— Товарищи! — начал Илья Андреевич. — Собрали мы вас потому, что дело не терпит отлагательства. Нам хочется, чтобы вопрос этот решали не только администрация школы и представитель горотдела наробраза, но и вы. И решать его нужно честно, по совести.

— Да что случилось?! Скажите наконец! — не вытерпел кто-то из присутствующих.

— А случилась беда. В школе имени Луначарского обрушилась стена.

В классе задвигались, зашумели:

— Как же так?! А люди?! Что с ними?!

— Подпочвенные источники виноваты. Образовалась пустота, осел фундамент. Да и школа старенькая, не ремонтировалась много лет. Жертв нет. К счастью, это произошло поздней ночью… Но дело в другом. Школе нужно помочь.

— Конечно!.. А как же!.. Поможем! — закричали с мест.

— Вот мы и подошли к главному, — сказал заведующий.

И учителя, и ребята, знавшие его привычки, судя по тому, как он то, сжимая пенсне, складывал его почти вдвое, то снова отпускал, поняли, что Илья Андреевич очень волнуется.

— Но в городе сейчас для срочного ремонта школы невозможно достать кирпич…

По классу прокатился настороженный шумок.

— И помочь им можем только мы… Если откажемся пока от постройки физкультурного зала и отдадим наши материалы…

Несколько минут творилось что-то невообразимое. Все вдруг заговорили, заспорили, старались перекричать друг друга.

И тут на пороге появилась высокая худая фигура уборщицы Глаши в сером рабочем халате. Она потрясла звонком. Шум стих. Прокатился смешок. Все будто пришли в себя. Глаша, ни на кого не обращая внимания, поставила колокольчик на учительский стол и так же не спеша пошла назад.

— Спасибо, Глаша, — улыбнулся ей Илья Андреевич и, обращаясь к остальным, сказал: — Знаю. Вопрос этот для вас острый. Но покричали и хватит. Теперь выходите сюда и говорите, что вы думаете. Кто первый?..

И начались выступления. Кто говорил — давать, а как же иначе! Кто говорил — нет! Пусть наробраз найдет материал. Все с интересом поглядывали на физрука Пашу Мордовченко. Что-то скажет он? И он, стискивая деревянные рукоятки прыгалки, почему-то оказавшейся в руках, сказал:

— Материалы надо дать, ребята. Вы знаете, как я сам ждал строительства зала. Но, если мы будем строить, а школа имени Луначарского не будет работать, нам это будет позорно! — Он рубанул воздух рукой и пошел от стола.

— Жалко ведь! Мы так старались! — выкрикнул Толька.

— Ты, что ли, один! — перебили его. — Все кирпичи таскали!

— Что ты знаешь?! — обозлился Феодал. — Он таскал! Да мы, знаешь, как за них…

Олег и Ванька дружно дернули его вниз.

— Болтун! — презрительно сказал ему Ванька.

И тотчас вскочил Олег. Слушая выступление Паши, он все смотрел на прыгалку в его руках.

— Говори, Курганов, — разрешил заведующий.

Олег, идя к столу, попросил физрука:

— Павел Иванович, дайте, пожалуйста, прыгалку. На минутку.

Физрук удивленно посмотрел на него и отдал.

— Вот тут сказали, что школа имени Луначарского чужая. Враки. Она наша. Вон Ваня сидит. Он мой товарищ. Вы его все знаете. Мировой парень. А раньше он учился в этой школе. Это его школа. Значит, и моя. И ваша. Все они в городе наши… И еще я хотел сказать. Вот, видите, прыгалка. Ну, пусть веревка… Если я буду прыгать, а кто-нибудь рядом будет тонуть, так для него прыгалка — спасение. Так? А для меня — игрушка. И если я, чтобы не отдать игрушку, не протяну ее тому, кто тонет, кто же я после этого буду? Подлец и все… У нас школа есть. Видите, скоро станет, как игрушка. Сами стараетесь. А у тех ребят нет школы… Что же им, не учиться? Короче: надо отдать кирпич! Вот и все…

После Паши Мордовченко и Олега уже никто выступать не захотел. И собрание приняло решение: кирпич школе имени Луначарского отдать!..

Ремонт был в разгаре, когда из Персиановских военных лагерей вернулась Нина, которая гостила там у отца. Увидев, что делается в школе, она потребовала у Олега:

— Включай меня в свою бригаду! И Галку Студенцову тоже. И еще немало девочек захотят. Вы пионеры, а мы кто? Думаешь, нам дела не найдется?..

Семь бывших шестиклассниц, как раз звено, влились в сводный отряд.

Обходя вечером школу, Коротков заглянул в раздевалку:

— Это уже становится опасным! — заявил он, разглядывая огромную кучу обрезков, щепы, чурбаков, опилок, ссыпанных тут до поры. — Поручаю тебе, Курганов, все это аккуратно сжечь.

— Есть! — весело откликнулся Олег, представляя, как охотно мальчишки возьмутся за это. Вот кострище получится!

И тотчас мелькнула мысль: зачем же добро сжигать так просто? Ведь можно устроить настоящий костер!..

— Мировое дело! — поддержал Олега Иван.

— Мальчики! Надо, чтобы костер получился не хуже лагерного! — загорелась Нина. — Задержите хоть на три дня.

Они задержали. Нинка с Галкой за эти дни сбились с ног. Шептались по углам с мальчишками, о чем-то яростно спорили. В пустом классе шли репетиции…

Хотя никого официально не приглашали, первого июля к восьми часам вечера народу в школьном дворе было полно. Все с нетерпением поглядывали в угол двора, где за фанерными щитами суетились «артисты», и на высокую пирамиду, сложенную из сухих ветвей, обрезков досок, заполненную внутри щепой и стружками.

Олег открыл костер стихами:

Тотчас четверо костровых во главе с Алешкой Немтырем чиркнули спичками. По сухим ветвям и стружкам побежали светлые огоньки. Они свились в огненные змейки, заметались, скакнули вверх. И вот уже запылала вся пирамида. Заглушая треск пламени, рванулась ввысь песня:

Ее подхватили зрители. Взрослые, которых тоже собралось немало, хлопали в такт ладошами. Привлеченные песней, пламенем костра, в ворота заходили все новые и новые люди.

Концерт начали октябрята из звездочки, прикрепленной к пионерскому отряду на базе. Девчушки в фартучках, косыночках и полосатых чулочках под аккомпанемент Сенькиной балалайки сплясали и спели «Тритатушки-тритаты». Малышек не отпускали, пока они не повторили все сначала. Нина с Галкой исполнили сценку из школьной жизни. Олег прочитал «Стихи о советском паспорте» Маяковского. Шумовой оркестр под руководством Лешки Семина на бутылках с водой, расческах с папиросной бумагой, трензеле и деревянных ложках исполнили «Турецкий марш» и «Вальс Турандот». Оля Крашенинникова, робкая подружка Ивана из школы имени Луначарского, спела «Стоит гора высокая».

Ребята вытолкнули в круг упирающегося Бинеева.

— Спой, Абдул! Спой ту, что нам на Дону пел!

— Мы стесняемся. Это песня ну… куплеты про любовь.

— Давай про любовь! — потребовали зрители.

Сенька затренькал на балалайке. Абдул спел куплет по-татарски.

— Переведи! — потребовали девчонки.

— Хорошо. Только я буду петь немножко плохо по-русски, — сказал он и продолжил: