– Только не эта женщина.

– С чего это ты так уверен?

Седж еще ниже съехал в кресле и застонал.

– В том-то и дело! – взвыл он. – Я не уверен! Клянусь тебе, Джек, я никогда не пойму женщин!

Джек поднял свой стакан:

– Вот за это я и выпью.

Мэг крутилась и ворочалась в постели и все не могла заснуть. Она снова взбила подушку, глухой звук казался ей эхом ее одиночества. Как она может чувствовать себя одинокой на кипящей деятельностью ферме, где каждый день бывают новые люди? Правда была в том, что она тосковала по Седжу. Ей не хватало его. Как она могла так привязаться к нему за такое короткое время? И как можно скучать по человеку, который так недостойно с ней обошелся?

Разум продолжал повторять, что она должна забыть его, но сердце не могло этого сделать. Мэг перевернулась на бок и прижала подушку к животу, вспоминая поцелуй Седжа. Может, в конце концов Терренс был прав. Может, она действительно не похожа на остальных женщин в том, что касается мужчин. Но, с другой стороны, никто из других мужчин и не вызывал в ней чувства, похожего на то, что вызвал виконт. Воспоминание об этом чувстве – горячем, чувственном желании, от которого перехватывало дыхание, – заставляло ее тело снова и снова переживать его как наяву. Она крепче обхватила подушку и улыбнулась. В зрелом возрасте двадцати четырех лет она наконец-то узнала, что все это такое потери. Она поперхнулась неожиданным всхлипом, и по ее щекам потекли слезы. Мэг еще крепче сжала несчастную подушку и заплакала о том, что никогда уже не осуществится. Ей показали лишь отсвет тайны любви, и этот мучающий ее отсвет останется единственным, что ей будет известно. Потому что она потеряла Колина Хэрриота, виконта Седжвика, единственного в мире человека, который мог раскрыть ей все эти тайны.

«Но как я могла потерять то, чем никогда не обладала?» – подумала Мэг, вытирая глаза рукавом ночной рубашки.

Да, но она могла завладеть им. Если бы она приняла предложение Седжа, она бы его получила.

Мэг села в постели. Это что еще за мысли? Если бы она приняла предложение Седжа! И речи быть не могло, чтобы она согласилась на такое унизительное предложение. Или могла? Нет, конечно, нет. Просто смешно. Она привалилась к изголовью кровати, подложив подушку под голову. Приняв предложение, которое сделал ей Седж, было немыслимым для молодой благородной леди, такой как она. Тогда почему он его сделал? Он же должен был понимать, что она его не примет. Должен? Но, может быть, такие связи – довольно распространенная вещь в обществе. Возможно, она слишком оторвана от мира здесь, в Торнхилле, чтобы знать, как ведут себя другие люди, более искушенные. И тем не менее, Мэг Эшбертон не подобает отвечать на такие предложения. Она никогда не сможет жить с собой в мире, если пойдет на такое. Не сможет?

Сегодня днем она вместе с бабушкой прогуливалась по огороду, где росли травы, и Ба, как обычно, перевела разговор на лорда Седжвика.

– Я так и не поняла этого молодого человека, – сказала она, сорвав листок испанской лаванды и растирая его между пальцев. – Он по крайней мере мог дать понять, что хочет снова с тобой повидаться. Я была настолько уверена, что ты ему понравилась. – Она поднесла к носу листок, от которого теперь исходил сильный аромат, и чихнула. Улыбнувшись, Ба протянула его Мэг. – Он не сказал, что хочет повидаться с тобой? – спросила она.

Мэг понюхала листок и кивком выразила свое одобрение.

– Вообще-то он спросил, не собираюсь ли я в Лондон на этот сезон, – сказала она.

Глаза Ба вспыхнули как свечки.

– Да? Тогда мы должны поехать!

– Думаю, нет, Ба. Ты же знаешь, как я отношусь к Лондону. Кроме того, я сказала лорду Седжу, что не поеду.

– Милая моя девочка, ты уверена?

– Да, Ба. Ты же знаешь, я предпочитаю жить в деревне.

– Знаю, дорогая, – сказала Ба. – Но лорд Седжвик…

– Тебе пора преодолеть свою одержимость лордом Седжвиком, Ба. Он уехал и больше не вернется.

Ба с открытой печалью посмотрела на Мэг, отчего у девушки чуть не разорвалось сердце.

– Прости, дорогая, – проговорила Ба. – Ты, разумеется, права. Очаровательный джентльмен, но будут и другие. – Она нежно погладила Мэг по щеке. – Появится кто-нибудь еще.

Слова Ба вспомнились Мэг сейчас, когда она поудобнее устраивала на подушках голову.

Появится кто-нибудь еще.

Но в глубине души Мэг знала, что никто другой не появится. В ее двадцать четыре года уже никто не появится. И даже если и так, Мэг понимала, что хочет она только одного человека. Которого хотела все эти шесть лет. Одного долговязого, светловолосого джентльмена с улыбкой, от которой подгибаются колени.

И ведь она могла получить его. И возможно, ей еще удастся получить его. Если она примет его условия. Но как же это сделать? Она беспокойно повернулась на кровати, представляя себе обнимающие ее руки Седжа и раздумывая, почему бы ей этого и не сделать.

В ней шесть футов роста, и она признанная старая дева. Почти невозможно предположить, что в этой ситуации она когда-нибудь получит достойное предложение руки и сердца. Разве что от какого-нибудь пожилого вдовца, которому нужна сиделка и мать для его детей. Как можно предпочесть этому менее достойное, но наполненное гораздо большей страстью соглашение с человеком, который заставляет ее кровь кипеть, а сердце трепетать? Как может подходящий брак, обещающий всего лишь редкое и благопристойное исполнение супружеских обязанностей, сравниться со связью с человеком, которого она любит, который хочет держать ее обнаженное тело в своих объятиях? И заниматься с ней любовью днем и ночью? И раскрыть ей все тайны любви, которые ей не терпится узнать?

Неужели так ужасно хотеть всего этого? Неужели лучше так и прожить свою жизнь в одиночестве, никогда не узнав, что стоит за поцелуями Седжа и на что он только намекнул ими? Даже если узнать все это придется вне брака?

Мэг почему-то уже было не важно, сможет ли она ужиться с собой, если согласится на предложение Седжа. Она думала уже о том, сможет ли жить, если не согласится.

И когда ее наконец сморил сон, Мэг твердо решила, что должна делать.

На утро она за завтраком объявила Ба и Терренсу, что решила поехать в Лондон.

Открыв дверцу своей кареты, лорд Пемертон спустился на землю. Он быстро переговорил с кучером, дав указание не ждать его и вернуть карету домой на Гановер-сквер. Длинные вечера с Седжем были непредсказуемы. Никогда нельзя было сказать наверняка, как долго понадобится оставаться. Во всяком случае всегда можно нанять экипаж. Или пройтись до дома пешком. Вечер для конца апреля был необычайно теплым, а Джек любил пешие прогулки.

Карета отъехала, и Джек, повернувшись, поднялся по ступенькам городского дома лорда Седжвика. Губы Пемертона недовольно искривились, когда он увидел, что молоток на двери все отсутствует. Это могло означать только одно: Седж по-прежнему ищет утешения на дне бутылки. А как по собственному опыту знал Джек, пьянство в одиночку было наихудшим из способов утешиться. На самом деле оно вообще не давало никакого утешения. Какие бы несчастья ни заставляли человека пить, чтобы развеяться, каждый глоток только усугублял его душевные страдания.

Вид Седжа в таком состоянии был ненавистен Джеку. Из троих друзей, которых связывали многие годы дружбы, от Седжа меньше всего можно было ожидать такого поведения. Не так уж давно Джек и сам опускался на самое дно отчаяния и пьянства. По сравнению с нынешним ощущением радости жизни это недавнее прошлое казалось просто невероятным. Семь месяцев брака с Мэри принесли ему такое счастье, какое он для себя и не мыслил. Собственное счастливое состояние заставляло Джека отчетливее видеть отчаяние Седжа. С того первого посещения, когда Седж рассказал другу о Мэг Эшбертон, Джек взял за правило навещать Седжа хотя бы через день, упорно пытаясь отучить его от дурной привычки и подыскивая нужные слова, чтобы вытащить его из пучины отчаяния. Но это ему не удалось. Никакие его слова не могли заставить Седжа изменить свое поведение. Джек мог лишь составлять другу компанию в его бдениях за бутылкой, потому что было ясно: виконт не собирается ни оставлять выпивку, ни выходить в свет. Поэтому самое большее, что мог сделать Джек, это заставлять Седжа говорить, чтобы тот меньше пил.