Ллеу все еще ходил по Храму, когда услышал стук в дверь. Отворив ее, жрец увидел одного из мальчиков, прислуживающих на постоялом дворе.

— У меня послание к отцу Ллеу, — сказал мальчик.

— Я и есть отец Ллеу, — ответил жрец. Мальчик протянул свиток, перевязанный черной лентой и скрепленный черной печатью.

Ллеу нахмурился. Он боролся с искушением захлопнуть дверь перед носом посыльного, но вовремя сообразил, что в таком случае по городу дойдут слухи, будто он испугался. Жрец был юн и беззащитен. Он долго отсутствовал в Стаутоне и теперь изо всех сил пытался упрочить здесь свое положение и положение своей веры. Ллеу взял свиток.

— Ты можешь идти, — сказал он мальчишке. — Я останусь, отец, на случай, если ты ответишь.

Ллеу собирался сказать, что ответа не будет, что ему нечего сказать Верховной Жрице Чемоша, но затем снова подумал о том, как это будет выглядеть. Он сорвал черную ленточку, сломал печать и поспешно прочитал послание:

С нетерпением жду нашей беседы. Смогу принять тебя в час, когда взойдет луна.

Именем Чемоша.

Мина

— Скажи Верховной Жрице, что мне бы очень хотелось поговорить с ней о богословии, но у меня много дел в Храме, и я не могу их отложить, — произнес Ллеу. — Поблагодари ее за то, что она вспомнила обо мне.

— На вашем месте, отец, я бы передумал, — сказал мальчишка, подмигнув. — Она хорошенькая.

— Мина — Верховная Жрица. Она старше тебя! — сердито одернул его Ллеу. — И я тоже. Ты должен относиться к нам с большим уважением.

— Как скажешь, отец, — пристыжено ответил юнец и торопливо удалился.

Ллеу вернулся к алтарю и снова посмотрел в лицо Кири-Джолита, на этот раз, чтобы успокоиться.

Бог ответил ему холодным взглядом. Ллеу почти слышал его голос: «Мне не нужны трусливые жрецы».

Но он отнюдь не считал себя трусливым, а напротив, очень разумным. Ему не хотелось затевать перебранку с Верховной Жрицей, и, естественно, Чемош его не интересовал.

Ллеу вернулся к себе, чтобы закончить письмо.

Но сначала сломалось перо, потом пролились чернила, и, наконец, жрец сдался. Задумчиво глядя на стену льющего как из ведра дождя, который, барабанил по крыше Храма, он думал о глазах цвета янтаря.

В час, когда взошла луна, Ллеу стоял возле постоялого двора и внимательно смотрел на мраморные статуи, которые призрачно поблескивали в серебристом свете Солинари. У Зебоим кончились силы, и она отправилась залечивать свое уязвленное самолюбие в другое место, поэтому шторм стих и тучи рассеялись.

Ллеу подумал, что статуи выглядят очень вызывающе. Ему хотелось коснуться их, но жрец не решился этого сделать из опасения, что кто-нибудь застанет его за этим занятием. Ночь выдалась прохладной и сырой. Ллеу вздрогнул и огляделся. До него донеслись смех и музыка — на ярмарке бесплатно раздавали эль и жареную свинину, привлекая тем самым множество народу. На постоялом дворе было тихо.

Ллеу протянул руку и дотронулся до одной из статуй.

Но в этот момент дверь гостиницы отворилась и он отдернул ладонь.

В проеме, освещенная неверными бликами от огня в камине, стояла Мина.

— Заходи, — сказала она. — Я рада, что ты изменил свое мнение.

Сейчас девушка совсем не походила на Верховную Жрицу. Струящееся прозрачное платье и черно-золотой головной убор она сменила на черный халат из мягкой ткани, подвязанный золотым шнурком, темно-рыжие волосы заплела в косу и уложила вокруг головы, заколов украшенной янтарем шпилькой. В воздухе витал запах мирры.

— Я не могу остаться, — произнес Ллеу.

— Конечно нет, — сказала Мина понимающе. Она сделала шаг в сторону, чтобы он мог войти.

В общей комнате не было ни души. Девушка повернулась к Ллеу спиной и начала подниматься по лестнице.

— Куда ты идешь? — требовательно спросил жрец.

Мина повернулась к нему:

— Я заказала легкий ужин и попросила, чтобы его принесли в мою комнату. Ты уже поужинал? Не хочешь ли присоединиться ко мне?

Ллеу вспыхнул:

— Нет, благодарю! Думаю, я должен вернуться в Храм. Мне нужно многое.

Девушка подошла к жрецу, коснулась его руки и улыбнулась дружелюбной искренней улыбкой:

— Как тебя зовут?

Ллеу заколебался, опасаясь, что даже эта толика информации поможет ей поймать его в какую-нибудь ловушку, но все же ответил:

— Ллеу Каменотес.

— А меня — Мина, но это ты и так знаешь. Ты пришел сюда, чтобы мы обсудили некоторые богословские вопросы, но общая комната постоялого двора едва ли подходящее место для серьезного разговора, ты не находишь?

Ллеу Каменотесу было двадцать. Светлые волосы он носил, как и все жрецы Кири-Джолита, длиной до плеч, с ровно подстриженной челкой; в напряженном взгляде карих глаз читалось какое-то беспокойство. Превосходно сложенный, молодой человек был мускулист, как воин, что неудивительно: жрецы Кири-Джолита тренировались наравне с рыцарями, которым они служили, и выделялись среди остальных священнослужителей Ансалона тем, что умели обращаться с длинным мечом. Дед Ллеу был каменотесом, и все его потомки носили это прозвище.

Жрец взглянул на Мину, осмотрел комнату, поскольку никогда ее особенно не разглядывал, затем слабо улыбнулся:

— Да, здесь не очень удобно. — Он глубоко вдохнул. — Я пойду с тобой наверх.

Мина направилась наверх, и на этот раз Ллеу последовал за ней. Он был чрезвычайно учтив и, пройдя с девушкой по коридору, открыл перед ней дверь комнаты. Там оказалась небольшая столовая, в которой находились стол, накрытый к ужину, стулья и очаг. Возле стола стоял слуга. Ллеу отодвинул стул для Мины, а сам сел напротив.

Еда оказалась бесподобной: прекрасное жаркое и свежеиспеченный хлеб. Во время ужина девушка и молодой человек говорили мало, стараясь не затрагивать серьезных тем в присутствии слуги. Когда с едой было покончено, Мина отослала его, после чего они с Ллеу придвинули стулья поближе к огню и, потягивая вино, начали беседу.

Сначала они поговорили о семье Ллеу. Его старший брат, которому исполнилось тридцать пять лет, стал мастером-каменотесом, унаследовав семейное дело. Ллеу был младшим. Дело отца его не интересовало — он мечтал стать солдатом, для чего и отправился в Соламнию. Там юноша стал поклоняться Кири-Джолиту и понял, что его предназначение — служить Богу.

— Можно сказать, Боги стали неотъемлемой частью нашей семьи, — добавил Ллеу с улыбкой. — Моя бабка была жрицей Паладайна, а средний брат — монах, поклоняется Маджере.

— Правда? — спросила Мина с интересом. — А что думает твой брат по поводу того, что ты стал жрецом Кири-Джолита?

— Даже не представляю. Его монастырь находится в каком-то труднодоступном месте, и монахи редко его покидают. Мы ничего не слышали о брате вот уже несколько лет.

— Несколько лет? — Мина выглядела озадаченной. — Как такое может быть? Боги, включая Маджере, вернулись в мир чуть больше года назад.

Ллеу пожал плечами:

— Мне говорили, некоторые монастыри настолько уединены, что монахи не знают, что происходит в мире. Они живут, как привыкли жить, проводя время в молитвах и размышлениях, несмотря на то, что Бог, которому они молятся, ушел. Такая жизнь подходит моему брату. Он всегда был суров и замкнут, больше всего ему нравилось в одиночестве бродить по холмам. Брат на десять лет старше, и я по-настоящему никогда его не знал. — Ллеу, забывшись, придвинул свой стул ближе к девушке. За ужином он немного успокоился, а теплота Мины и ее искренний интерес его просто обезоружили. — Но довольно обо мне. Расскажи о себе, Мина. Одно время весь мир говорил только о тебе.

— Я отправилась искать Бога, — ответила девушка, глядя в огонь, — И нашла. И до самого конца была верна ему. Больше мне нечего об этом сказать.

— За исключением того, что теперь ты следуешь за новым Богом, — произнес Ллеу.

— Не новым. Очень древним. Древним как мир.

— Но… Чемош, — Жрец поморщился. — Ты так молода и так прекрасна. Я никогда еще не видел женщины красивее. А Чемош — Бог разложившихся тел и истлевших костей. Не надо качать головой. Ты не можешь этого отрицать.