Глаза Маделины засверкали, и она нетерпеливым жестом отбросила в сторону свое вышивание:

— Нет уж, мистер Каррингтон! Я никому не позволю диктовать мне! Я буду действовать по-своему! Я не собираюсь выходить замуж за мистера Рэтклифа. Будь у меня подобные планы, я бы уже это сделала. Но я не собираюсь бежать ни от него, ни от себя. Это будет недостойно приличной женщины, трусливо.

Больше Каррингтону нечего было сказать. Он выложил ей все до конца. Воцарилась долгая тишина, затем он встал.

— Вы на меня сердитесь? — спросила она более ласковым тоном.

— Этот вопрос должен был задать я, — сказал он. — Сможете ли вы простить меня? Боюсь, что нет. Ни один мужчина не может сказать женщине то, что наговорил вам я, и быть полностью прощен ею. Вы уже не сможете относиться ко мне так, как стали бы, если бы я промолчал. Я знал это прежде, чем решился говорить с вами. Что касается меня, я могу лишь продолжать жить, как жил. Невеселая это жизнь, и она не станет веселее после сегодняшнего разговора.

Маделина немного смягчилась.

— Дружбу, подобную нашей, не так легко разбить, — сказала она. — Не наносите мне еще одну рану. Вы ведь придете проститься перед отъездом?

Он согласился и попрощался. Миссис Ли, уставшая и очень взволнованная, поспешила к себе в комнату.

— Когда вернется мисс Сибилла, скажите ей. что я плохо себя почувствовала и легла в постель, — приказала она горничной. А Сибилла подумала, что знает, чем вызвана эта головная боль.

Перед отъездом у Каррингтона состоялась еще одна прогулка с Сибиллой, и он дал ей отчет о своем разговоре, результаты которого, по обоюдному признанию, повергли их в уныние. Каррингтон выразил надежду, что Маделина, сказав, что не собирается выходить замуж за мистера Рэтклифа, дала своего рода обещание, но Сибилла отрицательно покачала головой.

— Как может женщина рассуждать, примет ли она предложение, пока ей его не сделали? — сказала она уверенным тоном, как будто говорила о чем-то, известном всем на свете.

Каррингтон выглядел весьма озадаченным и осмелился спросить, разве женщина обычно не принимает решение заранее по столь деликатному вопросу; но Сибилла подавила его своим презрением:

— Хотела бы я знать, а какой им прок принимать тут решение? Потом они его, конечно, изменят и сделают все наоборот. Благоразумные женщины, мистер Каррингтон, даже вида не делают, будто принимают решение. Только мужчины по своей глупости ничего в этом не понимают.

Каррингтон сдался и вернулся к вопросу, набившему оскомину им обоим: видит ли Сибилла какие-нибудь другие возможности уберечь сестру? И Сибилла грустно призналась, что не видит. По ее мнению, им приходилось положиться на судьбу, и она считала, что со стороны Каррингтона было жестоко уехать, оставив ее без поддержки. Он пообещал ей помешать этому браку.

— Кое-что еще я все же намерен предпринять, — сказал Каррингтон, — и здесь все будет зависеть от вашего мужества и выдержки. У меня нет сомнений, что мистер Рэтклиф сделает миссис Ли предложение до вашего отъезда на север. Он не ждет никакой беды с вашей стороны, и ему это и в голову не придет, если вы не станете задевать его и будете вести себя с ним ровно. Когда он сделает предложение, вы об этом узнаете, по крайней мере сестра скажет вам, если его примет. Если она решительно откажет ему, вам останется лишь поддержать ее в этом решении. Если же почувствуете, что она колеблется, вы должны любой ценой вмешаться в это дело и употребить все свое влияние на нее, чтобы ее остановить. Действуйте смело и сделайте все, что в ваших силах. Если же и тогда не получится, я разыграю свой последний козырь, вернее, вы сделаете это за меня. Я оставлю вам письмо в запечатанном конверте, и, если ничто другое не поможет, вы отдадите его сестре. Сделайте это до того, как она увидится с Рэтклифом еще раз после его предложения. Проследите, чтобы она прочла письмо, заставьте, если нужно, ознакомиться с ним, независимо от того, когда и где это произойдет. Но пока никто не должен знать о его существовании, и вы должны беречь его, как редкий бриллиант. Сами вы не должны знать его содержания, оно должно сохраниться в полной тайне. Ну как, согласны?

Она была согласна, но сердце у нее упало.

— Когда вы отдадите мне это письмо? — спросила Сибилла.

— Накануне отъезда, когда я приду проститься; возможно, в ближайшее воскресенье. Это письмо — наша последняя надежда. Если и прочитав его, миссис Ли не порвет с Рэтклифом, вам, дорогая моя Сибилла, останется лишь уложить вещи и подыскать себе другое пристанище, так как жить с ними после этого вы уже не сможете.

Он впервые назвал ее по имени, и услышать это было ей приятно, хотя обычно она восставала против подобных фамильярностей.

— О, зачем, зачем вы уезжаете! Как бы я хотела, чтобы вы не уезжали! — воскликнула она со слезами в голосе. — Что я буду делать без вас?

От этого жалобного призыва у Каррингтона внезапно защемило сердце. Оказалось, он вовсе не так стар, как привык думать о себе. Ему, спору нет, все больше и больше нравились ее честность, ее откровенность и здравомыслие, и он наконец разглядел, какая она хорошенькая, какая ладная у нее фигурка. Уж не приняли ли его отношения с этой девушкой за последний месяц характер флирта? В мозгу Каррингтона мелькнуло что-то вроде смутного такого подозрения, но он тут же постарался отогнать его. Для мужчины его лет и трезвого поведения быть влюбленным в двух сестер сразу представлялось просто невозможным; еще более невозможной представлялась мысль, что им может увлечься Сибилла.

Между тем в отношении Сибиллы все было абсолютно ясным. Она уже привыкла полагаться на него и отнеслась к этой зависимости со слепой доверчивостью, свойственной юности. И теперь лишиться его было для нее большим несчастьем. Ничего подобного она прежде не испытывала, и эта утрата была для нее в высшей степени огорчительной. Никто из ее юных поклонников-дипломатов не мог заменить ей Каррингтона. Все они хорошо танцевали и премило болтали об узком круге общих знакомых, но были абсолютно бесполезны, если ты внезапно попадал в беду и был вынужден сражаться с темнотой и опасностями, обступившими тебя. Кроме того, молодым девушкам, обладающим особой склонностью к сопереживанию чужому опыту и приключениям, очень лестно доверие зрелых мужчин. Впервые в жизни Сибилла встретила человека, который дал пищу ее воображению, к тому же он был мятежником, настолько свыкшимся с ударами судьбы, что спокойно смотрел смерти в лицо и с одинаковым равнодушием командовал и подчинялся приказам. Она чувствовала, что такой человек и при землетрясении скажет, как вести себя, не бросит в беде и всегда даст добрый совет, что в глазах женщины является главным назначением мужчины. Ей вдруг открылось, что в Вашингтоне без него станет невыносимо и что одна она не сможет бороться с Рэтклифом, а даже если и отважится на это, непременно совершит роковую ошибку. Оставшуюся часть прогулки они провели в спокойной, размеренной беседе. Сибилла выказывала живой интерес ко всему, что касалось его жизни, и задавала множество вопросов о его сестрах и их плантации. У нее даже было поползновение спросить, не может ли она чем-нибудь им помочь, но сочла, что это чересчур щекотливое дело. Он со своей стороны взял с нее обещание, что она будет честно писать ему обо всем происходящем, и эта просьба обрадовала ее, хотя она знала, что Каррингтона прежде всего интересует ее сестра.

Когда в воскресенье вечером он пришел проститься, она совсем расстроилась. У них не было никакой возможности остаться наедине. В гостиной находились Рэтклиф и несколько дипломатов, включая старого Якоби, который со своим кошачьим зрением ловил малейшую перемену в выражении лица каждого из присутствовавших. Тут же на софе восседала Виктория Сорви, которая болтала с лордом Данбегом; Сибилла же скорее бы согласилась перенести скарлатину или даже оспу в легкой форме, чем посвятить Викторию в свои дела. Каррингтон все же изыскал способ увести Сибиллу на несколько минут в соседнюю комнату и там отдал ей письмо. Прощаясь, он напомнил о давнем обещании писать и так крепко пожал ей руку и так серьезно посмотрел в глаза, что сердце ее учащенно забилось, хотя она и напомнила себе, что предмет его забот — ее сестра; так оно и было — по большей части. Мысль об этом не подняла ей настроение, но она стойко, как истинная героиня, перенесла все испытания. Возможно, ее несколько обрадовало то обстоятельство, что при прощании с Маделиной Каррингтон никак не выказал своей влюбленности. Со стороны их расставанье выглядело так, как будто прощались двое добрых друзей, чьи отношения не тревожат сердечные чувства. Правда, за ними внимательно наблюдали, оценивая увиденное, все, кто находился в комнате. И с особым интересом мистер Рэтклиф, который был несколько обескуражен явно братской сердечностью, пронизывавшей их слова и действия. Неужели он ошибся в своих оценках? Или за этим что-то кроется? Сам он очень энергично пожал Каррингтону руку, пожелал приятной и удачной поездки.