Та-а-ак… А вот это уже оч-чень интересно… В принципе, Корнев был даже доволен такой постановкой вопроса. Потому что это означало, что выводы, сделанные им после работы на «Чеглоке» жандармов и инженеров, были правильными. И что Сергеев его послание получил. И, кстати, Лозинцев почти наверняка тоже получил. «Молодец, Рома, — мысленно похвалил себя Корнев, — соображаешь!».

Идти в тайную полицию предстояло завтра. Корнева устроили в довольно приятной, хоть и небольшой, комнатке при консульстве. Естественно, едва устроившись, Корнев первым делом связался с Хайди — коммуникатор уже показывал вызов от нее, пропущенный, пока Роман общался с консулом и Сергеевым. Договорились, что завтра встречаются в тайной полиции, где обоим надо будет дать показания следователю. Это снова навело Романа на мысли о завтрашнем походе в тайную полицию. Значит, дорогой Илья Витальевич, говорите, Лозинцев и этот Фарадей тут ни при чем? Ага, вот так прямо я вам и поверил. Мало того, что очень даже при чем, так еще и оба этих господина почти наверняка ваши, господин Сергеев, коллеги. Ну с той, конечно, разницей, что Лозинцев на вашей, то есть на нашей, стороне, а Фарадей — на противоположной. Да. И что же, неужели Сергеев думает, что здешняя тайная полиция на это клюнет? В смысле, что они поверят, будто пираты пошли на столь опаснейшее для себя дело, как захват русского корабля, просто так, ничего не разведав и не разузнав?

Стоп! А почему это он, Роман Корнев, так уверен, что к этому имеют отношение Лозинцев и Фарадей? Ну ладно, с фарадеем-прохиндеем вроде бы за уши не притянуто — сейчас Корнев был уже уверен в том, что негр задержал его вовсе не для опознания этого, как его, Тайлера, а именно для того, чтобы дать кому-то время покопаться на «Чеглоке». Ну не было больше никакого внятного объяснения. А Лозинцев тут при чем? При том, что искали, скорее всего, его биологические следы для идентификации? Тогда какая тут связь? Какая, ко всем чертям, матерям и хрен знает кому еще, связь между то ли Интерполом, то ли кем-то, кто работает под его прикрытием, «коммерсантом» Лозинцевым, пиратами, им лично, Романом Корневым, и самое главное — Хайди?! А ведь должна быть эта связь, мать ее. Обязана! Хотя как раз с Хайди тут никакой связи может и не быть. Ну-ка…

В комнатке, спасибо хозяевам, имелся компьютер. Раз уж мы в Райхе, должен быть и выход в местную сеть… Ага, есть. Пропагандировать себя союзники никогда не забывали, так что Роман быстро нашел, как открыть райхснетцверк[18] на русском, и начал искать архив сообщений о похищении пиратами гражданки Райха Адельхайд Бюттгер.

Так, вот и снимок группы туристов, поглядим… Да, мало того, что Хайди среди них самая красивая, так она пожалуй что единственная из этих туристок могла заставить какого-нибудь жирного ублюдка исходить слюной от вожделения. Так что здесь связи может и не быть. Но кто надоумил пиратов захватить «Чеглок»? Ведь совершенно ясно, что и корабль, и его, Корнева эти гниды захватили именно для кого-то. Для Фарадея? Ну не для самого негра, понятно, а для тех, на кого он работает? Черт, а ведь получается, что именно так. Надо будет все-таки поговорить с Сергеевым…

В тайную полицию Корнев и Сергеев отправились вместе. Ехали без водителя — электромобиль вел штабс-ротмистр. Коридор, в котором они оказались после входа в здание и подъема на нужный этаж, поразил Корнева своей непомерной длиной и почти что безлюдьем, а заодно и обрадовал — еще издали Роман узнал девушку, медленно ходившую взад-вперед у одной из дверей. Корнев и Хайди, стесняясь присутствия Сергеева, все же обласкали друг друга теми самыми взглядами, которые говорят влюбленным больше, чем любые слова. Хайди уже побеседовала со следователем и ждала Романа. Договорились, что она дождется его на улице, а потом… Ни Хайди, ни Корнев не стали говорить при штабс-ротмистре, куда они пойдут потом, хотя обоим (ну, видимо, и Сергееву тоже) было ясно, что домой к Хайди.

Зайдя в кабинет, Корнев быстро прошел процедуру удостоверения своей личности и взаимного представления с оберполицайкомиссаром доктором Шрайером, высоким крепко сложенным довольно молодым еще мужчиной с лицом, которое выглядело бы, пожалуй, даже добрым, если бы не характерный «боксерский» нос, явно когда-то сломанный, а возможно, и не раз. Роман обратил внимание, что Шрайер с Сергеевым поздоровались как старые знакомые. С одной стороны, это снимало многие вопросы, но с другой, порождало целую кучу вопросов новых, так что Корнев задумался, как же ему к этому относиться. Но подумать ему не дали — доктор Шрайер приступил к исполнению своих служебных обязанностей.

Что такое профессиональный допрос свидетеля, Корнев уже знал, спасибо тому же Сергееву, так что ничего принципиально нового в беседе со Шрайером уже не увидел. Зато стал ясен настоящий смысл предупреждения штабс-ротмистра относительно информации о Лозинцеве и Фарадее. Доктор Шрайер (да, именно так он и попросил Корнева к нему обращаться, называя его доктором) выстроил допрос так, что в показаниях капитана-пилота Корнева ни Лозинцеву, ни Фарадею взяться было просто неоткуда. Так что, не предупреди его Сергеев, Корнев мог бы и проговориться. Ну, то есть, попытаться изложить свое видение ситуации во всей, так сказать, ее полноте.

Вообще, несмотря на безусловный профессионализм Шрайера, ловко вытаскивавшего из закоулков памяти Корнева все новые и новые подробности, Романа не покидало ощущение, что он, как и остальные присутствующие, участвует в каком-то непонятном спектакле. Причем непонятном именно и только ему — Шрайеру и Сергееву смысл этого представления был совершенно явно известен, да еще они наверняка и к сочинению сценария руки приложили. А Корневу оставили роль второго плана и одновременно назначили зрителем. Впрочем, особо обижаться на это было некогда — вопросы шли один за другим.

Когда доктор Шрайер утолил свое профессиональное любопытство, Корнев и Сергеев заверили своими подписями протокол допроса и попрощались. Выйдя на улицу, Корнев сразу увидел Хайди, метнувшуюся было ему навстречу, но тут же притормозившую. Сергеев понимающе улыбнулся:

— Я смотрю, Роман Михайлович, со мной вы не поедете?

«Вот интересно, — подумал Корнев, — есть кто-нибудь, кто еще не знает о нас с Хайди?», но вслух сказал другое:

— Да, Илья Витальевич, пожалуй, немного прогуляюсь.

— Комната остается за вами до отлета. И, пожалуйста, перед вылетом с Райнланда свяжитесь со мной.

— Хорошо. До свидания!

— До свидания! — Сергеев попрощался за руку с Корневым и изобразил вежливый полупоклон-полукивок в сторону фройляйн Бюттгер.

Проводив взглядом электромобиль Сергеева, Корнев успел еще сделать два очень широких шага навстречу Хайди, прежде чем девушка бросилась ему на шею и несколько торопливых поцелуев чуть успокоили влюбленных.

По просьбе Корнева часть пути решили пройти пешком. Роман никогда не был в центре Ариенбурга и, раз уж сюда попал, решил не упустить случай посмотреть местные, так сказать, достопримечательности. А посмотреть было на что. Огромные здания в центре города поражали своим величием, величием отстраненным и каким-то даже подчеркнуто безразличным. Корневу казалось, что архитекторы стремились изобразить в этих зданиях вечность. Что ж, если так, то им это удалось. Вечность именно так и должна выглядеть — совершенно безразличной к сиюминутной жизни людей и внимательно смотрящей внутрь самой себя, только в себе находя ответы на свои вечные вопросы. Но на взгляд Корнева, символика получилась не очень удачной. Вечность Райха, выраженная в официальных зданиях его столицы, никак не сочеталась с людьми, входящими и выходящими из них. Корнев подумал, что в безлюдные ночные часы эти памятники вечности смотрятся как-то естественнее.

Неожиданно внимание Корнева привлекло здание, выпадающее из общего стиля. Такое же величественное и поражающее воображение, как и все исполинские постройки вокруг, оно было каким-то живым. Таким же вечным, но это была вечность жизни, вечность движения и дыхания, а не навсегда застывшая отстраненность. И не сказать, что так уж много людей входили в это необычное здание и выходили из него, но очень уж удачно движение людей сочеталось с такой нестандартной для центральных кварталов Ариенбурга архитектурой.