберутся до своего стойбища. Страх за Крида. Она постоянно и пылко молилась, чтобы он остался жив, хотя была почти уверена, что его убили. Никому не дано перенести такие побои и выжить.

Уже почти рассвело, когда индейцы решили сделать остановку и разбить лагерь. Захвативший Джесси индеец толкнул ее на землю, потом накрыл одеялом. Джесси вся напряглась от ужаса, когда он улегся рядом с ней. Он пробормотал по-своему, что-то, чего она не поняла, потом повернулся на бок. Через минуту она уже услышала тихое посапывание.

И только тогда у нее потекли слезы. Слезы страха и слезы горя. Слезы облегчения, ибо она была все еще жива. Она думала о Криде, представляя, как он лежит посреди прерии мертвый, а его тело рвут на части дикие звери. Мысль о том, что она его больше никогда увидит, пугала ее больше, чем собственное туманное будущее.

Она ворочалась с боку на бок и не могла заснуть. Как только она закрывала глаза, снова видела Крида и индейцев, бьющих и пинающих его ногами. Она явственно слышала удары о его тело, слышала глухие стоны Крида. А теперь Крид мертв. И она никогда больше его не увидит. Отец бросил ее, мать умерла. Роза обобрала ее до нитки я убежала. А теперь и Крид умер, оставив ее одну целом мире на милость дикарям-индейцам…

Когда ее похититель рано утром проворно поднялся на ноги, от недосыпания и слез у Джесси так щипало глаза, будто они были полны песка. Он развязал ей почти онемевшие от пут руки и что-то проговорил на своем резком гортанном языке, показывая рукой на заросли колючего кустарника.

Надеясь, что она поняла его правильно, Джесси направилась к кустам. Присев, она справила свои дела, думая о том, что никогда еще не чувствовала себя такой оскверненной. Ее волосы свалялись, и их нужно было бы расчесать. Платье испачкалось и помялось. Натертые веревкой запястья жгло и саднило, кисти рук онемели.

Но когда она вспомнила, что Крид погиб, все ее беды показались ей просто мелочью.

Она выглянула из-за кустов. Индейцы собирали свои пожитки. Казалось, никто не обращает на нее никакого внимания.

В мгновение ока, подобрав юбки, она бросилась бежать прочь от этих дикарей, убивших Крида и с ним все ее надежды на будущее.

Она бежала наугад, не ведая, куда бежит, зная только, что это ее шанс. Она не чувствовала под собой земли, все вокруг сливалось в неясную массу. Сердце дико колотилось от бега и страха. Острая, как от ножа, боль колола сбоку, но она продолжала бежать — прочь от ужаса и воспоминаний о смерти Крида, прочь от ужаса, ожидавшего ее в руках дикарей.

Кровь громом стучала в ушах, а боль в боку по-прежнему была острее ножа, когда ноги ее подкосились, и Джесси рухнула лицом в пыль.

Она поднялась на колени и, плача, вытерла кулаками слезы, размазывая грязь по лицу.

В этот момент она и увидела в нескольких метрах позади себя индейца на лошади. Его лицо не выражало ничего, оставалось пустым, как небо.

— Нет, — Джесси яростно затрясла головой.

Она встала, когда индеец спрыгнул и пошел к ней. Все оказалось напрасным.

Левая. Правая. Левая. С упрямой настойчивостью Крид переставлял ноги.

Каждый шаг причинял ему острую боль, мгновенно отдававшуюся во всем теле. Но каждый шаг приближал его к Джесси.

Крид искоса, не поворачивая головы, глянул на солнце. Он шел около двух часов, хотя ему казалось, что он идет уже два дня. Болел каждый дюйм тела. Горло давно пересохло и стало таким же сухим и горячим, как пыль под ногами. Ощущение голода чередовалось с тошнотой, но он упрямо двигался вперед.