— Но вы оказываетесь в сложном положении, генерал. Никто не поверит каракулям, пальцем по пыли писанным, даже если они как две капли воды похожи на древние руны Предтеч... Вы можете сколько угодно быть уверенным в том, что никто на борту не знаком с такого рода текстами, но доказать этого не сможете никогда. Любое «не» очень трудно доказывать, генерал.

— Это и бесит меня! — генерал поднялся с кресла. — Над всей этой проблемой тяготеет какое-то проклятье! Это мне напоминает ситуацию с НЛО. Была такая проблема во второй половине двадцатого века. Или с марсианскими каналами... Это — на сто лет раньше... Уйма свидетелей, куча фактов... И потом — полное забвение... За неимением каких-либо доказательств. Мы давным-давно ходим по Марсу, но так и не знаем, что кроется за теми «каналами», что привиделись Скиапарелли. Мы встретили инопланетян, но никто из них не имеет ни малейшего отношения к «летающим тарелкам»...

— Да, обидно будет оказаться в этой кунсткамере несостоявшихся чудес, — довольно бестактно заметил капитан. — Но у нас с вами еще уйма попыток в запасе...

— Вот что, кэп, — генерал решительно захлопнул ноутбук и поднялся, — со следующей попытки мы будем реализовывать резервный вариант программы. Экстремальный. Под мою ответственность, кэп.

Поклонившись чуть церемонно хранящему молчание Листеру, генерал-академик оставил его в одиночестве. Капитан, подумав минуту-другую, щелкнул клавишей коммутатора и вызвал к себе главного (и единственного) энергетика «Коронадо».

Явившийся пред светлы очи начальства Гарри Агасси был поставлен в известность о том, что с завтрашнего дня нагрузка на бортовые реакторы возрастает процентов на двенадцать. После этого кэп вывел на экран большого демонстрационного дисплея график резервной программы полетных экспериментов и предоставил энергетику возможность поломать над ним голову. Тот потратил на это занятие минут десять и заметно скис.

— Понимаете, капитан, — начал он каким-то странным голосом, — «Коронадо» — корабль надежный, и в другое время я эти дополнительные двенадцать процентов на генератор подал бы не задумываясь. А вот сейчас...

— Что значат эти ваши «сейчас» и «в другое время»? — раздраженно осведомился кэп.

Старший энергетик, человек с двойным высшим образованием, мыслящий категориями физики, замялся и совершенно неожиданно выдал:

— Да чертовщина всякая творится на борту, капитан... Я бы взялся обеспечить энергоресурсом и не такие головоломные маневры, как те, что вы мне задаете... Но только... Но только сейчас, когда завелось тут... разное... Гоблины и греблины какие-то...

— Гремлины, — машинально поправил его кэп. И удивленно потряс головой.

— Гремлины... — с полной безнадежностью в голосе согласился Агасси.

— Вы — про что? — с удивлением воззрился на него Листер. — Вы... или кто-то из экипажа наблюдали на борту что-то необычное? Почему, в таком случае, не поступили согласно инструкции?..

— Да потому, капитан, что лишний раз на собеседование с психиатрами никого не тянет... Нет, я — серьезно... Черных сам меня подозвал, когда шум услышал в ремонтном блоке... А Виталий, сами знаете, не из тех, кому что-то мерещится... И дурацкие розыгрыши он тоже не уважает...

— Ну и что вам там привиделось — в ремонтном блоке? — подтолкнул зависший было маховик рассказа капитан Листер.

— Дети... Понимаете, у меня сложилось полное впечатление, что там — между стендами, в путанице проводов и шлангов — резвятся дети. Перекрикиваются друг с другом озорными голосами на непонятном языке, шумят — совершенно отчетливо, господин капитан, — шумят: звякают металлом, щелкают переключателями, скрипят чем-то...

— Вы там долго стояли? — оборвал его капитан.

— Нет... — Агасси облизнул пересохшие губы. — Мы в первый раз сразу бросились туда, в бокс. И — никого... Только беспорядок... Там действительно кто-то повозился основательно. Азот из баллона стравил...

— Хорошо, что не водород... — капитан смотрел на своего энергетика взглядом, в котором читалась основательная доля сомнения. — Вы сказали «в тот, первый раз», Гарри... Значит, были еще подобные случаи?

— Д-да, капитан... — Агасси было явно не по себе. — Это продолжается уже трое или четверо суток... Но — они не попадаются... Только пакостят...

— И всегда — в ремонтном блоке?

— Н-нет... — признал Агасси. — В медблоке — тоже... И в спортзале...

— Сказали бы уж — по всему судну! — махнул рукой кэп.

— Нет... Там, где люди, их вроде нет... И еще... Они... Они — словно дразнятся... Один раз я своими ушами слышал, как они передразнивали...

— Кого передразнивали?

— В-вас, капитан... Детский такой голосок ругался... Точно так, когда вы Н'Домо за дежурство по камбузу распекаете...

— То есть вы своими ушами слышали членораздельную речь в помещении, в котором никто не мог присутствовать?

— В пустом спортзале, капитан! — почти выкрикнул отчаявшийся от выказанного ему очевидного недоверия Агасси. — Никого там не могло быть!

В любом другом рейсе и с другим экипажем Листер неизбежно пришел бы к умозаключению, что часть экипажа поражена белой горячкой, если не чем похуже. Но сейчас этот спасительный довод приходилось отбросить.

— Вы хоть раз зарегистрировали эти... эти события? — продолжал допытываться кэп. — Ведь вам же розданы эти... регистраторы...

— Пробовали, капитан... У Н'Домо вроде получилось кое-что... И у Черных... А у меня — так, шумы одни...

— Вот что...

Капитан решительно пододвинул к столу скользящее на магнитных присосках кресло, бросил на стол стопку бумаги и сверху положил электрокарандаш.

— Сейчас вы внятно и разборчиво напишете все, что вам известно об э-э... аномальных явлениях, наблюдавшихся вами в течение этого рейса на борту экспериментального космического судна «Коронадо»... Подпишетесь, и я заверю ваши показания своей подписью и печатью... Потом пригласите ко мне — без лишнего шума — Черных и Н'Домо... И если есть еще свидетели таких происшествий, то и их. И не надо лишних разговоров на эти темы. Вам понятно?

— П-понятно, — кивнул Агасси и послушно опустился в кресло.

Ловля «озорников», как окрестил эту разновидность полтергейста капитан, продолжалась — тайком и при соблюдении режима секретности — еще трое суток. Затем у экипажа «Коронадо» возникли более серьезные проблемы.

Странно, но Листер так и не мог вспомнить, когда ему привиделся этот сон. Он вспомнил о нем позже, как о чем-то свершившемся и на этом основании прочно прописавшемся в его памяти. А кроме того, он не мог поклясться самому себе в том, что это был именно сон...

Смех. Смех за дверью каюты будит его, и при свете ночника он — осторожно, стараясь не произвести ни звука, садится на кровати, набрасывает на плечи куртку и тихо вытягивает из-под подушки с вечера положенный туда пистолет — табельное оружие капитана. Снова детский и какой-то издевающийся, дразнящий смех прокатывается по коридору... Звук маленьких ног, семенящих по шершавому пластику пола... Листер снимает пистолет с предохранителя и, тихо ступая, крадется к двери

Она не заперта, эта дверь. Это очень странно. Похоже на заранее подстроенную ловушку...

Но Джорджа Листера уже не волнует это. Он сам хочет в эту ловушку попасть. Потому что эта суета за дверью, какие-то интонации дразнящего смеха будят в нем воспоминания о чем-то очень далеком, напрочь забытом. О том, к чему ему хотелось бы вернуться хоть на миг. И он выходит в коридор.

Там никого нет.

Только потоки воздуха от работающей вентиляции гонят по полу обрывки цветной ленты и еще какие-то пестрые бумажки... Господи — фантики... Фантики от конфет, которых на борту «Коронадо» сроду не было. И еще — мячик выкатывается из-за поворота коридора. Обыкновенный детский мячик.

Листер подходит к нему, поднимает. Он потерт, этот мячик. И вообще, имеет такой вид, словно много лет пылился где-то на дачном чердаке. Похоже, что он помнит эту игрушку... Листер некоторое время вертит мяч в руках. Бросает вдоль коридора — к следующему его повороту.