В отличие от Юма Кант допускал существование "вещей в себе", вещей вне нас, и это было известной уступкой материализму. Когда же Кант объявлял эту "вещь в себе" непознаваемой, "потусторонней", существующей вне пространства и времени, то здесь он выступал как идеалист и агностик, как сторонник и пропагандист поповщины.
Агностицизм - составная часть реакционного, буржуазного, идеалистического мировоззрения - глубоко враждебен науке. В условиях загнивания капитализма, смертельно боясь роста сил мира, демократии и социализма, идеологи империалистической буржуазии особенно широко пропагандируют агностицизм, отрицают познаваемость мира и объявляют ненаучными достоверные знания, проверенные практикой. Если в XVIII столетии агностик Кант заявлял, что он ограничил знание с целью уступить место вере, то современные агностики из империалистического лагеря призывают к полному подчинению науки религии.
"Обоснованию" ограниченности человеческого разума и познания, утверждениям о бессилии науки, открытой проповеди мистики посвящаются многочисленные "труды" в США, Англии и других империалистических странах, Агностицизм, неверие в возможность познания мира, находит своё выражение уже в самих названиях этих "трудов": "Пределы науки", "Восстание против разума" и др. В вышедшей в Париже в 1951 г. книжке Г. Марселя "Люди против человеческого" автор заявляет, что первая обязанность философа состоит будто бы в том, чтобы доказать наличие абсолютно непознаваемых областей действительности.
Буржуазные философы оправдывают использование научных знаний лишь в интересах извлечения максимальной прибыли, но отказывают науке в праве проникать в глубокую сущность явлений и открывать объективные законы природы. Пока буржуазия использовала в борьбе с феодальным строем объективные экономические законы, идеологи буржуазии пытались открывать эти законы. Примером могут служить экономические воззрения классиков английской буржуазной политической экономии Адама Смита и Давида Рикардо. Хотя эти экономисты не могли раскрыть законов капиталистического способа производства, однако они стремились научно подойти к экономической жизни общества.
Объективные закономерности общественного развития в период XVII-XVIII вв. не противоречили историческим устремлениям буржуазии. Когда же производственные отношения капитализма перестали соответствовать характеру производительных сил, тогда само признание действия объективных законов развития общества стало считаться бунтарским. Материализм был объявлен причиной всех социальных потрясений буржуазного общества, а понятие объективного закона стало означать крамолу. Отрицание объективно-исторической закономерности и познаваемости общественных явлений характеризует всю буржуазную социологию начиная с середины XIX в. и по сие время.
В конце XIX и начало XX в. печальную славу на поприще отрицания познаваемости общественных явлений приобрели Риккерт и Виндельбанд в Германии, в наше время Богардус, Дьюи и др. в США, Рассел и Уолш в Англии.
В книге "Власть и личность" Б. Рассел говорит, что люди "подавлены великой бессознательной, безличной силой, которая осуществляет контроль над нами повседневно, делая нас рабами обстоятельств", и которую "мы не в состоянии познать".
В том же духе разглагольствуют реакционные социологи, апологеты субъективного идеализма, утверждающие, что "не существует познаваемой исторической необходимости". Американский мракобес Джордж Сантаяна считает историю и современное общество хаосом, в котором "господствует иррационализм".
Так буржуазные фокусники от социологии пытаются расправиться с общественной наукой, с объективными законами истории. Нетрудно понять, что это стремление социологов и политиков империалистической буржуазии изгнать объективные законы из истории или же объявить их непознаваемыми имеет классовую подоплёку, выгодно империалистам. Если нет объективных законов развития общества, значит будущее непознаваемо, неопределённо. И идеологи империализма обращаются к массам, уверяя, будто бы борьба за социализм, за свободу беспочвенна, не может дать результатов, а потому необходимо прекратить "бесцельную борьбу", "напрасную трату сил".
Подобные взгляды распространяют ныне правосоциалистические лидеры, использующие учение Канта для ревизии марксистской науки об обществе. Они всячески пытаются доказать, что общественная жизнь является непознаваемой, что к ней якобы неприменимо понятие закономерности, являющееся, по мнению кантианцев, чисто субъективной, логической конструкцией. Своё истолкование общественной жизни они направляют против марксистского положения о познаваемости объективных экономических законов, о неизбежности диктатуры пролетариату и победы социализма, против теории научного коммунизма,
Таким образом, классовый интерес буржуазии, ненависть буржуазии и её идеологов к коммунизму ведёт их к отрицанию познаваемости законов развития общества, к субъективизму и отрицанию возможности науки об обществе вообще.
РОЛЬ ПРАКТИКИ В ПОЗНАНИИ МИРА. Производственная деятельность людей с самого начала возникновения человеческого общества является основой познания людьми внешнего мира. Успехи в развитии производительных сил общества служили первым подтверждением правильности знаний людей о внешнем мире и в то же время показывали действительное значение и роль производственной деятельности людей для познания мира и его закономерностей. Таким образом, ещё задолго до того, как появились идеалисты-агностики, отрицавшие познаваемость мира, практическая, общественно-производственная деятельность людей доказывала познаваемость мира и его закономерностей.
В противоположность идеализму все материалистические направления в философии враждебны агностицизму и утверждают познаваемость мира и его закономерностей. Однако метафизические материалисты не видели решающего средства борьбы против агностицизма, так как они не понимали значения общественно-производственной деятельности людей для познания мира. Домарксистские материалисты считали критерием правильности познания мира либо ощущения (сенсуалисты, эмпирики), либо разум (рационалисты), либо, наконец, чувства и разум, но не практику, не материальную, общественно-производственную деятельность.
Представители материалистического лагеря в философии часто стихийно обращались к практике, разоблачая агностицизм. Так, например, немецкий материалист Л. Фейербах, выступая против Канта и Юма, говорил о том, что эти философы с кафедры философии доказывают непознаваемость мира, а поглощая пищу у себя дома опровергают свой агностицизм. Но и Фейербах сводил практику только к непосредственно чувственной проверке данных мышления и не понимал роли общественного производства для процесса познания.
Великий русский революционер-демократ Н. Г. Чернышевский в борьбе против агностицизма ближе всех домарксовых материалистов подошёл к пониманию роли практики как критерия истины. "Что подлежит спору в теории, - писал он, - на чистоту решается практикою действительной жизни". "Практика, - писал Чернышевский, - великая разоблачительница обманов и самообольщений не только в практических делах, но также в делах чувства и мысли. Потому-то в науке ныне принята она существенным критериумом всех спорных пунктов" [3]. Однако Чернышевский не рассматривал практику как общественно-производственную деятельность людей. Марксизм впервые сознательно ввёл практику в теорию познания. Ленин писал: "Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания. И она приводит неизбежно к материализму, отбрасывая с, порога бесконечные измышления профессорской схоластики" [4].
Марксистский философский материализм противопоставил агностицизму научное, доказанное всей практикой человечества положение о познаваемости мира, указал пути познания мира и вооружил передовую науку мощным средством раскрытия объективных закономерностей природы и общественной жизни.
