— Несомненно, — подумал он наконец, — что любой достаточно сильный разум способен мысленно уничтожить плоть, в которой он находился. Я никогда не думал, что эйчи способны на такое, но все, что я о них знаю, не отрицает подобной возможности… Сегодняшняя битва, в которой не использовалось мысленное оружие, не проливает никакого света на этот счет… Интересно, можно ли предотвратить подобный исход? То есть, если бы вовремя…

— Думаю, ты прав, — на лице Кон появилась обезоруживающая, очаровательная улыбка, когда она наконец придумала возмутительную по своей лживости версию. — Вряд ли можно было предотвратить его гибель — по крайней мере, мне не удалась. Понимаешь, я вошла в его разум на долю секунды раньше тебя, в то самое мгновение все и произошло. — Хотя Ворсел не мог слышать, она звонко щелкнула пальцами. — Ты прав — он убил себя, чтобы мы не узнали то, что знает он.

Ворсел уставился на нее не одним глазом, а всеми шестью буравчиками-анализаторами. Он не пытался пробиться через ее барьеры — для его восприятия они уже были сняты. Он собирался восстановить и еще раз просмотреть все детали произошедшего. В нем ни на мгновение не проявилось ни малейшей фальши. Тем не менее глубоко внутри пределов того экстраразума, который сделал Ворсела с Велантии тем, кем он был, не утихало смутное беспокойство. Уж слишком… слишком… Сознание Ворсела не могло подобрать подходящего определения.

Слишком легко? Конечно, нет. Его изнуренная, побитая и израненная команда опровергала эту мысль. Как собственное тело, порубленное и обожженное, или как куча обломков и гора дымящегося шлака, которые когда-то были вражеской твердыней.

Кроме того, хотя Ворсел раньше не предполагал, что он и его команда достаточно сильны и способны на большие свершения, однако совершенно немыслимо, чтобы кто-нибудь, даже эрайзианин, мог незаме! но помочь ему. В частности, как могла девушка, хотя она и была дочерью Кимболла Киннисона, играть роль ангела-хранителя его, Ворсела с Велантии?

Из всех пяти линзменов второго уровня Ворсел меньше других был способен правильно оценить Детей Линзы. Но Констанс, спрятавшаяся за маской невинной радости, содрогнулась, прочитав его обеспокоенные мысли. Нерешенная загадка могла обеспокоить Ворсела больше, чем его товарищей-линзменов. Он наверняка будет размышлять над ней до тех пор, пока так или иначе не разгадает. Поэтому все надо устроить немедленно, и есть хороший способ.

— Да ведь это я помогла тебе, индюк надутый! — вскричала Констанс, топнув ногой. — Я была рядом с тобой каждое мгновение и делала все, что могла. А ты даже не почувствовал меня, глупый червяк! — она позволила своей мысли стать очевидной. — Не заметил! — начала она пылко обвинять его. — Ты увлекся рукопашной схваткой точно так же, как тогда в пещере правителей Дельгона, и не почувствовал моей мысли, даже если бы ее впихнули в тебя толкателем D2P! Конечно, я помогла тебе, кретин! Если бы меня не было с вами в критические моменты, черта с два вы их вообще победили бы! Я улетаю и надеюсь, что, пока жива, никогда не увижу тебя!

Яростная контратака Констанс, хотя и была насквозь лживой, так хорошо объясняла факты, что все сомнения Ворсела исчезли. Более того, он оказался беспомощнее людей и был не в состоянии справиться со специфическим женским оружием, так умело использованным против него Констанс. Поэтому велантиец униженно сдался на милость победителя, и девушка позволила себе слезть со своего конька и принять обычный веселый и насмешливый облик.

Но когда «Велан» снова был в пути и Констанс ушла в свою каюту, ей было не до сна. Она сосредоточенно размышляла. Принадлежал ли этот разум той же расе, как и тот, вспышку мыслей которого она восприняла совсем недавно? Она не могла решить — ей не хватало данных. Та, первая мысль была бессознательной и очень открытой, а эта — смертельным оружием такой мощи, что при воспоминании у нее перехватило дыхание. Однако оба существа могли принадлежать к одной и той же расе: разум, с которым она была в контакте, вполне мог генерировать силу, которую она ощутила на себе. Если они действительно были такими, то их надо изучать, энергично и немедленно. Она упустила единственную возможность исследования. Лучше рассказать о случившемся кому-нибудь, даже если придется сознаться в своей истинной роли, и получить компетентный совет. Но кому?

Киту? Нет. Не потому, что он мог ее высмеять, — она это вполне заслужила, — просто его мозг был не лучше ее собственного, ничуть не лучше.

Ментору? При такой мысли Констанс содрогнулась. Она бы позвала его, не заботясь о последствиях для себя, лишь бы принесло пользу. Он мог высмеять ее, как и Кит, но тоже не в состоянии помочь. Ментор только посмеется над ней, пока она будет вариться в собственном соку…

— В детском, извращенном и сильно преувеличенном понимании, дочь Констанс, ты права, — раздалась мысль эрайзианина в ее ошеломленном мозгу. — Ты сама виновата — сама и выбирайся. Однако я понял один отрадный факт: хотя с запозданием и редко, ты наконец начинаешь по-настоящему думать.

За этот час Констанс Киннисон повзрослела.

Любой человек — Носитель Линзы — ужаснулся бы от одной только мысли о полном одиночестве и горько проклинал все на свете, если бы окончательно понял, что существо, которое он ждал, не собирается посетить данную планету.

Но совершенно непохожий на человека Надрек не ощущал одиночества. В лексиконе его расы нет слова, по своему значению, хотя бы отдаленно напоминающего такое понятие. Знакомый с существами других рас, Надрек слышал о чувстве одиночества, но так и не смог его понять. Его нисколько не обеспокоило то, что Кандрон не появился. Он оставался на орбите до того момента, когда математическая вероятность появления его предполагаемого противника стала равной ноль целых девятьсот девяносто девять тысячных. Такой же невозмутимый, будто он всего лишь потратил полчаса на завтрак, Надрек покинул свою позицию и направил корабль заранее намеченным курсом.

Поиск новых следов был продолжительным и малоинтересным; но фантастически, нечеловечески терпеливый Надрек работал, пока не нашел один ключ. В сущности, это был всего лишь крошечный кусочек инструкции цвильнику, произнесенной шепотом, но он носил на себе явственный отпечаток Кандрона. Палейнийцу ничего больше и не было нужно. Кандрон не ошибается. Время от времени происходит случайная утечка информации из неисправных машин, однако в машинах Кандрона дефекты встречаются очень редко.

Но Надрек был готов ко всему. Неделями он оставлял включенными несколько слоев тончайших опознавательных экранов, следящие устройства, поглотители излучений и тайные локационные устройства, известные науке того времени. Обычные детекторы, конечно, молчали, чтобы его собственное присутствие не было обнаружено приборами онлонианца. И пока палейнийский корабль мчался по наиболее вероятному курсу, около пятидесяти чувствительных приборов на его носу прощупывали весь район космоса сетью силовых игл, через которую не мог пройти незамеченным даже бочонок.

Таким образом, босконский корабль — хотя и недетектируемый по конструкции — был обнаружен и в тот же момент схвачен тремя модифицированными следящими устройствами CRX. Тогда Надрек восстановил инерцию и начал вычислять курс вражеского корабля. Скоро он понял, что корабль летит непредсказуемым курсом. Значит, это ловушка. Тaкoe открытие встревожило Над река не больше, чем любой другой случай за предыдущие двадцать с лишним лет. Он, понял, что утечка информации могла быть как случайной, так и преднамеренной. Надрек никогда не недооценивал способностей Кандрона, но только будущее покажет, насколько Кандрон недооценивает его. Именно ловушка и может быть использована против ее создателя.

Надрек точно следовал случайным курсом до тех пор, пока не наступил момент, который должен был когда-нибудь наступить. Корабль летел по прямой гораздо дольше, чем можно было бы объяснить чистой случайностью. Надрек понимал, что корабль возвращался на свою базу для ремонта — именно то, что он и ожидал. Линзмену нужна была база, а не корабль. Но с базы ни при каких обстоятельствах не может уйти обнаружимое количество излучения.