— Наверно, может быть, приду… — через небольшую паузу протянул Макс, вспоминая поведение сероглазой динамо-машины в предыдущие дни.

— По крайней мере, постараюсь, — добавил он в полголоса.

— Всё, договорились! — Кристина не дослушала полного ответа. — Я полетела на работу. Вечером мы с Таней тебя ждём.

Входная охранница затаилась, затихла на четверть часа. Максим не веря своему счастью, задремал.

— Бум-бам-бум… — снова кто-то настойчиво барабанил в дверь.

Несчастный жилец закрыл голову подушкой, отрёкся от всего безумного женского мира и сквозь наволочку и пух твердо произнес…

— Если вы к гражданину Иванову, его нет дома. Он гуляет. Ищите во дворе.

— Бам-бам-бум, — Максим, будь добр, открой. Это Семёнов Григорий. Водитель автобуса, из районного комитета комсомола.

— Слушаю, — уже полностью проснувшийся жилец отворил дверь. Раздался легкий хрип петель, переходящий в низкие, басовые звуки.

Возле двери стоял долговязый мужчина с выцветшими добрыми глазами в бело-синей клетчатой рубашке.

— Товарищ Хлеборобов попросил тебя помочь с организацией творческого выступления агитбригады в поселке Н-ское. Прислал за тобой.

— Но! Я же только проснулся и даже не ел, — рассеяно пробубнил Максим.

— Ничего! По пути, заедем, позавтракаем. Давай, собирайся. Жду тебя в автобусе. ПАЗ с синей полосой. Стоит у подъезда.

2.

Максим с "кислой миной" ходил — бродил по автобусу, осматривал содержимое сваленное "горой" внутри салона.

— Акустическая система "50АС-5", — вороша тюки, он начал перечислял имеющуюся технику.

— Катушечный магнитофон "Маяк-202", радиола "Эстония-007-стерео". Сумка со шнурами. А там два микрофона "МД-78А".

— О! Коробка!

— Вау! — изумился ди-джей. — Цветомузыкальная установка![48]

— Какой-то мешок? — он подошел к большому пузатому мешку, завязанному веревкой. Развязал его.

— Что в нём? Посмотрим.

— Народные костюмы: Сарафаны, рубахи, штаны. Лапти!!!

— Ух ты! Григорий, смотри! За сидением, балалайка!

— Правда, почему-то, с одой струной!

— Ещё коробка.

— Что там?

— Старые катушки с какими-то записями. Надписи на конвертах неразборчивые.

— И пластинки: Моцарт, Бетховен, русские народные композиции.

— Да-а. Прямо настоящее богатство!

— Вот, только зачем нам всё это? — он вопросительно посмотрел на водителя.

— А я знаю?! — Григорий недоуменно пожал плечами.

— Я вообще не в курсе! Велено было взять автобус с аппаратурой. Забрать тебя и ехать в посёлок на проведение программы.

— Здравствуйте, ребята! — в салон поднялся седовласый мужчина в мешковатом костюме и "модном" широком галстуке в крапинку.

— Я, Котов Евгений Павлович, представился он. — Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики.

— Это вас прислали для организации творческого концерта?

— Нас, — согласился Григорий.

— Семенов Гриша, — поздоровался водитель.

— Иванов Максим, — он указал рукой на Макса. — Звукооператор.

Дедок утвердительно махнул головой и сразу начал давать указания…

— Так, голуби сизокрылые! Сейчас, заезжаете на футбольное поле. Подъезжаете к месту выступления. Вон, туда, в центр, к площадке, где натянут шатёр. Видите?

— Видим, — Григорий внимательно следил за указаниями старца.

— Автобус поставьте с правой стороны сцены, чтобы удобно было носить аппаратуру. Разгружаетесь. Подключаетесь. Ждёте…

— Чего ждать? — водитель повернул голову и посмотрел в глаза старца.

— Ждёте, когда приедет поэт Святослав Лукашкин. У него авторский тур по сёлам и посёлкам района. Как только появится, включаете микрофон. Он выступит перед работниками. Прочитает свои стихи. Ответит на вопросы. После чего сядет в машину и поедет в следующее село.

— А мы?

— А вы собираете аппаратуру, кушаете в заводской столовой и отправляетесь домой. Понятно?

— Да.

— Тогда я побёг. Надо уже народ собирать. Ровно через час, как только привезут поэта — сразу быстренько начинаем.

3.

Спустя час на центральной трибуне стадиона, напротив сколоченной из досок сцены стали собираться люди.

Максим, в ожидании начала творческой программы, закинув руки за спину, вытянулся в плетёном кресле.

Григорий, дабы не терять понапрасну время, пошёл прогуляться по посёлку.

— Ребятушки, хлопчики дорогие, выручайте! — на площадку поднялся Котов. Организатор мероприятия был не в духе: нижняя губа оттопырилась, придавая ему не то обиженный, не то надменный вид. Он хмурился и тяжело посапывал.

— Святослав Лукашкин задерживается. Только, что звонили от соседей. Сказали, будет через час. А у меня народ волнуется. Ещё немного, ещё минут десять — пятнадцать и всё! Начнёт расходиться. А этого никак допустить нельзя!

— Максимушка! — профсоюзный деятель слёзно посмотрел на ди-джея.

— Сынок! Родной! Сделай что-нибудь. Прошу! Пожалуйста. Мы этого поэта ждали два месяца!

— Что сделать? — Макс не понял просьбу. Он замер на несколько мгновений, словно переваривая полученную информацию

— Ну, не знаю! Поставь музыку. Душевную. Пущай народ слушает. Отдыхает. Настраивается на творческую встречу. А там глядишь, и Лукашкин подъедет.

— Душевную? — Максим нагнулся и потянул первую попавшуюся пластинку из коробки.

— Вот! Чайковский! "Времена года"! Подойдет?

— А ещё, могу предложить…, — Максим стал вытаскивать вторую пластинку.

— Хорошо-хорошо! — Котов не стал слушать до конца список имеющихся записей.

— Ставь "Времена года", — произнес он, на ходу спускаясь с площадки.

Путешественник во времени аккуратно поставил пластинку на круг магнитолы. Дотронуться до рычажка проигрывателя и вот уже надпись на голубовато-зеленом поле: "Апрелевский завод грампластинок" начала медленно вращается вокруг оси. Затем пластинка закружилась быстрее, и так, что надпись совсем растворилась, утонула в небесной голубизне, как в колодце.

Из колонок с небольшим хрипением раздалось[49].

Спустя несколько минут Котов вновь стоял перед ди-джеем. Он прерывисто дышал от бега. Переминался с ноги на ногу.

— Максим! Эта-а! — организатор мероприятия замялся, ища подходящую фразу.

— А есть что-нибудь другое. Со словами. А то, что-то людям не нравится. Многие собираются уходить.

— Другое? Со словами? — Макс задумчиво закусил губу. Покопался в коробке и достал пластинку с русскими народными песнями.

— Есть! Русские народные песни… Они вроде поживее и со словами.

— Например, — он начал зачитывать названия. — "Не одна во поле дороженька".

— Или вот, "Ой, ты Ваня".

— Ещё есть, "Не бела заря" или…

— Ставь первую, а потом последующие…, — бешенный профсоюзный лидер опять не дослушал. В ожидании скорого приезда поэта, он вновь убежал со сцены.

— Первую, так первую, — произнес послушный звукооператор, и спустя мгновение магнитола заурчала утробно и умиротворённо, словно кошка, когда её почесывают за ухом…[50]

Не одна-то ли, да одна, ай, во поле дорожка,
Во поле дороженька, эх, во поле дороженька.
Не одна-то ли дороженька, ай, дорожка пролегала,
Она пролегала, эх, она пролегала…

Не успела доиграть до конца "зажигательная" русская народная композиция, заказанная по многочисленным просьбам трудящихся обувной фабрики, как Максима снова тянули за рукав.

— Это…! Слушай! А может, найдёшь что-нибудь ещё, а? Повеселее? Побыстрее? Позадорнее?