– Ты вел себя там более смело, чем благоразумно, – слабым голосом произнес старый егерь. – Да я и не ждал от тебя другого. Ты слишком самолюбив и горд, чтобы врать ради выгоды. И, ты знаешь, я рад, что ты у меня такой. Они все равно не вправе тебя обвинить, если ты просто на стороне короля. Вот выступил бы с оружием против них, тогда да. А так ничего они тебе, мальчик мой, не сделают. Плохо, конечно, что лес стал у них под контролем. С этим, пожалуйста, осторожнее. Сила теперь на их стороне, и ты должен с этим считаться. Иначе не миновать беды. Я не беру с тебя никаких обещаний. Просто когда твоей гордости будет невмоготу, вспомни о сестрах и постарайся стерпеть ради их безопасности. Я говорю сейчас тебе это из-за того, что дни мои сочтены, и скоро весь груз ответственности ляжет на твои плечи. Уверен, ты выдержишь. В последний месяц, когда я стал для вас только обузой, вы с Хамфри отлично мне все доказали. Без малейшей ведь моей помощи всю семью содержите. И как удачно, что Хамфри такое хозяйство наладил. Вон с дичью-то усложнилось, а ферма доход приносит. Постарайтесь теперь в основном на нее опираться. А в лесу, потому как закон снова действует, охотьтесь, советую, на быков. Дичью они не считаются, а говядину покупатель берет не хуже, чем оленину. Цена на нее, конечно, поменьше, зато мяса в каждой добытой туше больше. Вот и выходит почти так на так. Но вообще, повторю, живите-ка лучше с фермы. И на людях ты, Эдвард, все же поменьше крутись. Как ни старайся, очень уж сильно видать, что не из низшего ты рода-племени. Да и негоже тебе при таком-то родителе перед чернью паясничать. Освальду Патриджу можешь полностью доверять. Я хорошо его знаю. В память о нашей с ним дружбе он и тебе верным другом станет. Ну, пока все, мой мальчик, – явно устал от длинного разговора старик. – Пришли-ка сейчас ко мне Элис, пожалуйста.

Эдвард покинул его чуть не плача. Только сейчас ему стало отчетливо ясно, насколько он привязался к Якобу и как тяжело будет его потерять. Целый день проработав с братом на ферме, он вечером снова сидел у постели старого егеря. Узнав, что наутро старший его воспитанник должен пойти на охоту с Освальдом Патриджем, он обрадовался.

– Ты уж подружись с ним покрепче, мой мальчик. Можешь даже при случае и открыться ему, кто ты на самом деле. Это даже, пожалуй, и нужно. Наступят лучшие времена, Освальд и засвидетельствует твое настоящее имя. Знаешь, пожалуй, я ему сам все скажу. Приведи его завтра вечером к нам. Так прямо и передай, что я умираю и у меня к нему разговор важный есть. Ну а с тобой у нас будет еще потом чуток времени побеседовать. – И он опять попросил, чтобы Элис пришла почитать ему Библию.

Королевская роща была обязана своим названием густо растущим дубам такой удивительной красоты, что кряжистая их стать невольно завораживала взгляд. Дом Якоба Армитиджа отделяли от этого места семь миль, и Эдвард отправился в путь еще затемно. Впрочем, к моменту, когда он прибыл на место в сопровождении Смокера и, скинув ружье с плеча, прислонился к стволу одного из самых массивных дубов, заря уже занялась. А вскоре и Освальд Патридж, в похожем на то, что было на Эдварде, облачении и тоже с собакой, возник с противоположной стороны леса.

– Здравствуйте, Освальд, – приветствовал его мальчик.

– Ну, и тебе того же, – бодро откликнулся тот. – Знаешь, с тех пор как расстались мы позавчера, на много вопросов пришлось мне ответить по части твоей персоны. Сначала Круглоголовый Хидерстоун прямо меня измучил. Так и эдак ко мне подбирался и все выведывал, вправду ли ты внук Якоба или себя выдаешь за него? Как я понял, он сильно подозревает, что ты – герцог Йоркский. Ну да я не помощник в таких делах. Больше того, что мне сказано, никогда не знаю, – с хитрецой поглядел он на Эдварда. – Зато засвидетельствовал ему в лучшем виде, что дом Якоба и впрямь его полная собственность, которая была отдана в дар еще его предкам, ты же проживал до смерти полковника в Арнвуде, а после уже перебрался к деду. Но вот хорошенькая дочурка хранителя еще любопытнее оказалась, чем папа, – с многозначительным видом изрек Освальд Патридж. – Такой мне допрос про тебя учинила. А под конец ну меня умолять: уговори, мол, его, то есть тебя, не ходить на оленей. Потому-де папаша ее очень рьяный по части своего долга, и если тебя поймают, попадешь неминуемо ты в тюрьму.

– Спасибо большое, конечно, ей за заботу, но, тем не менее, я сегодня намерен взять как минимум одного оленя, – задиристо отвечал ему Эдвард. – Это мясо не Круглоголовых, а короля. Вот и пусть достается тем, кто стоит за него.

– Метко замечено! – восхитился Освальд. – И ружье, я гляжу, у тебя подходящее. Значит, будешь у нас сегодня на охоте за главного.

– Полагаете, нам здесь может попасться хороший олень? – решил посоветоваться с ним Эдвард.

– По эту пору даже не сомневайся, – заверил лесник.

Эдвард вытянул руку.

– Ветер с запада дует. Значит, пойдем таким образом, чтобы он нам пришелся либо в лицо, либо в правую щеку.

– Именно так, – согласился Освальд.

Путь занял у них с полчаса, когда Эдвард, заметив след, заявил:

– Уверен, этот олень залег вон в той чаще.

Около зарослей след действительно обрывался.

– Он там, – одними губами проговорил мальчик.

Освальд, кивнув, весьма выразительным жестом велел ему двигаться напрямик к добыче, сам же пошел вдоль кустов, намереваясь обогнуть их с другой стороны. Эдвард медленно и бесшумно скользил сквозь чащу, пока наконец сквозь просветы между ветвями кустарника ему не открылась маленькая поляна, густо заросшая высоченной травой. Теперь он не сомневался: именно здесь олень и залег. Опустившись на четвереньки, он пополз дальше. Вот наконец он нашел просвет, сквозь который полянка была видна достаточно широко. Он изготовил ружье, но, видимо, как ни старался бесшумно взвести курок, все-таки чем-то насторожил оленя. Самец встрепенулся. Над травой показались рога, а потом и глаз. Эдвард выждал немного, чтобы животное успокоилось, и, прицелившись, выпустил в него пулю. Гром выстрела поднял с травы еще одного оленя, и он стремительно кинулся наутек. Освальд успел достать его своей пулей, но самец по-прежнему удирал, и Эдвард, лишь мельком удостоверившись, что первый олень сражен, бросился в погоню. Вскоре он уже поравнялся с пыхтящим от быстрого бега Освальдом, ни словом не обменявшись с ним, обогнал его и понесся дальше. Олень заставил охотников и обеих собак нестись за собой до самых болот, где залез в небольшое лесное озеро и там замер. Эдвард мог уложить его первым, однако дождался Освальда, считая, что это его добыча. Тот выстрелил, едва выломавшись из чащи, и вскоре они уже вместе тащили из воды тушу.

– Как же тебя угораздило оба раза промазать? В нем только две мои пули, – внимательно изучил шкуру лесник.

– Да я ведь совсем не в него стрелял, а в другого. Он по-прежнему там, на полянке лежит, – объяснил ему Эдвард. – Не успел к нему приглядеться как следует, но вроде отличнейший экземпляр.

– Этот тоже совсем не плох, – был очень доволен своим трофеем лесник.

Он, сноровисто разделав тушу, развесил мясо доходить на ветвях дуба и отправился вместе с Эдвардом на полянку.

– Я, честно сказать, подумал вчера, что ты больше хорош на словах, – разглядывая сраженного наповал всего одним выстрелом громадного самца, признался он. – Но теперь уж мне ясно: ты настоящий мастер. И олень-то действительно королевский. Двадцать пять отростков на рогах, чтобы мне провалиться! Теперь пора тебе ножиком поработать. Через полчаса тьма опустится.

Это мясо они тоже оставили на ветвях дуба, чтобы назавтра, по предложению Эдварда, погрузить всю добычу в повозку с Билли.

– Славно придумано, – обрадовался Освальд Патридж и, шумно сглотнув, добавил: – Надеюсь, что у вас в доме нас ждет что поесть, а то прямо живот подвело с голодухи.

– Даже не сомневайтесь. Элис никого не оставит без ужина, – заверил мальчик.

Вскоре Освальд смог убедиться в правоте его слов. Но еще больше, чем кулинарное мастерство старшей девочки, его поразило количество внуков у Якоба. Когда же он после ужина отправился к нему в комнату и узнал там действительную историю четверых детей, его охватило столь сильное изумление, что он, отдав по-военному честь двум братьям, воскликнул: