– Это никак не доказательство ненормальности, Блор.

– К тому же она брала дождевик, – гнул свою линию Блор, – сказала, что ходила к морю.

Ломбард покачал головой.

– Роджерса убили, – сказал он, – когда тот колол дрова, то есть сразу как он поднялся с постели. Так что Эмили Брент незачем было бродить еще час-другой под дождем. Если хотите знать мое мнение: тот, кто убил Роджерса, не преминул бы залезть в постель и притвориться, что спит беспробудным сном.

– Вы меня не поняли, мистер Ломбард, – сказал Блор. – Если мисс Брент ни в чем не виновна, ей было бы страшно разгуливать по острову одной. Так поступить мог лишь тот, кому нечего бояться. Значит, ей нечего бояться, и, следовательно, она и есть убийца.

– Дельная мысль, – сказал Ломбард. – Мне это не пришло в голову. – И добавил, ухмыльнувшись: – Рад, что вы перестали подозревать меня.

Блор сконфузился:

– Вы угадали, начал я с вас – револьвер, знаете ли, да и историю вы рассказали, вернее, не рассказали весьма странную. Но теперь я понимаю, что вы сумели бы придумать что-нибудь похитрее. Надеюсь, и вы меня не подозреваете.

Филипп сказал задумчиво:

– Возможно, я ошибаюсь, но, мне кажется, разработать подобный план человеку с настолько слабым воображением, как у вас, не под силу. Могу только сказать, что в этом случае вы замечательный актер, и я вами восхищаюсь. – Он понизил голос: – Может статься, не пройдет и дня, как нас укокошат, так что скажите мне по секрету: вы тогда дали ложные показания, верно?

Блор смущенно переминался с ноги на ногу.

– Скрывай не скрывай, что толку, – сказал он наконец. – Так вот. Ландор был не виновен, это точно. Шайка Перселла дала мне на лапу, и мы упрятали его за решетку. Только имейте в виду, я отрекусь от своих слов...

– При свидетелях, вы хотите сказать? – улыбнулся Ломбард. – Нет-нет, этот разговор останется между нами. Что ж, надеюсь, вы получили неплохой куш.

– Не получил и половины того, что обещали. Страшные жмоты эти перселловские ребята. Но повышение я получил. Что да, то да.

– А Ландору дали срок и он умер на каторге?

– Откуда я знал, что он умрет? – огрызнулся Блор.

– Конечно, откуда вам знать, просто вам не повезло.

– Мне? Вы хотите сказать – ему?

– И вам тоже, Блор. Потому что из-за его смерти и ваша жизнь оборвется раньше времени.

– Моя? – уставился на него Блор. – Неужели вы думаете, что я позволю с собой расправиться подобно Роджерсу и прочим? Дудки! Кто-кто, а я сумею за себя постоять! Хотите пари?

Ломбард сказал:

– Не люблю держать пари. И потом, если вас убьют, кто отдаст мне выигрыш?

– Послушайте, мистер Ломбард, что вы хотите сказать?

Ломбард оскалил зубы:

– Я хочу сказать, мой дорогой Блор, что ваши шансы выжить не слишком велики.

– Это почему же?

– А потому, что из-за отсутствия воображения расправиться с вами проще простого. Преступник с воображением А.Н. Онима в два счета обведет вас вокруг пальца.

– А вас? – окрысился Блор.

Лицо Ломбарда посуровело.

– У меня воображение ничуть не хуже, чем у А.Н. Онима, – сказал он. – Я не раз бывал в переделках и всегда выпутывался! Больше ничего не скажу, но думаю, что и из этой переделки я тоже выпутаюсь.

Стоя у плиты – она жарила яичницу, – Вера думала: «И чего ради я закатила истерику как последняя дура? Этого не следовало делать. Нельзя распускаться, никак нельзя распускаться». Ведь она всегда гордилась своей выдержкой.

Мисс Клейторн была на высоте – не растерялась, кинулась вплавь за Сирилом.

К чему об этом вспоминать? Все позади... далеко позади... Она была на полпути к скале, когда Сирил ушел под воду. Ей почудилось, что течение снова уносит ее в море. Она дала течению увлечь себя – плыла тихо-тихо, – качалась на воде, пока не прибыла лодка... Ее хвалили за присутствие духа, хладнокровие... Хвалили все, кроме Хьюго. А Хьюго, он лишь взглянул на нее... Боже, как больно думать о Хьюго, даже теперь... Где он сейчас? Что делает? Помолвлен, женат?

– Вера, бекон горит, – сердито сказала мисс Брент.

– И верно, простите, мисс Брент. Как глупо получилось...

Эмили Брент сняла с дымящегося бекона последнее яйцо. Вера, выкладывая на раскаленную сковороду куски бекона, сказала:

– У вас удивительная выдержка, мисс Брент.

– Меня с детства приучили не терять головы и не поднимать шума по пустякам, – ответила старая дева.

«Она была забитым ребенком... Это многое объясняет», – подумала Вера. А вслух сказала:

– Неужели вам не страшно?.. А может, вы хотите умереть?

«Умереть?» Будто острый буравчик вонзился в закосневшие мозги Эмили Брент. Умереть? Но она не собирается умирать! Остальные умрут, это да, но не она, не Эмили Брент. Эта девчонка, что она понимает? Конечно, Эмили Брент ничего не боится: Брентам неведом страх. Она из военной семьи, и в их роду все умели смотреть смерти в лицо. Вели праведную жизнь, и она, Эмили Брент, тоже жила праведно. Ей нечего стыдиться в своем прошлом... А раз так, она, конечно же, не умрет... «Он печется о вас»[9]. «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем...»[10] Теперь был день, и ужасы ушли. Ни один из нас не покинет остров. Кто это сказал? Ну конечно же, генерал Макартур (его родственник женат на Элси Макферсон). Его такая перспектива ничуть не пугала. Напротив, казалось, она даже радует его! А это грех! Некоторые люди не придают значения смерти и сами лишают себя жизни. Беатриса Тейлор... Прошлой ночью ей снилась Беатриса – она стояла за окном, прижав лицо к стеклу, стонала, умоляла впустить ее в дом. Но Эмили Брент не хотела ее впускать. Ведь если ее впустить, случится нечто ужасное.

Эмили вздрогнула и очнулась. Как смотрит на нее эта девушка!

– Все готово, не так ли? – спросила она деловито. – Будем подавать завтрак.

Странно прошла эта трапеза. Все были чрезвычайно предупредительны.

– Можно предложить вам еще кофе, мисс Брент?

– Ломтик ветчины, мисс Клейторн?

– Еще кусочек бекона?

Все шестеро вели себя как ни в чем не бывало, будто ничего и не случилось. Но в душе каждого бушевала буря. Мысли носились как белки в колесе...

Что же дальше? Что дальше? Кто следующий? Кто?

Интересно, удастся ли? Но попытаться стоит. Только бы успеть. Господи, только бы успеть...

Помешательство на религиозной почве, не иначе... Посмотреть на нее, и в голову не придет... А что, если я ошибаюсь?

Это безумие... Я схожу с ума. Куда-то запропастилась шерсть, запропастился алый занавес из ванной – не могу понять, кому они могли понадобиться. Ничего не понимаю...

Вот дурак, поверил всему, что ему рассказали. С ним обошлось легко... И все равно надо соблюдать осторожность.

Шесть фарфоровых негритят... только шесть – сколько их останется к вечеру?

– Кому отдать последнее яйцо?

– Джему?

– Спасибо, я лучше возьму еще ветчины.

Все шестеро как ни в чем не бывало завтракали.

Завтрак кончился. Судья Уоргрейв, откашлявшись, внушительно сказал своим тонким голоском:

– Я думаю, нам стоит собраться и обсудить создавшееся положение – скажем, через полчаса в гостиной.

Никто не возражал. Вера собрала тарелки.

– Я уберу со стола и помою посуду, – сказала она.

– Мы перенесем посуду в буфетную, – предложил Филипп.

– Спасибо.