Эрвуд внимательно посмотрел на него.

– Вы же сказали, что понадобится не менее получаса.

– Посоветовавшись с моим помощником, я выяснил, что пленка у нас с собой, а аппаратуру мы можем наладить за десять минут.

– Именно это и шептал вам помощник? – поинтересовался Мейсон. – Или он высказал опасение, что этих тридцати минут, о которых шла речь, вполне может хватить на то, чтобы доставить сюда доктора Коллисон?

– Занимайтесь своим делом, – сердито сказал Гамильтон Бергер, – а я буду…

Судья стукнул молотком по столу.

– Прекратите, джентльмены! Мы обойдемся без ваших колкостей. Однако, мистер обвинитель, суд не вчера родился. Вы сказали, вам нужно полчаса, чтобы доставить сюда пленку и наладить аппаратуру, и суд решил объявить перерыв на эти полчаса. Мы не видим оснований менять свои решения. Объявляется перерыв на тридцать минут. – С этими словами Эрвуд поднялся и сердито зашагал к своему кабинету.

За пять минут до конца перерыва в зал суда поспешно вошел Пол Дрейк в сопровождении элегантной женщины. Не прерывая беседы с Джорджем Анслеем, Мейсон кивком головы пригласил их подойти к столу защиты.

– Доктор Маргарет Коллисон, ветеринарный врач, – представил женщину Пол Дрейк, – а это мистер Перри Мейсон, адвокат Анслея.

– Здравствуйте, мистер Мейсон, – произнесла Маргарет Коллисон, с улыбкой протягивая адвокату руку. – Я очень много читала о вас, но никак не ожидала, что мы встретимся. Я уже говорила мистеру Дрейку, что не знаю, чем могла бы вам помочь.

– Расскажите мне абсолютно точно все события, – предложил Мейсон. – Я сопоставлю ваш рассказ с показаниями других свидетелей и, может быть, обнаружу что-нибудь ценное. Я хотел бы, чтобы вы свидетельствовали перед судом. Но, возможно, это и не понадобится. Итак, расскажите мне, что с вами произошло вечером в понедельник, восьмого числа.

– У меня находилась на лечении одна из собак Бордена. Но он любил, чтобы ночью все его собаки были дома. Поэтому, как правило, собак приводили ко мне рано утром, в течение дня я лечила их, а на ночь их уводили. В тот понедельник в восемь часов утра собаку доставили ко мне, а в девять вечера за ней должен был приехать мистер Ферни. Когда в девять он не приехал, я подумала, что его что-то задержало, и решила подождать его звонка. Мне пришлось ждать почти полтора часа, да и то позвонил не мистер Ферни, а какой-то мужчина, который сказал, что звонит от имени мистера Ферни и что тот неожиданно задержался. Он спросил, не могу ли я подготовить собаку к отправке домой, несмотря на позднее время, потому что мистер Ферни уже едет ко мне.

– Вы согласились?

– Да. Я сказала, что собака будет в моей машине. Вывести ее и погрузить – дело пяти минут.

– Вы так и сказали?

– Да.

– Когда приехал мистер Ферни?

– Я только-только завела собаку в машину. Он поставил свою машину у меня перед домом, а к Бордену мы приехали на моей.

– Как далеко вы живете от дома Бордена?

– Чуть больше двух миль.

– Что было потом? – спросил Мейсон.

– Мы подъехали к калитке. Мистер Ферни ключом открыл ее и взял от меня собаку. Я сказала ему, что хотела бы поговорить с мистером Борденом об этой собаке, посоветовать ему сделать ей операцию. Мистер Ферни предложил мне войти с ним в дом и узнать, есть ли возможность поговорить с хозяином.

– Что дальше?

– Мы вошли в дом. Вскоре мистер Ферни сказал, что в своем кабинете мистера Бордена нет, но, наверное, он наверху, в студии, он пойдет поищет его…

Тут секретарь суда стукнул молотком по столу:

– Всем встать!

Пока Эрвуд занимал свое место за судейским столом, Мейсон шепотом продолжал расспрашивать доктора Коллисон:

– Когда вы уезжали, Ферни поехал с вами?

– Да.

– Оставался ли он один, вне вашего поля зрения, пока вы находились в доме?

– Да. Завыла сирена охранного устройства, и он вышел узнать, что случилось, отозвать собак и выключить прожектора. Именно в тот момент я ответила на телефонный звонок, сказав, что мистер Борден просил его не беспокоить. Я решила, что какой-то любопытный бездельник хулиганит у ворот. Кроме того, мне было известно, что мистера Бордена действительно нельзя беспокоить, если он этого не хочет.

– А оставался ли Ферни вне вашего поля зрения внутри дома?

– Только тогда, когда поднялся на несколько ступеней, чтобы постучать в дверь студии.

– Вы слышали стук?

– Да.

– Вы слышали какие-нибудь голоса?

– Нет.

– Не мог он войти туда?

– Конечно, нет. Для этого у него не было времени. Я услышала стук, потом он сразу же спустился вниз. Вы знаете, мистер Мейсон, когда он спустился ко мне, у него был какой-то совершенно ошарашенный вид. Он сказал, что Борден в студии и велел его не беспокоить. Еще он сказал…

– Прошу тишины в зале суда, – громко произнес судебный пристав. – Можно сесть.

Эрвуд занял свое место и взглянул на окружного прокурора.

– Магнитная лента готова, мистер окружной прокурор?

– Да, ваша честь. Но я еще раз хочу заявить о нашем возражении на основании того, что недопустимо пользоваться доказательством, подлинность которого не установлена. Это некомпетентно, несущественно и в настоящий момент не имеет отношения к делу.

– Магнитная запись действительно та самая, которая найдена в доме Бордена?

– Да, ваша честь.

– Тогда возражение отклоняется. Мы прослушаем ее.

Гамильтон Бергер с оскорбленным видом занялся магнитофоном. Затем в течение десяти минут в зале суда через динамик звучали голоса Джорджа Анслея и Меридита Бордена. В конце беседы голос Анслея произнес:

– Ну, думаю, мне пора уходить.

Голос Бордена ответил:

– Я рад, что вы посетили меня, Анслей, и позабочусь о вас, как смогу. Полагаю, что у вас больше не будет неприятностей с инспекторами. Они, как и все остальные, не любят, когда о них идет дурная слава, а ведь это в основном зависит от меня.

Затем послышался смех Бордена, и в этом смехе чувствовалась ирония.

– Я сам могу найти дорогу, – сказал голос Анслея.

– Нет-нет, я провожу вас до двери. К сожалению, сегодня я один в доме.

Магнитная лента с шипением крутилась еще секунд десять, потом раздался странный глухой звук, после которого все шумы на пленке исчезли, хотя кассета продолжала крутиться.

Гамильтон Бергер подошел к магнитофону и стал перематывать ленту назад.

– Это все, ваша честь, – сказал он.

Эрвуд задумчиво нахмурился и спросил:

– Что означают эти потрескивающие звуки, которые слышны на пленке после того, как исчезли голоса, мистер окружной прокурор?

– Они возникли оттого, что пленка продолжала крутиться, а микрофон был включен на запись.

– А что это за глухой звук?

– Это звук того выстрела, который убил Меридита Бордена, – ответил Гамильтон Бергер и с жаром добавил: – С разрешения суда, мы заявляем, что нас вынудили раскрыть наши карты. Мы намеревались предъявить это доказательство в высшей инстанции суда, который будет судить обвиняемого.

– Защита имела право предъявить пленку в качестве одного из доказательств, – ответил Эрвуд, – и сделано это было по приказанию суда в ответ на требование защиты.

– Теперь запись услышали, – недовольно признал Бергер. – И к тому времени, когда обвиняемому придется давать показания перед судом присяжных, у него будет готово подходящее объяснение, которое ему придумают.

– Здесь не место для подобных замечаний, мистер окружной прокурор, – ответил Эрвуд. – Защита для того и существует, чтобы предъявить суду свои доказательства.

– Но в данном случае, – сердито настаивал Бергер, – она пользуется доказательствами обвинения.

– Прекратите спорить, – резко оборвал его судья. – У вас есть еще свидетели, мистер Мейсон?

– Да, ваша честь, – кивнул адвокат. – Я хочу еще раз вызвать мистера Ферни для дальнейшего перекрестного допроса.

– Мы возражаем, – запротестовал Бергер. – Защита только и делает, что вызывает свидетелей повторно. Закон не предусматривает, что можно допрашивать их бесконечное число раз.