Соляной завод находился дальше, у кромки воды. Он был построен в то лето, когда Хаси поступил в третий класс школы средней ступени. Хаси хорошо помнил церемонию его открытия. Был фейерверк, и раздавали красно-белое рисовое печенье. А вечером того же дня погиб Гадзэру. Врезался на мотоцикле в скалу. Хаси и Кику бегали смотреть, как догорает мотоцикл. Бензин пролился на камни, лежавшие у самых волн, и бледное пламя дрожало в бурунах. В тот вечер Кику был так мрачен, что не мог даже откусить кусочек рисового печенья.

Хаси остановился у ворот и спросил, где сторож и его собака, но ему ответили, что те раньше шести не появляются. Слоняясь по территории завода, Хаси вышел на берег. Было время отлива. Хаси пошел вдоль влажных камней и наткнулся на пожилую женщину, собиравшую водоросли. Он взглянул на нее, и по его телу пробежала дрожь: женщина была очень похожа на ту старую нищенку, которая, как представлялось ему в его фантазиях, оставила его в камере хранения. На женщине были закатанные до колен мужские штаны, в руках она держала бамбуковый шест, с его помощью она подцепляла водоросли. Ее тонкое серое кимоно было разложено на камнях повыше. Хаси решил, что она из тех, кто живет в маленьких лодках, издавна привязанных к берегу на другой стороне острова. Он часто встречал этих «лодочных жителей» н юности, у всех были такие кимоно.

Когда он подошел к ней и поздоровался, пожилая женщина фыркнула, бросила шест и кинулась к кимоно, чтобы прикрыться. Шест соскользнул с камня в воду, но Хаси успел поймать его и протянул ей. С конца шеста свисали водоросли, они блестели и переливались всеми цветами радуги. Причиной тому, скорее всего, была стекающая из заводских труб нефть.

— Ты из Токио? — спросила она.

— Как вы догадались?

— Просто так показалось, — рассмеялась она и вернулась к своему занятию.

— Вы знаете, я… — крикнул он. — Я псих! У меня бред сумасшедшего!

Пожилая женщина повернулась и пристально посмотрела на него.

— Настоящие сумасшедшие не говорят об этом первому встречному, — сказала она.

Хаси нашел сухое место среди камней и улегся.

— Я сошел с ума! У меня голова отделилась от тела!

Женщина подошла ближе и глянула ему в глаза:

— А ты случайно не проглотил муху?

— Что? — удивился Хаси.

— Мой зять когда-то вел себя точно так же, как ты.

— Он сошел с ума?

— Да. Обычно он говорил: «Я проглотил муху». — Она рассказала, что одна из десяти тысяч мух имеет человеческое лицо. Этих мух с человеческим лицом привлекает запах голосовых связок, поэтому, когда человек спит, они залетают ему в открытый рот. Голосовые связки — самая сладкая часть человека. И вот когда эти мухи с человечьими лицами жуют голосовые связки, человек начинает постепенно сходить с ума. В конце концов он теряет не только голос, но и разум. А во всем виновата какая-то муха.

Хаси внимательно выслушал рассказ и спросил:

— Есть ли способ от этого излечиться?

— Нет, — отвечала женщина.

— Тогда что надо делать с мухами?

— Быть с ними ласковым.

— С мухами?

— Конечно. Узнай их поближе, подружись с ними. Это единственный способ, — рассмеялась она.

Вдали послышался лай собаки. Хаси вскочил на ноги.

— Милки! Милки! — завопил он, когда белое пятно показалось на молу. — Милки! Ко мне!

Он побежал навстречу, поскальзываясь и оступаясь на влажных камнях.

Пес был на цепи, поэтому смог лишь встать на задние лапы и залаять. Наконец державший цепь невысокий мужчина спустил пса. Милки рванулся с места, как выстрел. Спрыгнув с мола на камни, он помчался к Хаси по самой кромке воды. Его белый мех сверкал на солнце. Хаси, раскинув руки, бежал навстречу собаке.

— Милки! Это я! Ничего не изменилось! Ничего!

ГЛАВА 28

Судно «Юё-мару», стоявшее на якоре в гавани Хакодатэ, задержалось из-за неисправности двигателей. Чтобы компенсировать вынужденную задержку, шестерым курсантам, специализирующимся по инженерной части, велели изучать машинное отделение, а девятерым другим, собиравшимся стать членами палубной команды, — навигационные карты, систему «Лоран», радары и сдать устный экзамен по морскому праву. Их инструктором был капитан «Юё-мару» Эда. Эда, начавший свою карьеру с должности берегового охранника, был невысокого роста, невзрачный: встретишь такого на берегу — примешь за обычного пенсионера. Но стоило ему подняться на борт корабля — и с ним происходило чудесное преображение. У того Эда, что вел занятия в тюрьме, были тяжелые, набухшие веки, которые он время от времени приподнимал кончиком мизинца. Но у Эдда, который поднимался на корабль, веки взлетали, взгляд становился пронзительным, а голос — громоподобным. Судно с заглушенными двигателями покачивалось на воде. Кику с товарищами толпились в тесной рулевой рубке, изучали навигационные карты, снимали показания компаса, вычисляли скорость, расчетное и действительное положение, курс, время прилива и отлива, течения и т. д. Занятия в закрытом, покачивающемся помещении усиливали морскую болезнь, от которой страдали Кику и Яманэ. Однако когда Яманэ отложил в сторону линейку и угольник и направился к двери глотнуть свежего воздуха, капитан остановил его:

— Куда это ты направился?

— Я хотел бы взглянуть на состояние облаков, — солгал, побледнев, Яманэ.

— Забудь об этом, куриная твоя голова. Вернись к картам, — сказал капитан, которому, казалось, доставляло удовольствие наблюдать, как страдают Кику и Яманэ. — Сосредоточься на картах, и ты почувствуешь себя лучше. И вообще, должен вам всем сказать, что от морской болезни еще никто не умирал, а вот если вы не научитесь читать карты, то вполне можете закончить свои дни на дне океана.

— Попробуй представить себе, что корабль не движется, — предложил Накакура, чей опыт работы на спасательном судне сделал его невосприимчивым к качке. — Капитан прав. Сосредоточься на чем-нибудь другом — подумай о женщинах, о том, как ты выйдешь из тюрьмы, о чем угодно. Главное, сосредоточься — и не будешь замечать качку.

Первым симптомом морской болезни было онемение височной области, потом появлялась сухость во рту и казалось, будто кто-то хватает тебя за горло. Борясь с желанием блевануть, —Ки-ку уставился в карту, но потом, не в силах больше терпеть, поднял голову и застонал. Глядя вдаль, он попытался сдержать позыв. Стоявший рядом Хаяси, который спокойно рассчитывал время следующего прилива, указал на него Накакура, и оба рассмеялись.

— Эй, ты! — крикнул Накакура зеленому от тошноты Кику, который не мог оторвать глаз от иллюминатора. Кику мутными глазами посмотрел на него. — Что такое «датура»? — Кику нахмурился, но промолчал. — Ты все время твердишь это слово во сне. Сегодня ночью мне никак было из-за этого не заснуть. Сначала не мог разобрать, что за чушь ты несешь, потом несколько раз четко послышалось слово «датура». Что оно означает? Одну из этих? — Он поднял мизинец, означающий женщину. — Если это имя девушки, какое же оно дурацкое!

Кику, не ответив ни слова, склонился над траверсными таблицами. Эти таблицы используются для вычисления долготы и широты по средней скорости и азимуту. В данный момент он определял изменение координат корабля, сорок пять минут двигающегося со скоростью восемнадцать с половиной узлов с азимутом в 119 градусов.

— Кику! Давай выкладывай все про «датуру»! — настаивал Накакура.

Если взглянуть со стороны, у него было «типичное лицо убийцы», способного убить человека при малейшей провокации, при любом изменении настроения или физического состояния. Трудно сказать, в чем именно заключалась его особенность, но лицо было именно такое.

Начал накрапывать дождь. В обед Накакура и остальные продолжали приставать к Кику, требуя объяснить им, что означает слово «датура», и Кику наврал, что это действительно женское имя.

— Я сам не знаю, настоящее оно или нет. Она была моделью, возможно, датура — ее псевдоним.

— Когда я учился кататься на водных лыжах, я тоже один раз переспал с манекенщицей, — с гордостью вставил Хаяси. — Не понимаю, почему все так тащатся от этих длинных ног! Если их поднимать на плечи, то они такие тяжелые! А если ставить девицу раком, то из-за ее длинных бедер хер окажется слишком низко, никак не войти.