Грегори как раз сделал очередной глоток чаю и потому не смог возразить собеседнице относительно того, что сюда-то он приехал, чтобы отдохнуть, а не для того, чтобы работать, и что его сериалы – вещь значительно более серьезная, чем она, по-видимому, склонна полагать. Кроме того, его несколько задело то, что миссис Спидвелл вновь все свое внимание обратила на футбольный матч. Наверное, все-таки придется объяснить ей

суть антропологии.

– Видите ли, вообще-то я в нем разочаровалась, – продолжила миссис Спидвелл, прежде чем Грегори успел что-то сказать. – Я о Стоунхендже. Так много автобусов с туристами, шумных школьников. Если вам нравятся всякие там стоячие камни, вам бы следовало отправиться в Силбери. По моему мнению, Силбери гораздо более впечатляет.

Она произнесла эти слова, не отрывая глаз от телевизора. Грегори промокнул губы маленькой салфеткой и переспросил: – Силбери?

Название места вызвало у него какие-то туманные ассоциации, и воображение антрополога сразу же активно заработало. Возможно, небольшая часть программы, заснятая у каких-нибудь британских мегалитов, не такая уж и плохая идея. Грегори представил себя перед камерой в кожаном пиджаке рядом с мрачным валуном на фоне сурового северного неба. Он щурится от сильного ветра, дующего в лицо, и говорит: «Я нахожусь у Стоунхенджа, вероятно, самой знаменитой археологической достопримечательности в мире».

– О да, – вторглась в его мечтания миссис Спидвелл. – И это гораздо более таинственное место, нежели Стоунхендж. Если вам, конечно, нравится таинственность. И древнее… как мне кажется. Там деревня располагается внутри каменного круга. Туда почти никто не ездит. Могу вам гарантировать, что в нынешний сезон вы будете там полностью предоставлены самому себе.

А действительно, почему обязательно Стоунхендж? Грегори задумался. Все только и знают, что занимаются Стоун-хенджем. Силбери может оказаться совершенной целиной с кинематографической точки зрения. Он резко поднял голову, тряхнул густой шевелюрой, словно тут же, не сходя с места, собирался начать работу над передачей, и перехватил взгляд миссис Спидвелл, которая пристально смотрела на него. Грегори был поражен, когда она заговорила, словно прочитав его мысли:

– Да-да, вы сможете вставить этот сюжет в свою телепрограмму. Стоунхендж суют куда ни попадя. А вот Силбери по телевизору я никогда не видела.

И словно в подтверждение сказанного толпа на стадионе заревела, реагируя на гол, забитый в тот самый момент, когда Грегори и хозяйка отвернулись от экрана.

Миссис Спидвелл потянулась за чайником.

– Вам подогреть? – спросила она.

Утром Грегори завязал шнурки на своих походных ботинках и отправился на автобус до Солсбери. Это был старый двухэтажный омнибус, душный и сырой, с деревянными сиденьями и протертым до дыр и давно потерявшим свой цвет линолеумом на полу. Поначалу казалось, что Грегори будет единственным пассажиром, однако перед самым отправлением в автобус зашла парочка бледных костлявых подростков в потертых джинсах. Они сели через несколько рядов впереди Грегори. Пока автобус неуклюже пробирался по пустынным утренним улицам, подростки сидели тихо, но как только он выехал за пределы городка, принялись щупать и ласкать друг друга. Наконец губы их соединились в серии поцелуев, каждый из которых был продолжительнее предыдущего.

Внезапно Грегори почувствовал, что у него вспыхнули щеки, словно кто-то надавал ему пощечин. Он вскочил с места, взобрался по узкой лесенке и раздраженно уселся на пустынном империале, прислонившись виском к холодному стеклу. Ему ничего не оставалось, как вглядываться в безрадостные просторы Солсберийской равнины, простиравшейся вокруг автобуса, чувствуя, как пенится кислота в желудке.

Может быть, стоит увезти Фиону с собой в Штаты, найти ей место в университете, даже сделать ее своим ассистентом. Как-то в один из интимнейших моментов близости Фиона сообщила ему, что с отличием окончила Оксфордский университет… но вот какой факультет, он не помнил. В любом случае, какой бы факультет она ни окончила, Оксфорд есть Оксфорд, и, конечно, любая комиссия в Средне-Западном университете, не раздумывая, возьмет ее на работу. И у него пока еще хватит для этого связей. Грегори уже начал планировать несколько звонков через Атлантику. А потом, вернувшись однажды на квартиру, которую снимал для него Мартин, увидел, что Фиона запихивает свои вещи в одну из его сумок.

– Уезжаю на Таити, дорогой, – весело сообщила она. Как оказалось, еще один ее возлюбленный включил Фиону в съемочную группу фильма о полинезийских мореплавателях. Она поцеловала Грегори, который остался стоять на пороге с побелевшим лицом, попросила его «не пропадать», пропела: «Пока, пока, пока!» – и каблуки ее туфель прощально зацокали по лестнице.

Внезапно поездка в Силбери показалась Грегори бессмысленной. Он понял, что никакого удовольствия от нее он все равно не получит. На рыночной площади в Мальборо он решил было выйти и сесть на обратный автобус, но потом подумал, что в таком случае придется провести еще целый день, бродя по Солсбери, или – еще хуже – вернуться в Лондон. В конце концов Грегори сел на маленький местный автобус до Силбери, заняв место в самом конце и снова чувствуя себя полным идиотом.

Витрины магазинов Мальборо за окном вдруг затуманились, Грегори поднес пальцы к щеке и почувствовал на ней влагу.

– Черт! – прошептал он, злобно стирая кулаками слезы в надежде, что водитель ничего не заметил.

И случиться же такому не где-нибудь, а в автобусе! Мартин отказался нанимать для него автомобиль, сам же платить за машину Грегори категорически не хотел. Не то чтобы от него и раньше не уходили женщины, но те женщины уходили в гневе, возмущении, ненависти, а он наблюдал за ними со смешанным чувством вины и облегчения. То, что Фиона оказалась таким же игроком в любовь, как и он, стало еще одним доказательством того, что Грегори в этой сфере терял контроль над собой. Он позволил себе излить немного желчи на тему «омерзительности женщины», в особенности же «выпускницы университета» и «ассистента режиссера». Первая чуть было не погубила его профессиональную репутацию, а вторая стала дополнительным шоком после первой, но все равно было чрезвычайно досадно.

Следующей женщине, которую я встречу, подумал он, нужно будет просто всадить нож мне в сердце и тем самым разом покончить со всеми проблемами.

К счастью, до самого отправления автобус был пуст, и Грегори успел вытереть слезы к тому времени, когда вошла пожилая пара с двумя большими пластиковыми мешками, полными покупок. Новые пассажиры были очень пожилые, но крепкие, оба в твидовых брюках и кроссовках. На женщине ярко-оранжевая куртка с капюшоном, а на мужчине старая оливковая камуфляжная куртка со множеством карманов на застежках. У обоих седые волосы, яркие глаза и бронзовый цвет лица, по которому Грегори заключил, что они, по всей вероятности, провели много лет под тропическим солнцем где-нибудь на юге, возможно, в бывших колониях.

Мужчина расплачивался с водителем, а женщина тем временем пронесла сумки по проходу и выбрала подходящее место. Грегори успел прочесть название на одном из мешков – «Инструментарий художника. Поставки Тревора». Женщина, расставляя мешки на полу, на своем сиденье и на сиденье напротив, не сводила с Грегори пристального взгляда.

Грегори сделал вид, что разглядывает что-то у себя на коленях. Неужели его глаза настолько покраснели от слез, что это заметно чуть ли не через весь автобус?

Наконец, когда ее спутник сел рядом с ней, женщина отвернулась, мгновение спустя что-то прошептала мужу на ухо, и тот тоже посмотрел назад, на Грегори, нисколько не задумываясь о приличиях. Грегори кивнул ему, и мужчина с улыбкой повернулся к жене.

Автобус отъехал от остановки. Грегори вновь стал смотреть в окно на пролетающие мимо витрины магазинчиков. Уже через несколько минут автобус выехал за пределы городка, и его покрышки заскрипели по узкой проселочной дороге. Грегори мотало из стороны в сторону, пока автобус ехал по дороге, петлявшей по широкой речной долине. С обеих сторон поднимались широкие коричневые склоны известковых холмов, и в тусклом ноябрьском свете проглядывало жнивье на убранных полях. Несравненная голубизна вчерашнего неба сегодня была покрыта громадными свинцово-серыми тучами, тащившими за собой по склонам известковых холмов и по всей долине гигантские тени, из-за чего серебристая река внизу то мерцала тускловатым блеском, то вдруг становилась скучной и бесцветной.