На лице Дрейка появилось выражение явного несогласия с адвокатом. Чуть помедлив, он произнес:

— Хорошо, Перри. Я выполню все, как ты говоришь. В конце концов, тебе самому за это платить.

Когда в понедельник, в десять часов утра, суд собрался на заключительное заседание, эффект произошедших за уик-энд событий стал очевиден.

Плотно сжатые губы присяжных и каменные маски враждебности на их лицах ясно свидетельствовали, что большая часть их уже читала газетные сообщения об опознании Альберта Брогана как убийцы Дафны Хоуэлл. От непредвзятости присяжных не осталось и следа. Их прежний настрой сменился мрачной неприступностью палачей.

Поднявшись со своего места, Мейсон обратился к судье:

— Ваша честь, у меня заявление, которое я хочу сделать в отсутствие присяжных.

Судья Иган нахмурился.

— Хорошо, — произнес он, немного поколебавшись. — Они будут удалены из зала на то время, пока защита будет делать свое заявление. — Он повернулся к скамье присяжных: — Ввиду того что предстоящая речь защитника имеет предметом вопросы процедурного характера, которые не входят в компетенцию присяжных, им предлагается покинуть зал. При этом присяжным следует помнить запрет касательно ведения разговоров, обсуждения или позволения кому бы то ни было обсуждать слушаемое дело в их присутствии.

Судья Иган слегка наклонил голову. Присяжные удалились.

После того как они покинули зал, Мейсон произнес:

— Прежде всего, с вашего позволения, я хотел бы воспользоваться случаем и…

— Суд догадывается о характере предстоящего заявления защиты. Сделайте его по возможности кратким, мистер Мейсон, — перебил Иган.

— Я хочу обратить внимание вашей чести на появившиеся в прессе сообщения об имевшем недавно место опознании моего подзащитного в качестве убийцы Дафны Хоуэлл.

— И что же? — холодно спросил судья Иган.

— Тон упомянутых сообщений неминуемо вселил в присяжных недоверие и предвзятость к подсудимому.

— Почему вы так считаете?

— Это с очевидностью следует из самого содержания названных статей, ваша честь.

— У вас имеются доказательства того, что присяжные их читали?

— Данный факт невозможно установить без непосредственного опроса, который, в свою очередь, лишь акцентировал бы внимание присяжных на теме опознания, что также не в интересах моего подзащитного, — сказал Мейсон.

— Хорошо. Что вы предлагаете?

— Я предлагаю распустить настоящий состав присяжных, признав его полномочия недействительными, и продолжить слушание дела с новым составом, предварительно изолировав присяжных на весь период судебного разбирательства.

— Одну минуту, ваша честь! — вскочив на ноги, заговорил помощник окружного прокурора Гарри Фритч.

Сделав ему знак замолчать, судья Иган обратился к Мейсону:

— У вас имеются объективные основания считать, что кто-либо из присяжных читал упомянутые вами статьи?

— К сожалению, я не имею возможности привести конкретные факты, ваша честь, но информация получила в прессе чрезвычайно широкую огласку. Если суд опросит присяжных — хотя такой опрос очень нежелателен, — читали ли они текущие газеты, то я осмелюсь утверждать, что по крайней мере девять из двенадцати ответов окажутся утвердительными.

— Присяжные были проинструктированы не читать сообщений, имеющих непосредственное отношение к делу, — сказал судья Иган.

— И естественно, не являясь провидцами, чтобы выяснить, имеет то или иное сообщение отношение к делу или нет, они должны были сначала его прочитать.

— Не обязательно, — возразил судья. — Я с вами не согласен и не считаю, что нам следует брать под сомнение добросовестность присяжных в плане выполнения ими наказа суда.

— Ваша честь, разрешите взять слово, — попросил Гарри Фритч.

— Я еще не закончил, — ответил Иган. — Итак, суд отклоняет предложение защиты о смене состава присяжных. Вы что-то хотели сказать, господин помощник окружного прокурора? Прошу!

На лице Фритча появилась ухмылка:

— Благодарю, ваша честь. Теперь в этом уже нет необходимости.

— В таком случае, если вам нечего сказать суду, то мне есть, что сказать вам, мистер Фритч. Хотя я и не знаю, каким образом информация об опознании Альберта Брогана просочилась в прессу, но я совершенно уверен, что, прими прокурор должные меры предосторожности, этого бы не произошло. У меня за плечами немалый опыт, и я знаю, что говорю. Допущенная огласка была, мягко выражаясь, весьма преждевременной. Подобный шаг нельзя квалифицировать иначе, как неблагоразумный. Кроме того, я склонен считать, что он был, по всей видимости, преднамеренным. В результате возникла ситуация, в которой защита обрела право подать апелляцию. Объясните, что помешало придержать информацию об опознании до тех пор, пока судебное разбирательство не закончится?

— Но, ваша честь, — возразил Фритч, — мы не имеем возможности контролировать средства массовой информации. Газетчики добывают сведения по своим каналам…

— Одним из которых является болтливость служащих окружной прокуратуры, — перебил судья Иган. — Если бы вы действительно приложили усилия к сохранению факта опознания в тайне, то, я уверен, вам бы это прекрасно удалось. Говоря «вы», я, конечно, обращаюсь не к вам лично, а к прокурорскому ведомству в целом. На этом, пожалуй, закончим спор. Пристав, пригласите присяжных.

Всем своим видом демонстрируя, что принятое им решение окончательно и обжалованию не подлежит, судья Иган метнул сердитый взгляд сначала на Фритча, потом на Мейсона и стукнул по столу председательским молотком.

Судебный пристав вызвал присяжных, которые снова заняли места на отведенной для них скамье.

— Заседание продолжается! — выкрикнул судья Иган.

— Если суд позволит, — начал Мейсон, вновь поднимаясь на ноги, — защита хотела бы удостовериться, что все свидетели выполняют распространяющиеся на них процедурные правила и что ни одно лицо, которому предстоит выступить свидетелем, в данный момент не находится в зале.

— А как насчет свидетелей, уже давших свои показания? — вежливо осведомился Гарри Фритч.

— Если вы абсолютно уверены, что они ни при каких обстоятельствах не будут вызваны вторично, то я не возражаю. Учтите, что я не позволю оставшемуся в зале свидетелю повторно занять свидетельское место.

— Обычно для лиц, закончивших дачу показаний, делается исключение, и им разрешают присутствовать.

— В данном случае такого исключения не будет, — сказал Мейсон. — Я требую точного соблюдения всех процедурных правил.

— Всем свидетелям по делу Альберта Брогана просьба покинуть зал суда, — постановил судья Иган. — Итак, начнем. Если не ошибаюсь, в пятницу мы прервались, когда перекрестный допрос Марты Лавины был в самом разгаре?

— Ваша честь, — заговорил Гарри Фритч, — во время этого перекрестного допроса возникла одна маленькая неясность, и, чтобы рассеять ее, я хотел бы, прежде чем мы двинемся дальше, просить у суда позволения вернуть на свидетельское место Родни Арчера, дабы он ответил всего на несколько вопросов, что в дальнейшем значительно облегчит разбирательство и окажет ощутимую помощь присяжным в их работе.

При этом Фритч исполнил небольшой полупоклон в сторону присяжных, тем самым как бы желая продемонстрировать, что делаемый им шаг продиктован исключительно заботой о них и вниманием к ним. Судья Иган обратил взгляд на Мейсона: — Думаю, что в данной ситуации мне лучше руководствоваться мнением защитника.

— Никаких возражений, — ответил адвокат. — Защита не менее обвинения заинтересована в прояснении фактов.

— Тем лучше, — заключил судья Иган. — Пусть мистер Арчер вернется на свидетельское место. Вы, миссис Лавина, как свидетельница, согласно установленным правилам не должны слышать его показаний, поэтому я прошу вас удалиться в комнату для свидетелей. Судебный пристав вызовет вас, когда будет нужно.

Марта Лавина встала и с улыбкой произнесла:

— Хорошо, ваша честь, — после чего покинула зал суда, сопровождаемая хищными мужскими взглядами.