– Тзэм, – участливо сказала она, – я отослала тебя, потому что опасалась, как бы с тобой что-нибудь не лучилось. Ведь ты мой единственный друг.

– Мой долг – защищать вас, принцесса, – заявил Тзэм.

– Да, конечно. Ты всегда обязан меня защищать. Но не от жрецов, Тзэм. Если бы ты ранил жреца или хотя бы просто прикоснулся к нему без позволения, тебя поместили бы в Двор Ленг и замучили бы до смерти, а со мной они все равно сделали бы, что им угодно.

– Они бы поплатились за это, – проворчал Тзэм. – Клянусь Богом Реки, это бы им дорого обошлось.

– Богом Реки? Ты думаешь, он печется обо мне, Тзэм? Все, что ни случается со мной, происходит по его воле. Я часть Реки, как и мой отец, как и жрецы. Все, что ни происходит в Ноле, – все приносит Река.

Тзэм ничего не ответил, но встал с ней рядом у парапета.

Закат тускнел, и Река из медной превращалась в илистую; скоро она поймает звезды и луну и будет удерживать их в своих мутных струях. Где же живут купцы? Где дом Йэна? – со слабым любопытством подумала Хизи. Наверное, вон там, где сбилось в кучу стадо овец; там стоят дома – не роскошные, как у знати, но удобные и просторные. Она уже хотела спросить Тзэма, знает ли он, но промолчала: Тзэм стоял, погруженный в задумчивость.

Несколько минут спустя его огромная рука осторожно коснулась ее волос.

– Идемте, принцесса. Ужин давно остыл, и Квэй сердится.

– Все кончилось, да, Тзэм? – спросила Хизи, с удивлением чувствуя, что вот-вот заплачет.

– Что кончилось, принцесса?

– Детство. Я ведь больше не ребенок, правда?

Улыбка Тзэма была слабой, как последние лучи солнца.

– Вы никогда не были ребенком, принцесса.

Он снова погладил ее по голове. Слезы стояли у Хизи в горле. Тзэм и Хизи отправились домой; Река в сумерках сделалась серой.

Перкару показалось, что тьма в пещере не такая уж непроглядная. Хорошо хоть так, могло быть еще темнее. Перкар вспомнил, как в детстве он топил в смоле букашек. Если бы смола вдруг разлилась, подумал Перкар, и покрыла его с головой, наверное, было бы так же темно. Правда, смола – она ведь горячая, и темнота показалась бы сущей чепухой. Вот и сейчас ничего от них не зависит. Конечно, не слишком приятно, когда ничего не видишь, даже страшновато, но перед ними стоят другие, куда более важные задачи. И потому сейчас не годится говорить об этом.

– Придется зажечь факел, – пробормотал Апад. – Эй, Перкар, что ты стоишь, разинув рот?

Кто-то захихикал прямо над ухом Перкара, и он вновь обрел способность видеть в темноте. Лемеи корчился у стены, держась за живот.

– Придется зажечь факел! – радостно воскликнул Лемеи. – Придется-придется! – Он выл, задыхаясь от смеха.

– Пожиратель дерьма! – взревел Апад, выхватывая меч из ножен. – Теперь ты посмеешься!

– Теперь ты посмеешься! – повторил Лемеи, указывая пальцем на Апада.

Невнятно зарычав, Апад бросился вперед, размахивая мечом во все стороны. Перкар застыл от ужаса, слова протеста замерли у него на губах. Апад не шутил и не угрожал: он всерьез намеревался расправиться с насмешником.

Однако Ападу, несомненно, не приходилось сражаться в такой тесной пещере. Клинок заскрежетал, ударившись о каменный свод, на пол посыпались искры. Апад выронил меч, и тот со стуком упал на пол. Апад пошатнулся, сжимая свое запястье, и все же он едва не убил Лемеи. Смех чудища был похож теперь на судорожный хрип, и Перкару показалось, что Лемеи с перепугу проглотил язык. С удивлением он наблюдал, как лицо чудища сделалось сначала красным, а потом багровым. Апад бросал свирепые взгляды, все еще потирая запястье. С сумрачным видом он нагнулся за упавшим мечом.

– Не смей! – крикнул на него Перкар. – Он нам еще пригодится.

– Это верно, Апад! – согласился Эрука.

Апад взглянул на Лемеи; на лице его ненависть была смешана с отвращением: чудище при этом проливало неподдельные слезы. Апад кивнул, подобрал меч и, осмотрев зазубренное и затупившееся лезвие, вложил меч в украшенные резьбой ножны.

– Ты спрашиваешь, отчего я это делаю… – сказал Лемеи, едва только вновь обрел способность говорить. – Так вот тебе и ответ. – Он весело покачал головой. – А сейчас, великие воины, не желаете ли продолжить путешествие?

Перкар остерегался задавать Лемеи вопросы. Они продолжали свой путь в утробе горы, и Лемеи то и дело похрюкивал, довольный ловко удавшейся шуткой.

Наконец коридор расширился, и они вышли в огромный, залитый огнями зал. Он напоминал небесный свод, но звезд там было больше, чем на ночном небе. Стены пещеры были выложены драгоценными камнями, которые переливались в потоках света. Перкар замер, глядя на это чудо, этот сияющий каскад самоцветов; в тишине слышалось только дыхание путешественников, да где-то звонко капала вода.

– Что ж, – заметил Лемеи, – вот мы и добрались. Каракаса Нгорна.

– Кадакаса Нгорна, – поправил Перкар, думая, что Лемеи оговорился. – Утроба горы.

– Вовсе нет, – сурово возразил Лемеи. – Каракаса. Утроба Ворона. Именно здесь оказалось солнце, когда он проглотил его.

Перкар пристально взглянул на Лемеи. Шутит, как всегда. И все же Перкару так мало известно об этих богах… Удивительные вещи они порой утверждают. Вороний Бог, разумеется, любит красивые вещицы. Как солнце, например, или эти драгоценности. Может ли быть, что эта пещера – брюхо Карака? Лучше не разузнавать, решил Перкар.

– Мечи! – нетерпеливо напомнил Апад. – Где хранятся мечи?

Лемеи фыркнул.

– Нетерпение твое изобличает в тебе смертного, – пробормотал он.

– Мы спешим, – пояснил Перкар.

– Конечно-конечно, – с едкой снисходительностью ответил Лемеи, – сюда, пожалуйста.

Он повел их дальше.

– Это пиршественный зал.

– Пиршественный зал? Где же стол и скамьи?

– А ты что, не видишь их?

И Перкар с удивлением увидел, как воздух затрепетал, будто птичьи крылья, а пещера вдруг превратилась в роскошный чертог, полный столов и лавок, еще не занятых, поджидающих гостей.

– Я ничего не вижу, – пробормотал Апад.

– Значит, ты полностью смертный, – ответил Лемеи. – Неужто в твоих жилах нет ни капли божественной крови?

– Ни одной, – заявил Апад. – И это мне приятно.

– Разумеется, – согласился Лемеи, а Перкар сжал плечо Апада, так как тот опять схватился за меч. Апад бросил гневный взгляд на Перкара, но меч так и остался в ножнах. Они пересекли зал: Перкар обогнул стол, а Апад прошел сквозь него.

– А вот у тебя, – сказал Лемеи Перкару, – у тебя наверняка течет в жилах несколько капелек золотой крови.

Перкар ничего не ответил. Ему было странно, что в жилах Апада течет только человеческая кровь. Какая семья не имеет среди своих предков бога или богиню? Семья Апада, как оказалось. И он этим гордится! Краешком глаза Перкар заметил, как Эрука огибает стол.

Достигнув дальнего конца галереи, они остановились.

– Вот мы и пришли, – объявил Лемеи. – Если мне будет угодно, я подожду вас здесь. Скорее всего именно так оно и будет. А сокровища – вон там. – Он указал на небольшое помещение, примыкавшее к залу; теперь и Перкар его увидел.

– Вы можете побеседовать со стражем этих сокровищ.

– Со стражем? – переспросил Апад.

– Да, разумеется, сокровища сторожат. Среди богов встречаются жадные и богатство необходимо оберегать.

– Что это за страж? – настаивал Апад.

– Войди и увидишь, – ответил Лемеи, отхлебывая брагу из фляжки. – Мы с ней не слишком ладим, и потому я останусь здесь.

Перкар глубоко вздохнул. Он проделал такой большой путь, проник в сердцевину горы, сердцевину мира, и на севере его ожидал давний враг, Изменчивый. Нельзя же, почти в преддверии победы, уйти отсюда с пустыми руками. Не произнеся ни слова, он вошел.

Помещение походило на утробу Ворона, но было гораздо теснее. Однако усеянные драгоценностями стены казались еще великолепнее. Но Перкару некогда было любоваться ими, все его внимание было приковано к хранительнице.