Адали застегнул на Ясаман небольшую золотистую, почти прозрачную вуаль.

— Пойдем, принцесса. — Он взял ее за руку. — Отец Куплен совершит христианский обряд в твоей приемной. Он установил там небольшой алтарь, но нам нужно спешить. Мне сказали, что имам уже следует сюда.

Священник их ждал и тут же начал обряд. Ясаман не решилась взглянуть на жениха и стояла, скромно потупив глаза. Службы не было, лишь обмен клятвами и благословение союза. Все быстро кончилось, и принц, даже не взглянув на невесту, вышел из комнаты.

— Как он смел не поздороваться со мной, — разозлилась Ясаман. Даже под вуалью было заметно, как кровь бросилась ей в лицо.

— Он еще не считает тебя своей женой, мой розовый бутон, — объяснил Акбар. — Он любезно выполнил твое желание, но в глубине души убежден, что его супругой ты станешь только после слова имама.

— Тогда, отец, поспешим с этим! Мне кое-что нужно сказать принцу. И если я не могу этого сделать, пока в его глазах не стану женой, давай покончим с этим делом. — Девушка выбежала из комнаты, за ней последовала Ругайя Бегум, догоняющая дочь, а потом шагом — Акбар и отец Куплен. Им был известен темпераментный характер девушек из династии Моголов, и они недоумевали, что она задумала.

Официальное бракосочетание Ясаман предстояло провести на террасе, выходящей на озеро Будар. Озеро притихло на закате, в воздухе не чувствовалось ни ветерка. Из местной мечети прибыл имам. Приглашение на столь важное событие поразило его, а две жены велели хорошенько все запомнить. Имам весело поприветствовал принца Ямала, которого знал с детства, и поздравил с выпавшим ему счастьем.

— Мне говорили, что принцесса очень красивая милая девушка. — И, понизив голос, добавил:

— Хорошо, что в Кашмире мы снова будем иметь королевскую семью.

— Но не забывай, добрый Абд Хассан, — кивнул Ямал-хан, — что теперь мы — верная провинция Империи Моголов.

— Конечно, господин, — тут же согласился имам. Спрятавшись за дверями, в тени, невидимая для них Ясаман наблюдала за женихом. На нем были белые шелковые шаровары и белая шелковая длиннополая туника, расшитая бриллиантами и жемчугом. А поверх нее — кафтан из золотой парчи. Он был с непокрытой головой, хотя на ногах имел персидские сандалии на каблуках. В них принц выглядел высоким, правда, Ясаман показалось, что без обуви он будет не выше ее. Но сама она в семье была самой рослой.

— Ну что, удовлетворила свое любопытство? — шепнула ей Ругайя Бегум. — У него красивые глаза.

— Он хорош в наряде, а вот каков он будет без него? — упрямо заявила Ясаман. Но, несмотря на резкие слова, заметила, что ноги жениха — прямые и мускулистые.

— Мужчины без одежд не так выигрывают, как женщины, — фыркнула Ругайя, — но уверяю тебя, об этом не стоит заботиться, если его член крепок.

— Пора. — К ним подошел Акбар, одетый в белое. Вместе с Ругайей Бегум, такой блистательной в платье из золотой парчи, они вывели Ясаман на террасу.

Имам стоял спиной к озеру, а перед ним Иодх Баи, Салима Бегум, Зада Бегум и госпожа Ваги держали золотой балдахин. Под балдахином ожидали Ямал-хан с отцом Юзеф-ханом. Невеста с родителями присоединилась к ним.

— Между этими двумя молодыми людьми достигнуто брачное соглашение, — провозгласил имам. — Принц Ямал, поклянись.

— Я, Ямал-хан, беру тебя, Ясаман Каму Бегум, дочь Мухаммада Акбара, в законные жены, перед Богом и этими людьми в согласии с учением Корана. Обещаю, что буду делать все, чтобы наш союз был образцом послушания Богу, а наши отношения — полны любви, сострадания, мира, верности и взаимопомощи. Призываю Бога в свидетели, ибо он самый лучший свидетель. Аминь. — Он так ни разу и не взглянул на Ясаман.

— А теперь поклянись ты, принцесса Ясаман, — повелел имам. Разозлившись на человека, который был уже почти ее мужем, девушка глядела прямо перед собой. И все же голос ее был, как всегда, тверд. Она — дочь Могола, и никому не удастся ее запугать.

— Я, Ясаман Кама Бегум, беру тебя, Ямал Дарья-хан, сын Юзеф Али-хана, законным супругом перед Богом и этими людьми в согласии с учением Корана. Обещаю, что буду делать все, чтобы наш союз был образцом послушания Богу, а наши отношения — полны любви, сострадания, мира, верности и взаимопомощи. Призываю Бога в свидетели, ибо он самый лучший свидетель. Аминь.

— Они муж и жена, — провозгласил имам и взглянул на собравшихся. — Воздадим должное Ямал Дарья-хану и его супруге. Ура! — Гости со стороны и мужа, и жены громко отозвались на призыв священника. Затем мать и другие женщины проводили невесту к праздничному столу, а Акбар повел жениха и мужчин к другому.

— Я так рада за тебя, дитя мое, — поздравила Ясаман Иодх Баи, как всегда грациозная и очаровательная в своем красном сари.

— Тетя, ты так молодо выглядишь, что самой впору в невесты, — ответила девушка. — Благодарю тебя за поздравления. От комплимента Иодх Баи вся засветилась.

— Милый молодой человек, — похвалила блистательная в оранжевом с золотом Салима Бегум. — Похоже, он может доставить женщине много наслаждения. Ты прочитала Ночную книгу, но картинки тебе ничего не скажут до тех пор, пока страстный молодой мужчина не полюбит тебя. Помню твоего отца, когда он был в соку! О, что за мужчина он был в молодости! Желаю тебе такого же наслаждения!

— Ты хорошо устроила дочь Кандры, — заметила Ругайе Зада Бегум. Обычно маленькая, как мышка, женщина сегодня выглядела элегантно в пурпурно-золотом наряде. — Очень хорошо. Она станет кашмирской королевой.

— Я хорошо устроила свою дочь, — холодно ответила Ругайя Бегум.

— Ой! — Зада Бегум застенчиво вспыхнула. — Конечно! Я сказала бестактность. Прости меня, пожалуйста!

Ругайя Бегум сдержанно кивнула, и Зада поспешила отойти к противоположному концу стола.

— Она всегда была глупа, — успокоила Ругайю Салима Бегум. — Но обидеть она никого не хочет.

— Тебе виднее: она ведь твоя подруга, — едко ответила Ругайя.

— Когда речь идет о девочке, ты становишься колючей, как розовый куст, — усмехнулась Салима Бегум. — Но это ни к чему. Ты ее мать. Единственная мать, которую она помнит. И изменить этого никто не сможет. Ясаман любит тебя больше всех. Правда ведь, дитя мое?

— Да, тетя. — Ясаман обвила шею Ругайи Бегум рукой и нежно ее поцеловала. Было подано грандиозное свадебное угощение. Сначала лили прохладный лимонный шербет для аппетита. На столах появился белый хлеб с глазурью из желтка и буханки медового хлеба, сдобренного маковым зерном, хрустящие румалийские хлебные лепешки толщиной с шелковый платок, выпекаемые лишь по особым случаям, вазы с маринадами из трав, моркови, гороха, бобов и съедобных семян.

Рохана была права: приготовили несколько видов риса — шафрановый, окрашенный в королевский пурпур, зеленого цвета и девственно-белый. Некоторые вазы укрывали тонкие листы серебряной и золотой фольги. Для дочери Могол не жалел никаких денег.

Внесли дичь, запеченную в глиняных горшочках, жареных цыплят, морских черепах, множество сортов рыбы, тушенных под соусом карри кур, козлят, мозг ягнят под красным перцем в горчичных листьях. Женщины ели так же усердно, как и мужчины, но из-за стола, где пировали мужчины, шуму доносилось больше.

Убрали основные блюда, подали свежие фрукты, песочные рожки с толчеными орехами в меду, фисташки, кедровые орешки, личи, розовые лепестки, черный и зеленый чай. Для вкуса гости сдабривали его гвоздикой или кардамоном.

Пока шел свадебный пир, солнце село в изумительном великолепии красок. Зажгли фонари, тепло осветившие развлекавших гостей танцовщиц. Первой выступила знаменитая кашмирская певица, исполнившая под ситар несколько классических персидских песен, которые так любил Могол.

Для середины августа вечер был тихим и теплым. Ясаман пробовала еду, но в голове ее роились мысли о том, что случилось в последние дни. Замужем. Она замужняя женщина, но с мужем еще не перемолвилась ни словом, и он ей не сказал ни слова. Это забавляло ее.

— Дочь, — тихо прошептала ей на ухо Ругайя Бегум. — Тебе пора покинуть меня и отправиться к мужу, — Отправиться? Куда? — Ясаман была поражена. — Разве мы не здесь будем жить, мама Бегум? — Этого они с матерью не обсуждали.