— Я сама не могу заботиться о ребенке.

Я понимаю, что все, кто знает о моем намерении от него отказаться, думают, что я сошла с ума, но я-то убеждена в том, что не могу дать ему всего, в чем он нуждается. А вы можете.

Вы будете любить его, заботиться о нем и делать все, что вы делали для Энни и Томми.

Может быть, и я когда-нибудь смогу себе позволить иметь детей, но не сейчас. Что бы Томми ни говорил, это будет несправедливо по отношению к нам обоим. Я очень хочу, чтобы это был ваш ребенок. Я никогда не буду претендовать на него, я никогда не буду вас беспокоить, если вы сами меня не пригласите… но я буду знать, что у моего ребенка счастливое детство и любящие родители. Я хочу этого для моего сына или дочери.

Тут обе женщины расплакались и взялись за руки.

— Но ребенка нельзя подарить, как игрушку или любой другой предмет. Это же человеческая жизнь. Ты понимаешь это?

Лиз хотелось убедиться, что Мэрибет до конца осознает, что она делает.

— Да, я это знаю. Я знаю все. Все девять месяцев моей беременности я только об этом и думала. Поверьте мне, я понимаю, что делаю, — горячо заверила ее Мэрибет.

Похоже, это действительно было так, но Лиз все равно была поражена до глубины души. А что, если Мэрибет передумает? А что будет испытывать Томми? Что он будет чувствовать, если они усыновят ребенка Мэрибет или вообще любого ребенка? А Джон?

Лиз никак не могла собраться с мыслями.

— А как же Томми? Насколько серьезны ваши отношения?

Впрочем, как Мэрибет может ответить на такой вопрос в шестнадцать лет? Как она может принимать такие решения?

— Очень серьезны. Но я не хочу, чтобы они так начинались. Этот ребенок не должен повлиять на наши отношения с Томми. Мне все время кажется, что он не для меня предназначен. Понимаете, как будто это должно было случиться именно со мной и именно в это время, чтобы я попала в нужное место и к нужным людям. Я надеюсь когда-нибудь выйти за Томми замуж и растить с ним наших общих детей — но не этого ребенка. Это будет несправедливо по отношению к малышу, даже если он никогда об этом не узнает.

Лиз согласилась с ней, но ее поразила убежденность Мэрибет. Она подумала, что в один прекрасный день они с Томми должны начать все сначала, хотя никто не знал о том, как все сложится дальше. Но в шестнадцать лет становиться отцом ребенка, к тому же чужого, было слишком.

— Даже если мы с Томми когда-нибудь поженимся, я не буду пытаться забрать у вас ребенка, — продолжала Мэрибет. — Он даже не должен знать, кто его настоящая мать.

Мэрибет смотрела на нее умоляюще — ей очень хотелось, чтобы Лиз взяла ее ребенка и дала ему то, чего он заслуживает — любовь, стабильную и счастливую жизнь, то есть все, что могли обеспечить для ее сына или дочери Уиттейкеры.

— У меня такое ощущение, что этот ребенок предназначается именно вам, что я попала в ваш дом именно по этой причине, потому что так должно было быть, потому что это случилось, — она запнулась, и глаза Лиз наполнились слезами, — потому что Энни…

— Я не знаю, что и сказать тебе, Мэрибет, — честно ответила Лиз, вытирая слезы. — Это самый драгоценный подарок из всех, которые я когда-либо получала. Но я не знаю, правильно ли это. Нельзя просто так взять ребенка другой женщины.

— А если она сама этого хочет, если это все, что она может дать этому ребенку? Ведь я делаю подарок не только вам, но и ему — я даю ему будущее, жизнь с людьми, которые будут его обожать, — возразила Мэрибет. — То, что вы потеряли свою дочку, — несправедливо, и так же несправедливо и то, что у моего ребенка, если я оставлю его себе, не будет ни счастья, ни будущего, ни надежды, ни дома, ни денег. Что я могу ему дать? Мои родители не позволят мне принести его в дом. Мне некуда податься. Единственный путь для меня в таком случае — это всю жизнь проработать в «Джимми Ди», причем все мои деньги будут уходить на нянь.

И Мэрибет залилась слезами. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Лиз согласилась, и ее охватывало отчаяние при мысли, что она откажется.

— Ты можешь оставаться здесь, — тихо сказала Лиз. — Если тебе некуда больше пойти, ты можешь жить с нами. Не надо отказываться от ребенка, Мэрибет. Я не позволю тебе сделать это. Чтобы у него была хорошая жизнь, совсем не обязательно отдавать его кому бы то ни было. Если хочешь, живи с нами как наша дочь, и мы тебе поможем.

Лиз не хотела, чтобы Мэрибет отказалась от ребенка только потому, что не может его содержать. Это казалось ей не правильным, и Лиз сказала себе, что если уж она согласится взять ребенка, то только потому, что Мэрибет хочет отдать его именно ей, а не потому, что она не сможет его прокормить.

— Но я хочу отдать его вам, и только вам, — повторила Мэрибет. — Я хочу, чтобы это был ваш ребенок. Я не могу, Лиз, — продолжала она, тихо плача, и Лиз обняла ее. — Я не могу… У меня не хватит на это сил… Я не знаю, как это делается… и не могу заботиться о нем… Пожалуйста… Помогите мне… пусть это будет ваш ребенок… Никто не может понять, каково мне — знать, что я не могу его растить и при этом желать для него как можно лучшей жизни. Ну пожалуйста, — в отчаянии закончила она, и Лиз тоже разрыдалась.

— Я ничего не могу тебе ответить, дорогая, пока не поговорю с Джоном. Такие вещи надо решать сообща. Но если мы усыновим твоего малыша, ты сможешь приезжать сюда, когда захочешь, помни об этом. Я не хочу, чтобы ты сторонилась нас после того, как мы это сделаем. Никто не будет знать о том, что это твой ребенок… и сам ребенок не будет знать… только мы… Мы полюбили тебя, Мэрибет, и мы не хотим тебя терять.

Лиз прекрасно осознавала, как много эта девочка значила для Томми, да и для них с Джоном. А ее неожиданное предложение — это редкая возможность, неожиданный дар, и ей нужно было время, чтобы переварить это.

— Я должна поговорить с Джоном, — повторила она наконец. — Пожалуйста, скажите ему, как сильно я этого хочу, — взмолилась Мэрибет, не отпуская руки Лиз. — Пожалуйста… Я не хочу, чтобы моего ребенка растили неизвестные мне люди. Если он будет с вами, это будет так хорошо… пожалуйста, Лиз…

— Посмотрим, может быть, так все и будет, а сейчас тебе надо прилечь, — ласково ответила она, пытаясь успокоить Мэрибет. Этот тяжелый для нее разговор вызвал ненужное нервное возбуждение, вредное и для юной мамы, и для ее ребенка.