При этих словах супруга Бенста, сидевшая все это время с закрытыми глазами, вдруг встрепенулась и тихо спросила:
— Не понимаю, о ком он говорит?
Ей никто не ответил. Лишь доктор Флеминг, откашлявшись, попросил:
— Если позволите, Джуна, я покажу эти тексты коллегам. Я не хотел бы быть опрометчивым, но, вероятно, одиночество, физическое и душевное перенапряжение — вот, где нужно искать причины трагического конца Бенста. Он сам дает нам доказательства того, что его мучили галлюцинации… Жаль… В противном случае мы должны допустить…
— Что ты хочешь сказать? — в воздухе повис отрывистый, недоверчиво-вопрошающий возглас Смита.
Но Флеминг не захотел говорить о своей догадке. Тогда Смит взял инициативу в свои руки.
— Извините, но я должен вам кое-что сказать. Сегодня во второй половине дня в редакцию поступило сообщение из Аргентины, в котором говорится, что в марте Дональд бросил якорь вблизи аргентинских берегов. Прибрежная стража вела с ним переговоры где-то в окрестностях Рио-Саладо. Они даже помогли достать ему доски для ремонта днища… И что весьма прискорбно, судейское жюри может квалифицировать это как оказание помощи.
— Другими словами, если бы его плавание завершилось успешно, он был бы дисквалифицирован, — вздохнув, констатировал Герон.
— Но это было бы несправедливо! — запротестовала Джуна.
— К сожалению, инструкции на этот счет вполне определенные.
— Значит, все было напрасно. — Она вздохнула и немного погодя призналась. — Я смертельно устала.
— В самом деле, уже поздно, — извиняющимся голосом сказал Герон.
— Нет, прошу вас, останьтесь. Осталось совсем немного, не правда ли, доктор?
Флеминг кивнул.
— Он все время пишет о конце, о своем намерении совершить нечто такое, что будет воспринято нами как безумие. Вот, послушайте.
«Уйти? Но как? Пока я отвергаю это, пока сам понимаю безрассудность этой мысли, все хорошо. Но что, если я поддамся искушению? Они не настаивают, нет, но…»
Флеминг оторвался от дневника.
— Я не понимаю, что означают его дальнейшие слова… «я должен». Нет, взгляните-ка на эти строки, миссис Бенст. Мне кажется, он писал их в страшном волнении…
— Вы позволите? — Джуна принялась читать записи мужа, которые становились все более загадочными.
«…Не заставляют. Но что, если я подчинюсь им? Возможно, это выход. Надеюсь, вы меня поймете, хотя я и не могу об этом писать открыто… Да, я сделаю это. Нет, это не жертва, я делаю это не ради себя… Но если они все-таки повлияли на мое решение, я им этого не прощу. Боже, что-то сдавливает мне голову… Понимаю. Я должен приготовиться. Одиннадцать двадцать, точно. Хорошо, я буду готов… Итак, игра окончена. Я ухожу… Ищущий да обрящет!»
— Ищущий да обрящет, — в отчаянии повторила Джуна.
Первым опомнился Флеминг.
— «Ищущий да обрящет». Вряд ли за этими словами что-то кроется. По-моему, это скорее завещание. Или предостережение.
— О чем он боялся писать? Не понимаю, — покачал головой Смит.
— Пленка! — вдруг вспомнила Джуна. — Все ясно! Он имел в виду магнитофонную пленку, которую нашли в трюме.
— Пленка! Как мы могли о ней забыть? — недоумевал Смит.
Послышался тихий шелест крутящейся кассеты. Смит разочарованно вздохнул.
— Ничего… ничего нет.
И вдруг до них отчетливо донеслось завывание ветра, затем прерывистое возбужденное дыхание и нервное откашливание, и, наконец, они услышали хриплый голос Бенста:
— Вероятно, я еще успею. Во всяком случае, попытаюсь. Бумаге я не доверяю. Я знаю, что не должен был оставлять все на последнюю минуту, но… Итак, знайте же, что произошло. Прибыв из космических далей, Они вошли со мной в контакт с помощью космического зонда-ретранслятора. Специалистам, наверное, больше скажет следующее: их родина — шестая планета системы Эпсилон Бета. Теперь нас не должно страшить, что мы одиноки в космическом пространстве! «Существует бесчисленное множество солнц и планет, подобных Земле. Эти миры населяют разумные существа». Эти слова принадлежат не мне. Джордано Бруно утверждал это еще до того, как мы, люди, послали его на смерть. Он знал это, знали это до него и после него. И не надо их бояться. Да, чтобы не забыть: наши органы чувств их не воспринимают. Мы можем вступить с ними в контакт, только находясь в определенном душевном состоянии и в определенной среде. Для этого необходим лишь интерес, сосредоточенность, тишина и желание сотрудничать. Вы, верно, спросите, почему же до сих пор мы не обнаружили их присутствия? Впрочем, присутствие — не то слово. Я отвечу: они осторожны. Пока они наблюдают за нами. Но первые контакты с людьми они пытались установить еще 13 000 лет назад. Это плохо кончилось. Как они утверждают, не по их вине… Почему они выбрали именно меня? Трудно сказать, быть может, в океане существуют наиболее благоприятные условия для исследований. Знаете, что они вчера заявили? Что, мол, наши представления о них смехотворны. Кто знает, может, они сумеют воспользоваться моими знаниями за пределами Галактики. Здесь им плохо работается. Их вытесняет биополе нашей цивилизации. Но, вероятно, и этот барьер, существующий между нашей и их цивилизациями, они сумеют преодолеть… Доверяйте им… Хватит опустошать собственное тело, душу, окружающую среду. Мы находимся на пороге великих открытий. Остаются последние секунды… Я не могу их подвести… Дети, не забудьте, самое прекрасное в этом мире — познание, взаимопонимание и правда… Я еще хочу принести пользу, потому ухожу… И ради вас тоже. Прощайте!..
Еще некоторое время кассета продолжала крутиться, но было слышно лишь шуршанье ленты.
Смит опомнился первым.
— Но ведь это необыкновенно! Существа из космоса! Выходит, Дональд вовсе не исчез бесследно! Фантастика! Вот это сенсация! Я сейчас же позвоню в редакцию…
Майор Герон охладил его пыл.
— Не сходи с ума!
— Нет, Джолион, вы не сделаете этого, — решительно заявила Джуна. — То, что вы сейчас услышали, вы никогда и нигде не будете публиковать.
Журналист обиженно посмотрел на нее.
— Милая Джуна, что вы такое говорите? Это же умопомрачительная сенсация! Вы представляете, какую выгоду можно из этого извлечь?!
— Нет, я не позволю, — прозвучал ее сдержанный, но настойчивый ответ.
— Но ведь вам же за это заплатят. Вы что, не понимаете?!
— Это вы, вы ничего не поняли…
Флеминг встал.
— Будет лучше, друзья, если мы попрощаемся.
— Да, ступайте, ступайте! — не выдержала Джуна. — Оставьте меня… Я не хочу, я не позволю, — горько твердила она, измученно, в отчаянии.
Вацлав Кайдош{*}.
Курупиру{9}
(перевод Г. Матвеевой)
Пьяный хриплый голос сотрясал все вокруг — ругательства сыпались как из рога изобилия. Алан нахмурился.
— Маноэли, — позвал он, поджав губы. — Маноэли.
Надо бы выйти, но ему не хотелось и носа высунуть из-за москитов.
— Глупцы, недоноски, проклятые буйволы, — голос снаружи продолжал педантично перечислять черты характера проводников-гребцов.
Алан вздохнул. В самом деле, стоило бы выйти и остановить Спенсера. Черт побери, куда задевался этот туземец? Алан почувствовал, как в нем закипает раздражение — это испортило ему настроение. Брань Спенсера не прекращалась — тот не стеснялся в выражениях. Нечего сказать, хорош напарник… Алану он стал действовать на нервы. А ведь известно, что самая большая опасность, подстерегающая двух белых людей, очутившихся в никому не ведомом краю, — ни змеи, ни хищники, ни даже людоеды. Самое страшное — когда сдают нервы. Стоп, раздражаться нельзя…
— Маноэли! — заревел Алан.
Ругань стихла. В отверстии палатки появилось улыбающееся темное лицо.
