Собаки угрюмыми стражами сидели возле маленького окошка, в котором застрял не подававший признаков жизни грабитель. Судя по выпученным его глазам и пятнам на шее, псы изрядно над ним потрудились. Отозвав их, Эдвард кликнул людей из команды Освальда, чтобы они проверили, жив ли он, и если да, не дали ему удрать, сам же вернулся к передней двери.

– Корбулд, чтоб мне провалиться! – воскликнул Освальд, как только свет фонаря упал на лицо успокоенного навечно выстрелом Пабло разбойника.

– Что же, свой счет он закрыл, прости, Господи, его грешную душу, – покачал головой Эдвард.

Вскоре выяснилось, что всего разбойников было десять. Восьмерых из них взяли в плен, Корбулд же вместе с застрявшим в окне сообщником нашли здесь свою гибель. Связанных негодяев поручили Освальду Патриджу и пяти его подчиненным, а Хамфри и Освальд вместе с еще семью направились к дому Клары проверить, остался ли кто еще на свободе из лесной банды. Добрались они к двум часам пополуночи, и улов их был невелик. Вконец перепуганный негодяй, им открывший, оказался единственным, кто не принял сегодня участия в деле. Уже светало, когда они вместе с ним возвратились обратно. Освальд и его люди были накормлены завтраком, и Эдвард собрался с ними в обратный путь. Пабло тоже поехал, чтобы потом возвратиться с повозкой, на которую погрузили два тела. Так был положен конец лесной банде, промышлявшей столь долгое время в окрестностях, и еще многие годы спустя эти места не знали больше ни одного ограбления.

Один из разбойников засвидетельствовал, что целью налета явился и впрямь злополучный ящик. Заметив, как Хамфри вытаскивает его на поверхность, они польстились на ценности, которые, по их мнению, в нем были спрятаны, иначе бы нипочем сюда не явились, хоть Корбулд и множество раз подбивал их на это. Но им двигала исключительно жажда мести, а их интересовала только нажива, и рисковать лишь ради его удовольствия никто из банды не собирался.

Ящик братья открыли перед отъездом Эдварда. Он и впрямь содержал в себе немалые ценности. Сорок фунтов золотыми монетами, мешок серебряных и много весьма дорогих изделий из серебра, от женских украшений до подсвечников и столовых приборов. Эдвард составил подробную опись и по приезде дал ее изучить хранителю, спрашивая совета, как лучше всего обойтись с находкой.

– Положа руку на сердце, предпочел бы вообще о ней ничего не знать, – отвечал ему мистер Хидерстоун. – Достойно, конечно, всяких похвал, что ты ищешь решение этой проблемы, но, боюсь, мы с тобой не много придумаем. Пусть Хамфри держит клад у себя, пока кто-нибудь не предъявит права на него. Только, уверен, этого никогда не случится. Кстати, твоему брату нужно прибыть сюда. Он главный свидетель происшествия, и без подробных его показаний мне не удастся предать эту банду суду. А с тобой, Эдвард, я отошлю клерка, который возьмет показания у твоих сестер и у Пабло. Это тоже необходимо для следствия, но не настолько, насколько свидетельство Хамфри, который видел и знает гораздо больше них. Так что пробыть ему здесь придется долго, а ты, пока он отсутствует, поживи с сестрами.

Пейшонс и Клара не упустили возможности присоединиться к Эдварду, и сестры Беверли оказались с лихвой вознаграждены за две полные тревоги ночи обществом дорогих подруг, пробывших с ними до самого вечера, когда Хамфри увез их обратно. Эдвард же оставался с ними еще двое суток.

Если в начале зимы Эдварду еще удавалось с грехом пополам пробираться к родным и даже для них поохотиться, то вскоре следовавшие в тот год одна за другой метели укутали лес столь обильным покровом снега, что даже самой выносливой лошади не под силу стало преодолеть по нему столь солидное расстояние, и домашние совершенно не удивлялись столь долгому его отсутствию. Метели сменялись не оттепелями, а ясными морозными днями, и с каждой из них количество снега лишь увеличивалось. Если бы не запасливость Хамфри, успевшего заготовить сена гораздо больше обычного, скот бы у них сейчас голодал. Даже неприхотливым козам пришлось бы без него худо, ибо травы сквозь такую толщу снега они достать не могли, и весь их дневной рацион составлял лишь мох, который они объедали с коры деревьев.

Все вокруг дома было настолько заснежено, что работы на ферме остановились, и единственное, на что хватало энергии Хамфри и Пабло, – расчищать в белой толще тропинки к конюшне и хлеву да ходить за дровами, которые из-за лютого холода в огромном количестве пожирал очаг. Многие нужные для хозяйства припасы либо подходили к концу, либо вообще закончились. Давно настала пора ехать в Лимингтон за покупками, но и он был отрезан снегом. Зато у Хамфри наконец появилась возможность заняться проблемой, которую они обсуждали с Эдвардом еще до того, как он переехал к мистеру Хидерстоуну. Дикие пони сейчас пребывали в поистине бедственном положении. Не в силах добыть себе корм из-под снега, они питались ветвями деревьев, да и до них не всегда могли дотянуться. Хамфри понял, что лучше момента для воплощения его давнего плана и не придумаешь, и они с Пабло, захватив с собой столько сена, сколько могли тащить на себе, отправились в лес на поиски табуна.

Лошадки сбились в табун неподалеку от бывшего дома Клары. Мальчики разбросали сено с таким расчетом, чтобы вынудить их подойти к ним поближе. Уловка сработала, и Хамфри начал высматривать подходящее место для своих целей. Оно нашлось совсем рядом и представляло собой неширокий проход сквозь заросли шириною примерно в сто ярдов, одна оконечность которого была совершенно свободна, другую же ветер замел плотной преградой из снега, возвышавшейся на добрых несколько футов. Там он и раскидал лошадкам новые порции сена, и они с Пабло в течение нескольких дней повторяли этот маневр, пока табун не привык являться каждое утро сюда за пищей.

– Завтра попробуем их поймать, – наконец объявил он Пабло. – Готовь свои лассо. Доберемся сюда до рассвета и займем позиции по обе его стороны коридора, чтобы они не удрали сквозь заросли. Наша задача – загнать их в снежную стену. Если не все, то несколько там застрянут, и у нас будет время накинуть им лассо.

– Очень хорошо, – понравился план Пабло. – Скоро мы их поймать.

Еще под покровом ночи они разбросали щедрые порции сена возле снежной преграды. Затем, привязав собак по обе стороны от нее и велев им вести себя тихо, укрылись в зарослях, чтобы лошади их не видели и не чуяли.

Табун появился, лишь только стало светать. Мальчики дождались, пока он окажется впереди них, и, едва лошади стали есть, выбежали в проход. Там, разделившись, они с громкими криками побежали к табуну, одновременно отдав собакам команду: «Голос!» Псы залились лаем. Испуганные поднявшейся кутерьмой и видом людей с собаками лошади дружно бросились в том единственном направлении, которое представлялось им безопасным. Преграду они обнаружили слишком поздно и на полном скаку влетели в нее с громким фырканьем и развевающимися на ветру хвостами, сперва увязая в снегу по брюхо, а затем – по самые шеи, и страх по-прежнему гнал их вперед, пока они окончательно не застряли.

Хамфри и Пабло, несшиеся за ними, набросили лассо сперва на одного пони, а следом еще на двух. Остальная часть табуна с большими усилиями выкарабкалась из снега и, развернувшись, исчезла в зарослях. Плененные лошади вступили в отчаянную борьбу за свободу, но все их потуги приводили только к тому, что петли сильнее сдавливали им шеи. Вскоре они совершенно выбились из сил, и тогда мальчики, связав им передние ноги, ослабили петли на шеях, чтобы они смогли восстановить дыхание.

– Теперь мы их взять, мастер Хамфри, – с совершенно счастливым видом констатировал Пабло.

– Нет, это только начало, – устало выдохнул тот. – Самое главное, нам теперь их доставить домой. А как мы с тобой это сделаем, пока не пойму.

– Не давать есть сегодня и завтра, тогда станет совсем ручной, – предложил Пабло.

– Наверное, ничего другого и не придумаешь, – согласился Хамфри. – Освободиться они теперь все равно не смогут.