— Пожалуй.
— Какого цвета у него глаза? Нет-нет, не смотрите на него. Просто назовите цвет его глаз.
— Я не помню.
— Какого цвета одежда была на нем в ту ночь, в ночь нападения?
— Того же, что и сейчас.
— Во что он был одет, когда вы увидели его на опознании?
— В то же… Простите, я сомневаюсь.
— В каком ряду шла ваша машина, когда мистер Арчер подъезжал к месту, где произошло нападение? В том, что ближе к обочине, или в том, что ближе к середине дороги?
— Ближе… к середине.
— Но тогда, — сказал Мейсон, — чтобы распахнуть левую дверцу машины, нападавшему потребовалось бы встать…
— Хотя нет, — поправилась она. — Простите, я ошиблась. Я сейчас вспомнила. Это был крайний правый ряд, около самого тротуара.
— Назовите точно время, когда было совершено нападение.
— Тринадцатого сентября…
— Нет, я имел в виду, в котором часу?
— Это произошло… поздно вечером.
— В восемь часов?
— Я не смотрела на часы, мистер Мейсон.
— В десять?
— Но я же сказала, что не смотрела на часы.
— В одиннадцать?
— Прошу прощения, мистер Мейсон, я… нет, это случилось до одиннадцати, потому что в одиннадцать аптека уже закрывается.
Судья Иган кашлянул и произнес:
— Время подошло к пяти, джентльмены. Заседание будет возобновлено в понедельник в десять часов утра. До этого момента присяжным предписывается не обсуждать вопросы, относящиеся к делу, между собой и не позволять кому-либо заниматься этим в их присутствии, а. также не высказывать каких-либо суждений и мнений самим до тех пор, пока дело не будет окончательно передано на их решение. Судебное заседание объявляется закрытым.
Дрейк протиснулся к Мейсону сквозь поток покидавшей зал публики.
— Ну что? — спросил адвокат. Дрейк покачал головой:
— Она удрала.
— Черт возьми, Пол! Тебе не следовало спускать с нее глаз! — произнес Мейсон с укором.
— Перри, клянусь, я просто ничего не могу понять. Я был совершенно уверен, что девушка останется. Она же сама хотела дать показания и была готова присягнуть, что подвозила Марту Лавину в своей машине единственный раз, за покупками в магазин, причем в послеобеденное время.
— А как насчет ночи нападения, Пол? Где Кейлор находилась тогда?
— Она не знает. Ей кажется, что она была на вилле «Лавина—1», но она смутно помнит тот день.
— То есть ты хочешь сказать, что она не помнит, как разговаривала с Мартой Лавиной о нападении? Ведь не могла же та не рассказать ей, что ее ограбили и что…
— В том-то и дело, что нет! — перебил Дрейк. — До прошлой недели Марта Лавина ни словом не обмолвилась о том, что подверглась нападению. Именно поэтому Инес и была убеждена, что не увозила ее в своей машине с места происшествия.
— Черт побери! — выругался Мейсон. — Ты говоришь, она была в этом убеждена?
— Совершенно.
— Тогда нам необходимо найти ее, Пол. Во что бы то ни стало!
— Постараемся, — сказал Дрейк. — А ведь я же просил девушку подождать, пока ее не вызовут! Однако, скорее всего, она просто обвела нас вокруг пальца, хотя я бы никогда не подумал, что она на такое способна. У меня создалось впечатление, что на нее можно положиться: как-никак она дала согласие прилететь со мной сюда из Лас-Вегаса без малейших возражений.
— Что ж, теперь у нас есть над чем поломать голову, — сказал Мейсон. — И не стой с такой миной, а то окружающие могут подумать, что ты сомневаешься в благополучном исходе дела.
Адвокат с довольным видом потрепал Дрейка по плечу:
— Великолепно, Пол! Отлично сработано! Некоторые из покидавших кафедру присяжных задержали на Мейсоне взгляд, полный дружеского участия.
Мимо проскользнула Марта Лавина, женщина в возрасте около тридцати пяти, с точеной фигуркой и твердой осанкой, — коварная противница не в силах скрыть своего торжествующего настроения от присяжных и публики.
— До свидания, мистер Мейсон, — произнесла она с приторной сладостью в голосе.
— До свидания, миссис Лавина, — ответил Мейсон в унисон, после чего едко добавил: — До понедельника.
Что-то в его интонации заставило ее замедлить шаг. Она оглянулась и окинула его тем внимательным, оценивающим взглядом, каким обычно изучают опасного соперника. Затем, после секундного колебания, она продолжила свой путь полной чувства собственного достоинства походкой, нарочито покачивая бедрами.
— Не женщина, а кобра какая-то, — тихо произнес Дрейк.
Адвокат отсутствующе кивнул.
Когда Мейсон и Пол Дрейк, протолкнувшись сквозь уходящую публику, покинули зал суда, адвокат повел Дрейка к лестнице.
— Подождем, пока толпа рассосется. Я не хочу случайно оказаться в лифте с кем-нибудь из присяжных. Меня постоянно кто-то узнает и начинает донимать расспросами о процессе.
— Но почему судья не заставит присяжных попридержать языки? — спросил Дрейк.
— На разбирательствах дел, в которых фигурирует убийство, так обычно и поступают, — пояснил Мейсон. — У нас же случай иного рода. У меня нищий подзащитный и заурядное дело. Если обязать присяжных молчать, они поднимут шум, а судья…
Массивная рука опустилась на плечо адвоката.
— Мистер Мейсон! — гулко произнес кто-то. Мейсон обернулся и оказался лицом к лицу с широкоплечим субъектом с кустистыми бровями, глядевшим на него с плохо скрываемым раздражением.
— Здравствуйте, мистер Арчер. Как ваши дела? — произнес адвокат.
— Я в бешенстве! — ответил Арчер, тем не менее улыбаясь.
— Неужели?
— Какого черта меня продержали в этой каморке? Я там, кажется, чуть не свихнулся!
— Свидетели, — объяснил Мейсон, — должны следовать правилам, установленным для судебного разбирательства. В частности, им не разрешается слушать показания других свидетелей. Их удаляют из зала суда. Таким образом мы получаем возможность изучать индивидуальные показания каждого свидетеля, не опасаясь, что на их формирование оказали влияние чьи-либо утверждения, услышанные свидетелем ранее.
— Какая чушь! — резюмировал Арчер. — Вздор и ересь! Я человек действия. Боже праведный, у меня же дела стоят, люди меня разыскивают, чтобы встретиться, а я должен бросить все и явиться в суд. Я бы не отказался поприсутствовать в зале и понаблюдать, что там происходит, но торчать в этой свидетельской — просто пытка!
— Это скоро закончится, — успокаивающе произнес Мейсон.
— Это уже слишком давно началось! Я говорил с помощником прокурора, но он ответил, что вопрос по вашей части. Я ведь уже дал показания, рассказал все как было. Почему бы мне теперь не сидеть с публикой?
— Но я, — улыбнулся Мейсон, — не дам на это своего согласия.
— Почему?!
— Потому что мне поручена защита подсудимого. И я считаю, что в его интересах, чтобы все процедурные правила строго соблюдались.
— Но послушайте, вы же защищаете бродягу без гроша в кармане, тунеядца, ворюгу. А я важный человек в деловых кругах. У меня есть влияние. Учтите, Мейсон, я могу сделать адвокату много хорошего, но могу — и много плохого. Мне не нравится все это. Мне не нравится, как вы взялись за дело.
— Я сожалею, мистер Арчер.
— Мы еще посмотрим, как вы будете сожалеть!
— Это угроза?
— Нет, не угроза… хотя, черт побери, да! Я считаю ваши действия необоснованными. Опасно быть таким заносчивым. Я лишился четырех или пяти сотен долларов вместе с бумажником и бриллиантовой булавкой, которая потянет на добрую тысячу. Заявляю об этом в полицию, и тогда меня притаскивают туда на опознание, а потом я еще должен явиться в суд и давать показания! Да только за сегодняшний день я потерял денег больше, чем у меня украли. И прежде чем разбирательство подойдет к концу, я, похоже, пойму, что лучше бы и вовсе не затевал этой канители.
— Я очень сожалею, — повторил Мейсон. — Это действительно неприятно, тем более когда человек так дорожит своим временем…
— Да я не о времени веду речь, — произнес Арчер немного спокойнее. — Просто я не желаю торчать в комнате для свидетелей. Я хочу быть там, откуда смогу следить за событиями. В конце концов, нужно же мне чем-то занять себя?