Рот наполнился желчью.

Делай что-нибудь, приказал я себе. Нельзя просто сидеть здесь и ждать, пока не истечешь кровью.

Рюкзак раскачивался над головой. Я вытянул здоровую руку, но не достал его; потом, превозмогая боль, собрался с силами и попытался подняться на ноги.

– В рюкзаке есть аптечка, – сказал я вслух.

Ноги отказывались служить. Я ухватился за выступ в стене и едва не свалился в расселину. Несмотря на холод, исходивший от бегущей воды, меня прошиб пот.

Трясясь, я вцепился в следующий выступ и с трудом поднялся на ноги. На мгновение перед глазами поплыли пятна. Потом стало легче, и я посмотрел вверх, на рюкзак. Нет, не достать. Прижимая к телу раненую левую руку, вытянул правую вверх. Не хватило шести дюймов. Всего лишь шести дюймов...

Вжимаясь грудью в утес, поднявшись на цыпочки, морщась от сильной боли в ногах, боках и ребрах, я тянулся как только мог и перевел дух лишь тогда, когда сумел дотронуться до лямки рюкзака.

Брызги воды намочили нейлон. Лямка выскользнула из пальцев, но я настойчиво тянулся к ней, еще сильнее приподнявшись – чуть ли не на ногтях пальцев ног, – и на сей раз вцепился в нейлон изо всех сил. Я дернул рюкзак вбок, стараясь снять его с корявой ветви. Дернул раз, другой и неожиданно почувствовал его вес – рюкзак соскочил с дерева.

Я упал и внезапно очутился на самом краю выступа. Вскрикнул, ударившись поврежденной рукой, но не она сейчас привлекала мое внимание. Я полностью сконцентрировался на здоровой руке – она свисала с выступа, а пальцы сжимали лямку рюкзака.

Осторожно перекатившись на спину, я подтянул рюкзак к себе. От соблазна отдохнуть пришлось отказаться, потому что кровь из раны пошла еще сильнее. Чувствуя тошноту, я открыл рюкзак, вытащил куртку, отложил упаковки с едой и нашел пластиковую аптечку.

С трудом открыв ее, я обнаружил только бинт и салфетки шириной в два дюйма, ножницы, антисептические тампоны, мазь на антибиотиках и пластиковую бутылочку с тайленолом. Этим остановить кровотечение невозможно.

Жгут, подумал я. Использую свой ремень. Перехвачу им руку, и...

Однако, расстегивая ремень, я вспомнил, как где-то читал, что со жгутами надо быть поосторожней: есть опасность застоя крови и гангрены, если жгут не ослаблять через определенные интервалы времени.

Какая разница, мелькнула мысль. Я умру от потери крови гораздо быстрее, чем от гангрены.

Перевязать. Помнится, где-то писали, что давящая повязка – надежный способ остановить кровотечение, не нарушив нормальной циркуляции крови. Но из чего ее сделать?

Кровь шла все сильнее.

Наверное, потому, что у меня кружилась голова, потребовалось время, чтобы сообразить: в рюкзаке может быть что-то еще. Как-то раз Кейт побывала в Париже и повредила там колено, а потом долго таскалась из аптеки в аптеку в поисках эластичного бинта – длинной и широкой ленты, которую обматывают вокруг больного сустава, чтобы обеспечить ему поддержку. С тех пор, куда бы жена ни направлялась, в ее багаже всегда присутствовал этот самый эластичный бинт и она всегда заботилась о том, чтобы он был и у меня.

Чувствуя сильную тошноту, я обследовал содержимое рюкзака здоровой рукой. Где же он? Неужели Кейт его не положила?

Черт побери, на этот раз – нет...

В отчаянии я едва не отшвырнул рюкзак, но внезапно заметил боковой карман. Стараясь успокоиться, раздернул "молнию" – и чуть не расплакался, обнаружив свернутый эластичный бинт.

Кое-как действуя одной рукой и зубами, я очистил рану антисептическими тампонами, покрыл ее мазью с антибиотиками и наложил несколько салфеток, которые сразу же пропитались кровью. Я принялся поспешно обматывать руку эластичным бинтом. Бинтовал туго, накладывая слой за слоем, и видел, как на материи тут же проступает кровь.

Я старался накладывать повязку потуже, жалея о том, что бинт такой короткий. Еще два слоя. Еще один. Я закрепил конец клипсами с зубчиками, которые прилагались к бинту. Потом, дрожа, посмотрел на повязку, не проступает ли кровь. На мгновение испугался: вдруг сейчас появится темная точка, которая расплывется в красное пятно? Задержал дыхание – и облегченно вздохнул, когда убедился, что крови не видно.

Перед глазами все плыло. Руки мерзли. Я не имел ни малейшего понятия, сколько времени провозился тут, но, когда посмотрел вверх, мне показалось, что солнце заметно опустилось к западу.

Странно, подумал я. Вроде бы с момента падения прошло совсем немного времени. Вероятно, я был без сознания дольше, чем предполагал.

Снова посмотрев вверх, я не увидел ни Пити, ни Джейсона.

Ничего-ничего. Дай им время, сказал я себе.

Однако нельзя долго оставаться на этом уступе.

Конечно, я не мог назвать себя бывалым путешественником, но невозможно жить в горном штате, таком как Колорадо, и не знать из газет и телевизионных передач об опасности переохлаждения. Туристы отправляются в горы в одних шортах и рубашках. Внезапный ливень – и они промокли. Если температура упала, если туристы провели без теплой одежды и горячего питья более трех часов, они погибают.

Я лежал на мокрых камнях и дрожал. Руки и ноги постепенно немели. Если быстро не уберусь с этой скалы, то умру пусть не от потери крови, так от гипотермии...

Я постарался прикинуть, можно ли добраться по почти голой стене до следующего уступа, а с него подняться вверх по склону к краю скальной плиты. На поврежденную руку рассчитывать не приходится. Значит, остается только один путь...

Я посмотрел вниз, пытаясь определить, как можно спуститься к ручью. Предстояло ползти по крутому косогору с большущими выпирающими камнями: самый близкий – в пяти футах ниже меня, следующий – вдвое дальше. Не хотелось думать о том, что там, ниже, опять какие-то препятствия.

Солнце уже скрылось за вершиной утеса. Дно расселины погрузилось в сумерки. Скоро окончательно стемнеет. Окрестные горы очень быстро закроют солнце, а в темноте сделать ничего нельзя... придется ждать до утра.

Но к тому времени я умру.

Морщась от боли, я перебросил рюкзак на спину, лег на живот и пополз к краю уступа. Уцепившись за него здоровой рукой, опустил ноги вниз и прыгнул.

Боль от падения пронзила меня до самых костей. Я едва не потерял сознание. Переползая через край следующего выступа, я разорвал рубашку и исцарапал грудь. Израненные колени выглядывали сквозь разодранные джинсы. Стараясь сдерживать эмоции, я пробирался все ниже. Некоторые участки, со стороны выглядевшие опасными, оказались вполне проходимыми. И наоборот, казавшиеся легкими отрезки пути давались с неимоверным трудом.

Постепенно темнело. Чем ближе становился шум воды, тем осторожней я двигался. Переставляя ноги, чуть не упал: камень не выдержал моего веса, вывернулся из-под ноги и полетел в расселину. Вместе с сумерками сгущались и клубы водяной пыли над бурлящим ручьем; брызги покрывали мое лицо, пропитывали одежду, заставляя дрожать еще сильнее. Я вспомнил, что жертвы переохлаждения ближе к концу тупеют и не отдают себе отчета о происходящем вокруг, и постарался успокоиться.

Получилось так, что я добрался до ручья, не заметив этого, и чуть не ступил в бурлящую воду – так силен был оглушающий рев стихии. Отскочив подальше, едва не подвернул лодыжку.

Пораженный контрастом между синим небом над расселиной и сгущающимися сумерками внизу, я осторожно двинулся вдоль катящихся волн. Когда уже стало видно устье ручья, я вдруг испугался, что накануне спасения сломаю ногу. Шел по скользким камням, хватаясь за валуны. Мой мозг и тело онемели настолько, что потребовалась целая минута, чтобы понять: передо мной не скала, а осина, свет солнца касается меня – я давно вышел из расселины и теперь бреду через лес.

Почти все позади, твердил я себе. Все, что осталось, – пройти вдоль ручья через лес до озера. Невольно ускорив шаг, я уже представлял, как открываю дверь автомобиля, предвкушал, как заберусь в салон, заведу двигатель, включу печку, почувствую поток теплого воздуха, а потом переоденусь в сухие вещи из дорожного чемодана...