В это мгновение она почувствовала резкую жгучую боль в голени, словно кожу ошпарили кипятком. Лантея не успела даже закричать, как ее правую ногу сразу же свела жесточайшая судорога, и тело, неспособное больше держаться на плаву, камнем стало уходить под воду. Девочка изо всех сил гребла руками, изо рта вырывались пузыри, но нога ужасно болела и совершенно не слушалась. Лантея распахнула глаза, пытаясь рассмотреть, далеко ли до поверхности, и с ужасом поняла, что она уже на несколько метров ушла под воду. Нога тянула ее на самое дно, а последние остатки воздуха предательски покинули легкие, маленькими пузырьками убежав наверх, туда, где медленно и изящно дрейфовала ядовитая розовая медуза.

Лантея проснулась, чувствуя, как ее легкие болезненно сжимаются из-за отсутствия кислорода. Она рывком поднялась и сделала резкий глубокий вдох, который показался ей слаще всего на свете в ту секунду. Оказалось, что ее тело почти полностью засыпало песком. И, если бы она не заснула, спрятав лицо в сгибе локтя, то непременно бы задохнулась. Видимо, ночью прошла небольшая песчаная буря, которая чуть было ее не замела, либо же под воздействием ветра ближайшие дюны сдвинулись.

Хетай-ра не сразу пришла в себя после странного кошмара о детстве, из-за которого она тем не менее очень вовремя проснулась, избежав скоропостижной смерти. Тогда в водах соленого озера Диких тоннелей она ведь тоже практически умерла. Раз за разом пытаясь выгрести к поверхности и чувствуя, как ледяная вода наполняет ее нос и рот, обжигая легкие огнем, Лантея едва сумела выплыть. Перед ее внутренним взором порой все еще возникало окно тусклого света высоко над головой, до которого никак нельзя было дотянуться, а оно все продолжало уменьшаться и исчезать. Может быть, именно дикий страх помог тогда маленькой девочке из последних сил оттолкнуться от острого каменистого дна, на которое она упала, и потянуться к блеклому пятну света. Желание сделать еще хотя бы один сладостный вдох наполнило ее уставшие руки силой, и гладкая поверхность озера разорвалась, выпуская ребенка из своего плена.

Потом были долгие часы лежания на холодном берегу, поросшем мхом. Она не могла ни пошевелиться, ни даже заплакать — лишь редко дышать и кривиться от чудовищной боли в обожженной медузой ноге. И если бы не мать и сестра, довольно быстро обнаружившие ее исчезновение из дворца, которые не меньше половины гарнизона отправили в тоннели для поисков Лантеи, то, наверное, самостоятельно выйти из лабиринта пещерных проходов она бы не смогла. Когда через треть дня несколько стражниц добрались до крошечного озера, спрятанного в переплетениях ходов, то девочка даже приняла их за мираж. Но это было ее спасение.

А теперь, когда она тонула в песке вдали от дома с опустевшей флягой на поясе, ей было смешно вспоминать обеспокоенные лица матриарха и Мерионы, когда им передали с рук на руки обессиленную раненую девочку пятнадцать лет назад. Тогда они плакали от счастья, что Лантея выжила. А теперь они самолично лишили ее шанса остаться живой и невредимой, подменив пресную воду и сократив время, которое она могла провести в пустынях, всего до пары дней. И вкус соленой воды на языке оттого становился лишь сильнее, будто Лантея вновь падала на самое дно темного озера, без надежды на спасение.

Девушка сглотнула, чувствуя, как язык прилип к небу от жажды, и огляделась по сторонам. Она совсем не помнила, когда вчера решила сделать привал и почему очнулась лицом в песке, хотя должна была сотворить для себя укрытие с помощью магии, но, судя по положению солнца, уже было утро. Вряд ли сон украл у нее больше пяти часов, зато сил немного прибавилось, даже голод утих. Что нельзя было сказать о жажде, которая пленкой стягивала весь рот и горло.

Поднявшись на ноги, девушка отряхнулась. Песчаная буря могла принести свои плоды: смещение дюн часто обнаруживало давно засыпанные экземпляры цветка пустыни. Лантея старалась не думать о том, что это могло сработать и в обратном направлении — погребя искомое растение. Забравшись на бархан, у подножия которого она провела ночь, хетай-ра приставила ладонь козырьком ко лбу и внимательно огляделась.

Во все стороны, куда ни глянь, тянулись лишь золотистые волны, спокойные и томные, погруженные в собственную меланхолию, длившуюся уже тысячи лет. Им не было дела до крошечной фигурки хетай-ра, скользившей по склонам барханов, карабкавшейся по сыпучим гребням и урывками дремавшей в тени глыб песчаника, вспарывавших знойный океан осколками каменистых скал и бугристыми плато.

На протяжении всего долго дня девушка устало брела вперед, сопротивляясь порывам ветра и отлавливая редких обитателей пустыни: скорпионов, сурикатов и даже одного крупного варана. Она ела мясо сырым, не брезгуя зубами разрывать кожу или панцирь и слизывать кровь, чтобы хоть как-нибудь промочить растрескавшиеся губы. Вкус был неважен, на него Лантея старалась не обращать внимания, потому что куда важнее было дать телу необходимые силы для дальнейшего пути. А условия становились лишь хуже. Слишком редко в этом районе пустынь ей стали попадаться кактусы или даже самые простейшие виды растений — теперь любой замеченный росток или корень она выдирала из песка, счищая ножом кожуру, и посасывала кислые ветки, надеясь добыть хоть каплю влаги.

Но даже несмотря на все старания, солнце продолжало иссушать воздух, выпаривая воду, и Лантея с каждым шагом чувствовала лишь тяжелый неподъемный груз усталости, который давил ей на плечи. Ее тело совсем перестало потеть из-за жары, глаза пересохли, а язык распух. Кожа на губах и лице медленно начинала трескаться от сухости. Она уже с трудом успевала поймать юркую ящерицу, если успевала ее заметить в камнях. Несколько раз рептилии даже вырывались прямо из рук, и девушка не могла их догнать, потому что пальцы все хуже и хуже ее слушались.

Когда линия горизонта окрасилась в янтарный цвет, а раскаленный солнечный диск медленно стал опускаться за границы песчаного океана, Лантея уже ни о чем не могла думать. Она с трудом понимала, в каком направлении двигалась, и лишь красными воспаленными глазами выискивала у себя под ногами хотя бы намек на какое-либо растение. И стоило вечерней мгле опуститься на пустыни, как хрупкая фигурка в светлом плаще, замершая на вершине очередного гребня, откуда она безразличным взглядом осматривала окрестности, упала на колени, а после, окончательно потеряв сознание, кулем скатилась вниз.

Ашарх и Манс проснулись очень поздно, практически уже к самому обеду. Они оба были в совершенно разбитом состоянии: мужчины практически не отдохнули, и если бы недоброжелатель вновь задумал подослать к ним утром убийц, то им бы непременно удалось задушить своих жертв в этот раз.

Совершенно не хотелось ничего делать. И, погребенные под бременем лености, профессор и хетай-ра до вечера даже не желали выходить из комнаты. Но если Манс оправдывался, уверяя своего подопечного, что в их случае это самое безопасное времяпрепровождение, учитывая наличие во дворце тхаги, то Ашарх лишь усмехался и продолжал урывками дремать. Поскольку всю ночь напролет его терзали кошмары, в которых либо Лантея заживо тонула в песках, либо Аш видел себя со стороны с окровавленным ножом в руках над телом убийцы. И теперь преподаватель просто старался восполнить свои силы уже днем, проваливаясь в короткие и яркие сны. А Манс его не тревожил, неотрывно наблюдая за коридором на этаже и постоянно проверяя оружие на поясе.

Лишь к вечеру, когда организм профессора оказался уже перенасыщен отдыхом, Аш наконец поднялся с кровати и одарил своего верного защитника кривой улыбкой.

— Нужно прогуляться.

— Нет, — коротко бросил Манс. — Хорошо здесь!

— Мы сидим тут как в склепе. Давай сходим к источникам.

— Не знать слово «склеп», — медленно проговорил юноша. — К истощники — нет! Хорошо здесь. Дворца.