И тут — словно странная материя сна только и ждала от него этого сигнала — оттуда, из-за поворота, молниеносным движением высовывается почти неразличимая тень, и крохотная гибкая ручонка хватает и забирает с собой старую игрушку.

Язвительное хихиканье и суетливый шорох...

Но капитан не дает поймать себя на эту удочку. Он не бросается ловить ускользающую тень. Вместо этого он спокойно идет к повороту и останавливается на пересечении внутренних переходов экипажного отсека. Возвращает пистолет на предохранитель, прячет его в карман куртки и, скрестив руки на груди, ждет.

И ждет не напрасно.

Из-за угла, с виноватым видом загребая ногами, выходит призрак — мальчишка лет двенадцати, неухоженный и кое-как наряженный в нелепую смесь взрослых и детских обносков. Мальчишка подходит к нему и протягивает свою исцарапанную ладошку — то ли просит милостыню, то ли предлагает отвести капитана куда-то с собой.

Капитан принимает эту ладошку — горячую и нервную — и идет туда, куда тянет его странный гость «Коронадо». За поворотом — ей-богу, Листер не помнит, чтобы на плане отсека экипажа значился этот поворот, — их поджидают друзья чумазого привидения — довольно пестрая компания, так же, как и он, причудливо наряженных и неопрятных на вид малолеток. Их не больше десяти.

С этого момента воспоминания капитана об этом странном сне теряют четкость, становятся отрывочными и противоречивыми. Конечно, она не должна была продлиться дольше утра, эта игра, которую он затеял с выходцами оттуда. Но Листер вспоминал о ней, как о чем-то долгом, занявшем заметный отрезок его жизни. По крайней мере ему основательно запали в память образы этих его странных знакомцев, характер и привычки каждого из них, его привязанность или неприязнь к кому-то из них.

Он довольно быстро понял, что они вовсе не были детьми — эти его гости. Они и людьми-то не были. Так — некими сущностями, принявшими — наскоро и небрежно — вид созданий, симпатичных и дорогих людям. Но сами они были глубоко чужды всему человеческому. Нет, они вовсе не были монстрами или дьяволятами, принявшими человеческий облик. Просто чужими. И это делало особо жутким этот сон. Или это воспоминание.

Они не старались замаскировать свою нечеловеческую природу. По крайней мере прилагали к тому минимум усилий. Временами Листера передергивало от того, насколько движения их начинали напоминать движения ватных кукол, а выражения лиц — маски, не снятые вовремя. Они щебетали на своем птичьем языке — общались между собой и с теми странными созданиями, которые гнездились по углам того странного места, куда они привели Листера.

Странное место... Капитан готов был поклясться, что на вверенном его заботам судне нет и быть не может этого заваленного самым невероятным хламом и скудно освещенного отсека. Но он был невероятный и в то же время вполне типовой, хорошо ему знакомый по конструкции и габаритам универсальный сменный модуль-отсек UM-1440. Он, без сомнения, был подсоединен к системам жизнеобеспечения «Коронадо», и в этом отношении ничего странного не представлял. Странны были только населившие его твари.

В странном месте они вели странную игру. Словно перед решающей схваткой, они кружили по незримому рингу, проверяли задумки и намерения друг друга. Они совсем плохо говорили на языках землян, эти обитатели сна. Даже не говорили, а словно передразнивали когда-то услышанное — иногда к месту, иногда нет. Они чего-то добивались от капитана. Он, пожалуй, так и не понял — чего. Они были по-сорочьи любопытны и привязчивы — постоянно пытались втянуть Листера в очередную свою затею, а когда это наконец удавалось им и Листер проделывал то, чего от него ждали — ну, допустим, разбирал и собирал какую-то безделицу вроде редуктора газовой магистрали, — восторгам гостей не было конца. Они толпились вокруг, отталкивая друг друга, и беспрерывно заставляли кэпа повторять этот фокус.

И они вовсе не ощущали себя гостями «Коронадо». Наоборот — вели себя по-хозяйски, совали нос повсюду и, похоже, очень досадовали на постоянное и назойливое присутствие землян. Хотя капитану и казалось, что чуть ли не вечность прошла у него в общении со странным народцем, он не мог припомнить, что ел и пил там, в мире зыбкого сна. Зато запомнился первым явившийся ему мальчишка, размазывающий по щекам джем из тубы, явно спертой из комплекта НЗ. И еще — странный футбол, в который играла бутылями «Пепси» странная компания на покрытом потертым пластиком полу странного места.

А потом наступило время прощания.

Листер не помнил, когда к нему пришло понимание того, что надо уходить. В памяти осталось только последнее пожатие нервной ладошки чумазого мальца, так и сохранившего до самого момента расставания свое шефство над кэпом. А в ладони самого капитана после этого остался плоский кусочек металла — ключ от гермодвери. Одной из многих гермодверей «Коронадо».

Наверное, он не вспомнил бы об этом сне наутро. Но почему-то ничуть не удивился, обнаружив свою «пушку» не в привычном месте — под смятой подушкой, а в кармане своей домашней куртки. Так же, как не удивил его и обнаружившийся в том же кармане ключ. Он сунул его в ящик стола и вспомнил о нем уже совсем при других обстоятельствах. Естественно, он не запомнил, в какой день это было.

Скорее всего этот сон пришел к нему уже после того, как события на борту «Коронадо» приняли крутой оборот. До этого у него не было привычки держать оружие при себе.

А крупные неприятности на «Коронадо» начались почти сразу после того, как Гарри Агасси поведал кэпу о корабельном полтергейсте. Несмотря на дурные предчувствия, владевшие старшим энергетиком, серия бросков через подпространство по экстремальной программе была начата уже через сутки после разговора Листера с Герродом. И первый же бросок дал результат. Долгожданный и жуткий.

Дежурным по кораблю в тот раз был его связист.

Н'Домо вызвал капитана в шестой экспериментальный бокс уже через несколько минут после выхода «Коронадо» в заданную точку финиша. Автоматы еще только начинали раскручивать громаду корабля вокруг оси, и искусственная тяжесть только еще набирала силу. От этого все вокруг казалось не совсем реальным. И вовсе уж нереальным было то, что увидел Листер в боксе, где в экспериментальной капсуле номер шесть переживал бросок доброволец Анри Дюпон. Переживал, но не пережил.

— Я сначала подумал: «Господи, кто же это?» — объяснял Н'Домо. — А потом...

— А потом вы догадались взглянуть на его жетон... — закончил за него кэп.

Не отводя взгляда от того, что лежало перед ним в глубине экспериментальной капсулы, Листер поднес к уху блок связи и попросил генерала Геррода подойти к шестому боксу.

— Остальные? — мрачно спросил он Н'Домо.

— У остальных девяти все показатели в норме... — дрогнувшим голосом доложил тот.

— Вот что... Выводите их на норму и по одному разведите по каютам. Пока им не стоит... Потом подойдете ко мне — надо будет оформить протокол.

— Похоже, что для покойного Дюпона время действительно двинулось... — сухо комментировал представшее перед ним генерал Геррод. — Точнее, он двинулся по времени — по тому, перпендикулярному... И заехал по нему довольно далеко.

— Но... — Листер потер лоб. — Но если для него часы затикали, то почему же он... Почему же он не проснулся? Не попытался покинуть капсулу? Так и лежал в ней — лет двадцать, не меньше...

— Спросите меня о чем-нибудь полегче, капитан, — вздохнул Геррод. — Надо проделать тщательный анализ... останков. Как-то помягче донести это... до остальных участников эксперимента. Не травмировать их. И надо принять решение. О том, продолжим ли мы нашу работу.

— Думаю, что надо запросить руководство спецакадемии, — осторожно предложил Листер.

— Надо информировать Академию специальных исследований, — поправил его Геррод. — Что до руководства, то его здесь представляю я. И я уполномочен принимать ответственные решения. В рамках нашей программы исследований. Помогите мне перенести... это в лабораторию.