Дэвид явился в благоприятный момент, самый благоприятный момент, как сказал ему Хетчет. Зима оказалась очень удачной и принесла хороший доход Компании. Как только он отправит шкурки в форт Мак-Муррей, он предпримет большой объезд. Баржи, нагруженные шкурками, были готовы и ждали только вскрытия озера, чтобы пуститься в путь по Атабаске к югу. А он сам в своей большой военной пироге двинется на запад. Конечным пунктом его путешествия явится фактория «Надежда Гудзона», а оттуда всего двести пятьдесят миль до тех мест, куда направляется Дэвид. Сердце Дэвида забилось сильнее: это превосходило все его ожидания. Все складывалось так хорошо, что казалось прямо невероятным.

— Вы можете проделать путь со мной, — заявил Хетчет. — Не будет никаких расходов. Будете есть, курить. Приятное путешествие. Лед сойдет к середине мая. Через две недели. Пока что будет чертова пропасть времени для игры в крибедж.

И каждый вечер они играли в крибедж. А днем Дэвид присматривался к жизни фактории. Время летело почти незаметно.

В середине мая, через четыре дня после того, как баржи, нагруженные шкурками, отправились по Атабаске к югу, они пустились в путь к западу. Дэвиду никогда не приходилось видеть ничего похожего на большую военную пирогу Хетчета: вместительностью она не уступала маленькому судну, а на воде держалась так же легко, как перо. Четыре сильных индейца из племени Собачьих Ребер сопровождали их в качестве гребцов. Когда возник вопрос о Бэри, Хетчет выразительно топнул ногой.

— Что?! Иметь такого проклятого пассажира, как собаку?! Никогда. Пусть он бежит по берегу или подохнет.

Бэри, если бы его спросили, наверно, и сам предпочел бы путешествовать по суше. День за днем он бежал за пирогой, переплывая потоки, пробираясь сквозь болота и леса. Это было нелегкое дело: часто пирога делала по тридцать пять миль в день, а дважды прошла по сорок. Но Хетчет хорошо кормил Бэри, и каждую ночь на стоянке Бэри спал у ног Дэвида. На шестой день они добрались до форта Верстмильон. Хетчет держался там, как король; ведь он приехал в качестве ревизора, ревизора Компании. Через двадцать дней они прибыли в форт Сент-Джон, откуда оставалось всего пятьдесят миль до фактории «Надежда Гудзона». Здесь Дэвид впервые увидел горы. До них было семьдесят миль, но их снежные пики ясно вырисовывались на фоне голубого неба. Дэвид с сильно бьющимся сердцем разыскал на карте то место, к которому стремился. Он почти достиг цели! С каждым днем горы становились ближе. В фактории «Надежда Гудзона» ему чудилось, что он может различить темные леса, покрывающие склоны. Хетчет смеялся над его фантазией: до гор оставалось еще сорок миль. Мак-Вей, фактор «Надежды Гудзона», с любопытством взглянул на Дэвида, когда тот сообщил, куда он направляется.

— Вы первый белый, собирающийся проделать этот путь, — проговорил он, и сомнение звучало в его голосе. — Подняться вверх по течению Финлея до Куадочи еще мыслимо. Но дальше… — он покачал головой. — От Куадочи еще семьдесят миль до Стайкайн, — продолжал он, водя пальцем по карте. — Какой дьявол возьмется провести вас там? Надо перевалить через скалистый хребет. Тропинок нет. Там нет даже ни одного поста. Слишком суровая страна. Даже индейцы не хотят там жить.

Несколько секунд он помолчал, словно глубоко задумавшись.

— Старый Товаскук и его племя сейчас на Куадоче, — продолжал он с проблеском надежды в голосе. — Он смог бы. Но я не уверен в этом. Я пошлю с вами человека, чтобы тот повлиял на Товаскука. А вам советую захватить с собой на несколько сот долларов припасов. Может быть, это побудит его довести вас до конца.

Три дня спустя, в сопровождении метиса, Дэвид покинул факторию. Теперь Бэри путешествовал в челноке. Горы вырисовывались все яснее, а на второй день они очутились среди них. С этого момента началась трудная работа: приходилось продвигаться против быстрого течения Финлея. Дэвиду казалось, что половину времени они проводили среди ревущих порогов. Двадцать семь раз за пять дней им пришлось переносить на себе по берегу челноки и припасы. Они потратили пятнадцать дней, чтобы сделать путь в восемьдесят миль. Затем продвигаться стало легче. Двадцатого июля они сделали последний привал перед Куадочи. Солнце стояло еще высоко, но они устали, совершенно выбившись из сил. Дэвид посмотрел на карту и на свои заметки в записной книжке. С того дня, как он, отец Ролан и Мукоки выехали из «замка», он проделал почти полторы тысячи миль! А осталось ему меньше ста. Только перевалить эти горы — и он очутится у цели, которая находится где-то за ними. Это казалось легким делом. Если старый Товаскук откажется помочь ему, он пойдет туда один. Да, один. Как-нибудь он и Бэри найдут дорогу. Дэвид возлагал на Бэри исключительные надежды. Вместе они смогут преодолеть все препятствия. А через неделю-другую они найдут девушку.

И потом…

Он долго смотрел на карточку, освещенную лучами заходящего солнца.

Была неделя Большого Праздника, когда Дэвид со своим спутником прибыл в деревню Товаскука. Сорок-пятьдесят человек, составлявшие племя Товаскука, безобразно размалевались и в своих причудливых костюмах, как заметил Дэвид метису, напоминали чертей. Сам Товаскук надел на себя большую медвежью голову, над которой торчали два буйволовых рога, и целыми часами кривлялся и плясал перед идолом, оглашая воздух заунывным пением молитв. Шел четвертый день празднеств — «кизикоу», день Хорошей Охоты, и все племя надрывало свои глотки мольбами о том, чтобы горные звери сами приходили к хижинам, где их можно будет убить без всякого труда. В эту ночь Товаскук явился в лагерь Дэвида, расположенный на некотором расстоянии от деревни; он хотел посмотреть, чем можно поживиться у белого человека. Дэвид молча сидел, стараясь по жестам понять, о чем говорили метис Жак и старый вождь. Когда Товаскук, тяжело вздохнув, поднялся и ушел, Жак передал весь разговор. Старый индеец сказал, что путь через горы неимоверно тяжел. Он однажды побывал на Стайкайне. Переход продолжался десять дней. Приходилось подниматься выше облаков. Он никогда не повторит этого путешествия. Есть только одна надежда. К его племени принадлежит один молодой охотник за медведями по имени Кио. Он еще не совершил ни одного подвига, но жаждет проявить свою удаль, в особенности потому, что он влюблен в дочь знахаря, которую зовут Кваква-Писью — Бабочка. Чтобы доказать Бабочке свою храбрость, Кио, может быть, согласится пойти. Товаскук отправился за ним. Кио, конечно, вознаграждения не возьмет; оно пойдет Товаскуку, который удовлетворится припасами на сумму в двести долларов.

Некоторое время спустя старый вождь вернулся с Кио. Кио был очень молод и гибкостью напоминал ласку. Он выслушал предложение. Он пойдет. Он пойдет до слияния рек Питмен и Стайкайн, если Товаскук пообещает отдать ему Бабочку. Товаскук, глядя жадными глазами на припасы, которые Жак заманчиво разложил, кивнул головой в знак согласия.

— Завтра, — проговорил Кио, которому уже не терпелось. — Завтра можно отправляться.

В течение ночи Жак тщательно приготовил два тюка, который Дэвид и Кио должны были нести на плечах, так как весь путь им предстояло проделать пешком. Груз Дэвида, считая и его винтовку, составлял пятьдесят фунтов. Жак провожал их в путь и напоследок предупредил Дэвида, чтобы тот хорошенько наблюдал за Кио.

Кио оказался очень общительным и довольно симпатичным юношей. Он не знал ни одного слова на языке белых, но великолепно жестикулировал. Первую ночь они провели почти у самой вершины. Кио хотел добраться до находившейся внизу более теплой долины, но ноги и спина Дэвида давали о себе знать; дальше они не пошли. Резкий ветер дул со снежных вершин; Дэвид ощущал пронизывающую сырость облаков. Но все это его не трогало. Он почти достиг конца своего пути.

День за днем продолжали они продвигаться к западу. Это путешествие через горные хребты было ужасно. Дэвиду казалось, что среди громадных гор он и его спутник походили на маленьких карабкающихся муравьев. По временам чувство собственной ничтожности почти пугало его. Страх светился в глазах Кио, когда он с вершин смотрел вниз в долины.