– Мне просто не терпится показать вам Бристола, – сказала Мэг, дотянувшись до его подноса и отломив кусок яблочного пирога. – Знаете, я хочу подготовить его к соревнованиям. И если вы азартный человек, милорд, могу сказать, что из него получится непревзойденный спортсмен. Боже, я просто умираю от голода.

Она запихнула кусок пирога в рот и, невинно глядя на Седжвика, облизала липкие от сиропа пальцы. Медленные, чувственные движения ее языка заставили Седжвика самым неподходящим образом испытать напряжение в чреслах. Он порадовался, что на коленях у него стоит поднос.

И внезапно он представил великолепное белое тело Мэг– как она лежит, обнаженная, рядом с ним. Он подумал, что вполне возможно она – единственная женщина в мире, которой он, занимаясь с ней любовью, сможет смотреть в глаза. И которая тоже ответит ему взглядом, а не упрется глазами куда-то ему в грудь. И не придется скрючиваться, чтобы дотянуться до ее лица. Женщины, с которыми он имел дело, как правило были значительно ниже его шести футов и четырех дюймов роста. Но они с Мэг могли бы смотреть друг другу в глаза. Отличная пара. Это дивное, стройное, длинноногое создание обладало всеми преимуществами перед другими женщинами. Но если он продолжит думать об этих преимуществах, то может попасть в по-настоящему неловкую ситуацию.

В конце концов, она невинная молодая женщина из хорошей семьи. Она не из тех, кого можно соблазнить походя. У него даже мыслей таких не должно являться в отношении ее. Если только…

– Спасибо, Седж, что позволяете мне трещать как сорока, – сказала Мэг, одаривая его проказливой улыбкой. – Я знаю, что вы, так сказать, вынужденная аудитория, но слушать вы умеете. Я наслаждаюсь тем временем, которое мы проводим вместе.

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Мне это тоже в высшей степени приятно, мэм.

Она опустила глаза, и длинные темно-рыжие ресницы отбросили тени на ее щеки. Щеки, оттененные нежным румянцем. Она мгновение держала свои пальцы в его руке и медленно – неохотно? – отняла их. Когда она снова взглянула на виконта, то вознаградила его такой теплой улыбкой, что Седжа словно обожгло с головы до ног.

– Просто… – Мэг замолчала и снова улыбнулась, но уже застенчиво. – Просто с вами так легко разговаривать. Мне кажется, что с вами я могу говорить о чем угодно. Я могу; и часто так и делаю, поделиться с вами любы ми своими мыслями и чувствами. И вы никогда не отмахиваетесь, не умаляете их и не заставляете меня чувствовать себя глупой. А слушаете. Я… Просто я хотела, чтобы вы знали, как я это ценю.

Его друзья и в самом деле были правы. Никаких фейерверков. Все происходит тиха и незаметно.

– Значит, завтра у тебя, кузен, большой день?

Седж посмотрел на двоюродного брата, который, облокотившись на широкий подоконник, смотрел куда-то вниз.

– Да, – ответил он спине Альберта, – завтра доктор хочет посмотреть, как я справлюсь с костылями.

Ему уже не терпелось самостоятельно добраться хотя бы до этого окна. Со своего места в постели он уже подробнейшим образом изучил каждый дюйм этой комнаты – каждый стул, каждый столик, каждую картину, каждую подушку. Он запомнил все узоры на шторах, коврах и пологе. В его памяти, казалось навеки запечатлелась резьба на деревянных панелях, которыми были обшиты стены, на ножках стульев и столбиках, поддерживающих полог. Виконт с закрытыми глазами мог представить эту спальню во всех подробностях.

Если бы можно было добраться хотя бы до окна, ему удалось бы расширить свой мир за пределы этих четырех стен.

– Сначала, – продолжал он, недоумевая, что же так привлекло внимание Альберта, – мне позволят проковылять по комнате туда и обратно. Но будь уверен, я начну шкандыбать по всему Торнхиллу – не успеешь и глазом моргнуть. Просто не могу дождаться!

Альберт повернулся и улыбнулся возбужденному Седжу.

– Тебя, наверное, просто одолел зуд, вот ты и хочешь выбраться из постели.

– Да уж, я готов лезть на стену. Все бы отдал, лишь бы поскорее встать на ноги.

– И тогда, – произнес Альберт, – ты отсюда уедешь. Ты, должно быть, хочешь вернуться домой.

Седж пожал плечами и усмехнулся.

– Даже не знаю, – загадочно проговорил он, и Альберт хмыкнул в ответ на эти его слова. – Но одно могу сказать твердо: я более чем готов покинуть свое ложе больного. Ты и представить себе не можешь, как у меня затекло все тело. Не только ногу, я отлежал себе все бока. Боюсь, что мое тело уже совсем разучилось двигаться. Мне решительно необходимо заняться какими-нибудь упражнениями.

– Ты говоришь о каких-то конкретных упражнениях? – с легкой усмешкой осведомился Альберт.

– Что ты хочешь этим сказать, Берти? Альберт снова усмехнулся и, сложив на груди руки, подошел к кровати.

– От меня не укрылось, Седж, насколько ты увлечен мисс Эшбертон. Вот я и подумал, что ты хочешь немного развлечься, пока сидишь здесь, в деревне. А эта девушка весьма красива.

– Да, красива, – согласился Седж.

– Ты что, и правда думаешь об интрижке с сестрой нашего хозяина?– Альберт с неодобрением покачал головой. – Напрашиваться на неприятности – на тебя это не похоже, Седж.

– Мне уже достаточно неприятностей в виде сломанной ноги, Берти. Не волнуйся. Никаких глупостей я не натворю.

Но так ли это было на самом деле? Он уже думал о том, что, встав на ноги, примется серьезно ухаживать за Мэг. Но, может, это и впрямь глупое предприятие? Ведь конечная цель ухаживания – как никак женитьба. Хочет ли он этого на самом деле? Он со всех сторон обдумывал мысль о женитьбе на Мэг. Брак, несомненно, нес в себе некоторые преимущества. Но сама идея женитьбы по-прежнему вселяла ужас в сердце холостяка. Седж еще не до конца определил, на самом ли деле хочет довести свое ухаживание до конца, готов ли он к этому. Да еще эти незнакомые доселе чувства, которые пробуждала в нем мисс Эшбертон. Надо было еще о многом подумать.

– Рад это слышать, – сказал Альберт и, взяв стул, пододвинул его поближе к кровати. Сел и небрежно положил ногу на ногу. – А то может нехорошо получиться, Сэр Терренс может настоять на официальном предложении. – Он в который уже раз усмехнулся. – А мы с тобой оба знаем, что из такой ситуации ты станешь спасаться не иначе как бегством. Если, конечно, сможешь.

Седж рассмеялся, но ничего не ответил.

– Будь осторожен, кузен, – продолжал Альберт, – потому что ты лишен свободы передвижения. Не позволяй заманить себя в какую-нибудь ловушку.

– Успокойся, Берти. Я же сказал, что не натворю глупостей.

– Да, но я помню один наш с тобой разговор в Уитэм-Эбби, у твоей матери, во время приема по случаю Рождества. А ты помнишь? Ты очень тяжело переживал потерю своих друзей – Брэдли и Пемертона.

– Да, смутно припоминаю, как однажды вечером мы с тобой опустошили несколько бутылок самого лучшего матушкиного кларета. А что, я тогда так уж расчувствовался?

– Можно и так выразиться, – ответил Альберт, не в силах сдержать улыбку. – В основном ты говорил о женитьбе.

– Я?

Альберт рассмеялся.

– Ты. Говорил, что, возможно, пора ос тепениться и заполнить детскую. Самый закоренелый холостяк из всех, кого я знаю, говорил о семейной жизни! Я просто живот надорвал от смеха.

– Мне очень приятно, что я смог развлечь тебя, Берти.

– Ты должен признать, старина, что даже думать об этом предмете совершенно не в твоем духе. – Альберт прополз на сиденье и, положив голову на спинку стула, засмеялся при этом абсурдном предположении. – Ты никогда не женишься, – продолжил он. – И ты сам это прекрасно понимаешь. Ты достаточно часто об этом говорил. Оседлая, размеренная жизнь совсем не для тебя. Ты никогда не смог бы с ней примириться.

– Ты, вне всякого сомнения, прав, Берти, – ответил Седж, признавая, что в словах его двоюродного брата содержится правда.

– Ты просто скорбел по утраченным друзьям, которые предпочли брачные узы твоему обществу, – сказал Альберт. – Думаю, ты чувствовал себя брошенным. И это можно понять, Седж. Я знаю, как близки вы были с Брэдли и Пемертоном все эти годы. Но ничего не остается неизменным, знаешь ли. Их жизни пошли по новой дороге, вот и все. Мне было бы неприятно думать, что ты решил жениться только для того, чтобы вернуться к друзьям.