— Интереснее? — хмыкнул Хватков. — Боюсь, мы даже не представляем себе, насколько!

Салафийская операция как раз и была единственным вылетом дивизии в полном составе, в котором пока что участвовал Корнев. До этого ему только один раз приходилось летать в составе всего полка, а так большинство вылетов были эскадрильей или звеном. Да и боевыми назвать эти вылеты можно было с большой натяжкой — так, разведка и патрулирование. Правда, и свою первую победу Корнев одержал как раз в таком вот патрульном вылете. Пара каких-то неопознанных аппаратов, интерес к которым проявило звено «филиппков»,[2] попыталась этого интереса избежать и быстренько удрать. Решение оказалось ошибочным — скорость, которую смогли развить беглецы, не оставляла им никаких шансов. На приказы остановиться и зависнуть они не реагировали, на предупредительные выстрелы по курсу тоже, так что последовала команда валить. Вот и завалили — поручик Хватков одного, корнет Корнев второго. Но «завалили» это сказано так, как дань традициям. На самом деле разнесли на куски, хлипенькая оказалась у них конструкция.

А потом была Салафия. С чего все там началось, Корневу знать не полагалось, не корнетский это уровень, хотя история была очень даже занятная.

То ли султан, то ли эмир, черт его разберет, как там у них это называется, в общем, правитель Салафии, пожелал править не одной, а сразу двумя планетами Исламского космоса. Планета, которой предстояло пополнить владения салафийского правителя, располагалась в той же самой системе, так что привлечь для перевозки войск салафийцы могли не только оба имевшихся у них корабля с гиперприводами, но и вообще все, что способно летать за пределами атмосферы. Но тут завоевательные планы этого не то султана, не то эмира пересеклись с делами семейными.

Полузабытый отцом сын салафийского правителя от одной из многочисленных наложниц очень хотел оказаться наследником трона. Но такая перспектива молодому человеку никак не светила — у его отца хватало сыновей и от четырех законных жен. И вот однажды честолюбивого отпрыска посетила интересная мысль. Ведь если завоевательный поход любимого папаши окончится провалом, то многие уважаемые люди и даже многие простолюдины спросят: а нужен ли Салафии такой бездарный и неудачливый правитель? И чему могли научиться у столь непутевого отца сыновья его жен, которые, в отличие от сыновей наложниц, постоянно находились при дворе? Так что целая цепочка преград между почти что незаконнорожденным сыночком и вожделенным троном могла быть устранена одним махом. Следующей мыслью прыткого молодого человека было понимание того непреложного факта, что претензии на папашин трон надо бы подкрепить благосклонным отношением к этому со стороны уважаемых людей и хотя бы безразличным отношением со стороны дворцовой охраны. Для этого требовались деньги, а вот с ними у юноши были проблемы. То есть проблемы были, а вот денег… Но пытливый, пусть и совсем молодой еще, ум нашел ключ к решению всех этих затруднений и вскоре сын наложницы стал настолько богатым, что мог себе позволить вербовать сторонников. А план десантной операции стал известен русскому Генштабу.

На проверку подлинности и анализ плана времени ушло не так много. Еще меньше времени ушло на то, чтобы признать появление вблизи русских планет государства, хоть и карликового, но уже попробовавшего пьянящий вкус победы, интересам Империи никак не соответствующим. Тем более что правителем планеты, над которой нависла угроза завоевания салафийцами, был персонаж вполне вменяемый, хорошо понимавший, что живя рядом с Российской Империей, нужно быть тихим, спокойным, миролюбивым и по возможности незаметным.

До летчиков все это довели уже в виде боевого приказа, а идейная составляющая выглядела примерно так: «летим замирять буйных дикарей, чтобы не устраивали свои танцы с саблями возле наших огородов». Для людей военных достаточно.

В назначенный день на орбите Салафии собрался флот вторжения в полном составе — около пяти сотен транспортов с десантом, под сотню машин, которые с известной натяжкой можно было назвать истребителями и штурмовиками, и еще полторы сотни летательных аппаратов, на звание истребителей и штурмовиков только претендовавших, да и то безосновательно. Пока вся эта армада принимала отдаленное подобие походного ордера, почти вплотную к ней из гиперпространства вырвалась 11-я истребительная авиадивизия во всей своей красе и мощи — двести сорок истребителей и шестьдесят штурмовиков.

Русские врезались в стадо салафийских кораблей клином. На его острие шел штурмовой полк, за ним эшелонированные в высоту и по горизонту четыре полка истребителей. Назвать то, что тут началось, боем было бы непомерной честью для салафийцев. Это была резня, бойня, расстрел — все, что угодно, только не бой. Сначала «шкафы»[3] дали ракетный залп. Сотни взрывов разодрали орду транспортов в клочья. В скопище не успевших ни прогреть маршевые двигатели, ни активировать защитные поля кораблей ни одна ракета не прошла мимо цели. И пусть по две-три ракеты попадали в какой-нибудь задрипанный каботажник, которому за глаза хватило бы и одной — при взрыве каждой такой старой галоши ее куски доставались соседям, только усиливая эффект ракетного залпа.

Второй ракетный залп дали истребители — этот достался не столько остаткам транспортов, сколько их прикрытию. Проносясь сквозь остатки салафийской армады, «шкафы» и «филиппки» щедро поливали пушечным огнем все, что оказывалось у них на пути.

Затем, развернувшись и рассыпавшись по эскадрильям и звеньям, а потом и по парам, русские начали охоту на тех, кто уцелел после ракетных залпов. Во взрывах одиночных ракет и алых трассах очередей автоматических лазерных пушек разлетались на куски салафийские истребители, штурмовики, катапультировавшиеся пилоты, вывалившиеся из разорванных транспортов наземные боевые машины. Кто-то пытался удрать обратно на планету — этих догоняли и сбивали уже в атмосфере. Впрочем, каким-то счастливчикам и удалось уйти, но таких были единицы. Когда из гиперпространства вышли русские боевые спасательные боты и начали подбирать своих сбитых пилотов, попутно беря на буксир поврежденные машины, на месте флота вторжения медленно плыла по орбите бесформенная масса осколков, обломков и ошметков.

Войны без потерь не бывает. Даже такое быстрое и полное истребление противника обошлось русским в семнадцать машин и девять пилотов. Пять машин и двоих человек потерял Восьмой истребительный полк. Для Корнева, впрочем, эта операция прошла более чем успешно, он записал на свой счет сразу шесть побед в добавление к своей первой.

Все же на разборе действий родной эскадрильи корнету поначалу пришлось несладко. Командир эскадрильи ротмистр Мелентьев долго и обстоятельно выговаривал Корневу все его ошибки, Корнев столь же обстоятельно возражал. Вырвался вперед своего ведущего, чтобы записать очередную победу? Никак нет, господин ротмистр, действовал по приказу поручика Хваткова. Хватков подтвердил — хотел, мол, дать корнету набраться опыта, благо условия позволяли. Бил по неприятельской машине вместо того, чтобы прикрывать ведущего? Никак нет, я точно видел, что ведущему угрозы нет, это и на записи видно, и бил, не покидая своего места — противник сам подставился, грех было не воспользоваться. Покинул ведущего для самостоятельной атаки? Так точно, но никто на ведущего не нападал, а семнадцатому этот в хвост пристраивался. Почему ведущего не оповестил? Так ведь времени не было, господин ротмистр! На разбор более мелких огрехов, отмеченных командиром эскадрильи, Корнев отвечать не стал — во-первых, на то они и мелкие, а, во-вторых, должно же начальство хотя бы в чем-то остаться правым.

Итог оказался для Корнева неожиданным — на следующее утро ротмистр Мелентьев объявил, что берет корнета ведомым к себе, а поручик Хватков получит ведомого из новичков. Как расценивать такой поворот в своей карьере Корнев не знал, но поручик Хватков его утешил и обнадежил: