– Как же ты землю под кукурузу распашешь? – спросил его Эдвард. – Насколько я знаю, для этого нужен плуг.

– Вполне можно справиться и руками, – его замечание не смутило Хамфри. – Труда, естественно, много потребуется, зато, если сделать все правильно, урожай будет лучше, чем после плуга. И навоза для удобрения у нас полно.

– Только, если ты вздумал землю прирезать, делай это скорее, – посоветовал старший брат. – Иначе люди с другой половины леса могут этот кусок оспорить.

– Ты ведь сам всегда говоришь: Новый лес – собственность не Парламента, а короля. Мы с тобой – королевские люди, значит, в его отсутствие вольны поступать, как нам кажется правильным, – усмехнулся Хамфри. – Но вообще ты совершенно прав. Мешкать с этим не стоит.

– Сколько же ты намерен прирезать? – поинтересовался Эдвард.

– Ну, акра два-три, – таким тоном ответил Хамфри, будто речь шла о сущей безделице.

– Да мы даже за два года такую уйму земли с тобой не вскопаем! – воскликнул Эдвард.

– Будто я сам не знаю, – оставался невозмутимым брат. – Поэтому я пока ее просто удобрю, не вскапывая, и трава на ней очень быстро вырастет выше и гуще, чем за забором, словно земля всегда была нашей и мы давно ее окультурили.

– В тебе хитрости точно на нас двоих хватит, – восхитился Эдвард. – Замечательная идея. Только еще раз советую: приглядывай хорошенько пока за мальчишкой. Боюсь, у тех, кто его до сих пор воспитывал, были о честности весьма смутные представления. Помни об этом сам и сестрам скажи. Пусть не вздумают проболтаться ему о деньгах в сундуке, прежде чем мы убедимся, что можем ему доверять.

– Да, по-моему, лучше вообще не рассказывать о подобных вещах. Деньги всегда искушение, – разумно заметил Хамфри.

– И, между прочим, не только для тех, кто родился в таборе, – подхватил старший брат. – Я еще завтра очень надеюсь выяснить у мистрис[6] Пейшонс последние новости. Отец ведь наверняка ей хоть вкратце пишет о том, что творится в Лондоне.

– А я надеюсь, что Пабло научится у меня работать как следует, – был уже весь в своих планах Хамфри. – Эх, сколько бы мы с ним тогда вместе сделали! Я вот давно мечтаю оборудовать яму для продольной пилы, а после купить и саму пилу. Мы же тогда сможем доски резать самостоятельно, а из них строй потом что угодно. Пожалуй, скоро куплю такую пилу в Лимингтоне. Нам это вполне по карману. И знаешь, что я построю в первую очередь? – все сильнее распалялся он. – Настоящий плотницкий верстак. И значительно увеличу набор инструментов. И еще… Ох, Эдвард, сейчас ты узнаешь, что я еще задумал.

– Погоди, Хамфри, – с улыбкой прервал его брат. – Знаю, что у тебя голова полна замечательных замыслов, но если ты все их сейчас мне начнешь излагать, нам с тобой ночи не хватит, а я хочу завтра выйти пораньше из дома.

– Да, Эдвард, пойдем ложиться, – Хамфри вздохнул, словно его спустили с небес на землю. – Совершенно я попусту разболтался. Вот если сделаю, тогда и увидишь.

Эдвард и Хамфри поднялись на рассвете. Элис тоже уже не спала и, стоило Хамфри тихонечко постучаться в дверь девочек, немедленно появилась из комнаты, а за нею и Эдит, которой хотелось помочь ей в готовке завтрака. И коль скоро они все равно уже собрались так рано за общим столом, то прочли вместе утреннюю молитву. За этим занятием их и застал пробудившийся Пабло.

– И что это делается-то здесь? – с любопытством уставился он на них огромными черными глазами.

– Ты разве не понял? – повернул к нему голову Хамфри.

– Не очень-то, – озадаченно отвечал их новый жилец. – Вроде бы как-то молитва, чтоб солнце светить.

– Нет, Пабло, мы молимся Богу, чтобы он нам помог быть хорошими, – начала ему терпеливо втолковывать Элис.

– А вы разве плохие? – изумили ее слова мальчика. – Я хороший.

– Нет, Пабло, мы не плохие, но каждый ведь чем-то грешен, – ответила Элис. – Вот мы и просим Господа, чтобы Он был к нам милостив и наставил на истинный путь.

Пабло ошеломленно молчал. Эдвард поднялся из-за стола, поцеловал сестер, попрощался с Хамфри и, перекинув через плечо ружье, кликнул своего щенка, носившего кличку Хваткий, который отправился с ним за компанию проведать родные места. И он, и щенок Хамфри, прозванный Чутким, выросли великолепными псами со склонностями и способностями, во многом противоречащими полученному воспитанию. Эдвард натаскивал своего исключительно для охоты, однако Хваткий великолепно управлялся на ферме, особенно полюбив наводить порядок среди свиней, которых крепко ухватывал за уши и препровождал в свинарник, за что и удостоился своего имени. Чуткий же, предназначенный именно для работы в обширном домашнем хозяйстве, лучше всего себя ощущал в лесу и обладал таким потрясающе острым слухом, что был самою природой создан выслеживать дичь, хотя, как говаривал Хамфри, лучше бы научился пасти свиней.

Брат уговаривал Эдварда взять Билли, но он отказался, зная, что конь нужен Хамфри на ферме. Кроме того, погода стояла хорошая, пройтись пешком по такой – одно удовольствие, а на обратном пути он хотел поохотиться на оленя, что было бы невозможно верхом.

По лесу Эдвард шествовал энергичным шагом, обученный его пес шел рядом. Замечательно теплый день, сочная зелень леса, пестрый ковер цветов под ногами, красавцы-дубы, простирающиеся вдаль, насколько хватало глаз, настроили мальчика на беззаботный и благодушный лад. Юное его сердце билось в такт быстрым шагам, разгоряченные щеки овевал ласковый ветерок, и ощущал он себя превосходно. Одолев в таком благодушии с полпути, он внезапно нахмурился, меж бровей у него пролегла глубокая складка. До него уже весьма долго не доходили новости, и он мучился от неведения, какие последствия возымела казнь короля, а от жестокости, учиненной над Карлом, мысли его перетекли на гибель собственного отца, пожар в Арнвуде и угрозу его конфискации.

Щеки его теперь пылали уже не от быстрой ходьбы, а от крайнего возмущения происходящим, лоб прорезали бороздами морщины. Впрочем, вскоре мрачные мысли сменились мечтами, и вот уже Карл оказался по-прежнему жив, и совсем не в плену, а во главе своих верных сторонников, и Эдвард, конечно же, в их числе, ведет на отчаянный бой с врагами отряд кавалерии. Парламент разбит. Король вновь на троне. Эдварду возвращено родовое имение, он уже занят строительством нового дома, и рука об руку с ним стоит почему-то Пейшонс…

Хваткий коротко взлаял, мигом развеяв туман его замечательных грез. Путь им преграждал дюжий широкоплечий мужчина на редкость отталкивающей наружности, одежда которого и снаряжение указывали на то, что это один из недавно нанятых лесников.

– Ну и что это ты тут, любезный, делаешь? – наставив ружье на Эдварда, сурово осведомился он.

Эдвард, мигом нацелившись в свою очередь на него, отчеканил с невозмутимым видом:

– Как изволите видеть, иду через лес.

– Это-то вот я как раз и вижу, – не сводил с него злобного взгляда лесник. – И потому как застукал тебя в лесу с ружьем и собакой, ты дальше за мной проследуешь. Много таких здесь шляется воров вроде тебя, до оленей охочих.

– Я не ворую оленей, – с прежним спокойствием продолжал Эдвард. – И у вас нет никакого права в этом меня обвинять, пока вы меня не поймали с добычей. Так что с вами я никуда не пойду, а если вздумаете настаивать на своем, боюсь, вам придется скоро об этом весьма пожалеть.

– Ах ты, наглый щенок! – взревел мужчина. – Будешь меня тут дурить, что коль ты сейчас без мяса, значит, и не охотишься. Нашел простака! А ну живо следуй за мной! У меня есть приказ хватать браконьеров, и я тебя возьму.

– Попробуйте, если получится, – даже не шелохнулся Эдвард. – Только напрасно вы это. Ружье у меня хорошее, а стреляю я еще лучше. Еще раз повторяю вам: я не браконьер и иду совершенно не за оленями, а в дом хранителя леса. Специально вам сообщаю это, чтобы вы, прежде чем делать глупости, хорошенько подумали. Дайте мне лучше спокойно проследовать дальше. Иначе еще потеряете место, если не жизнь.