В лондонских барах, конторах и больницах красоток хоть пруд пруди, но чтобы подобрать по-настоящему сексуальный и доступный объект, нужна не одна неделя. И лучше искать там, где таких девчонок больше всего и наблюдать за ними удобно.

Стриптиз-клубы. В центре Лондона и в Вест-Энде их навалом, и это настоящие охотничьи угодья для начинающих киллеров. За две недели у меня набралось не меньше десятка потенциальных целей. Я платил за представление, засовывал десятифунтовые банкноты между потных грудей, покупал пиво по пятерке за бутылку, а потом следил за такси до самого дома. В конце концов выбрал Клэр.

Она была обворожительна. Прелестна, как цветок, и сексуальна, как шлюха. Длинные ноги танцовщицы и приветливость стюардессы. Я был не прочь жениться на ней и прожить бок о бок всю жизнь. Увидев Клэр в первый раз, я даже подумал, что сам не смог бы ее убить – слишком уж хороша. Поводил недельку-другую, собрал досье и отдал Крейгу.

И он справился. Разумеется, без особого удовольствия – мы несколько дней напролет препирались насчет выбора жертвы, – но в конце концов дело сделал, а это главное. Не буду останавливаться на деталях – зачем? Да и не очень хочется, если честно. О некоторых вещах лучше не говорить. Достаточно сказать, что задание Крейг выполнил и обставил все, как будто это дело рук обычного маньяка-одиночки. Нам оставалось лишь тихонько смыться, а суду – упечь на двадцать лет первого же слабоумного бродягу, которого заметут легавые.

– Запомни: ты палач, а не судья. Приговор уже вынесен, тебе остается только привести его в исполнение.

Дома нас уже ждала бутылка виски, и я налил своему подопечному солидную порцию. Потом еще одну. И еще. Крейг жадно глотал пойло, как будто это противоядие от того, что он сделал. Если бы все было так просто...

– Ну и что тут страшного? – успокаивал я его. – Тебе же не пришлось резать ее на куски и уносить по частям...

Тут Крейга в очередной раз вывернуло – на джинсы и на пол. Правда, пока мы доехали домой, большая часть содержимого его желудка осталась в фургоне.

– Попробуй съесть что-нибудь – надо возместить потерю.

– Оставь меня наконец в покое, мать твою! – простонал он, вытирая рот. Его опять начало тошнить, но рвать было уже нечем. – Черт... – Он с трудом поднялся на ноги и побрел в туалет, держась за стены. Я следил за ним, привинчивая к "глоку" глушитель. Для Крейга настал самый опасный момент, хоть он об этом и не подозревал. От его реакции на неприятные стороны нашей профессии зависело, останется он в живых или нет. Можно сколько угодно воображать себя благородным мстителем, который убирает продажного политика из снайперской винтовки, а потом исчезает на мотоцикле с ракетным двигателем, но такое бывает только в кино. Я убиваю, чтобы выжиты тут нет ничего героического и благородного. Так и должно быть.

Крейг сдавал последний экзамен, но об этом знал только я. Выдержит, не расклеится вконец – будет жить дальше. Если выползет и завопит: "Нет, больше никогда!" – значит, у него проблемы. А тогда проблемы неизбежно начнутся и у меня. Не успеешь оглянуться, как морально-философские построения приведут его к логическому концу, то есть в полицейский участок. Само собой, до участка дело не дойдет – уж об этом мы позаботимся. Если он хотя бы заикнется о чем-нибудь вроде того, "как нужно поступить", я накрою его во сне подушкой и спущу курок. Понятно, что для этого понадобится санкция Логана, но я ее получу без звука, не сомневайтесь.

Крейг появился в дверях, на нем были новые трусы и носки. Прислонившись к косяку, он стал смотреть, как я подтираю блевотину.

– Скажи мне, что в первый раз с тобой было то же самое.

– Зачем? – поднял я брови.

– Не знаю. Что-нибудь скажи.

– У каждого бывает по-своему.

Крейг оттолкнулся от стены и рухнул на стул, едва не промахнувшись. Утирая лицо, он потянулся было к бутылке, но передумал.

– Просто скажи, что это нормально, что потом будет легче, что у новичков всегда так. Нужно же, чтоб рядом был кто-то опытный, кто может сказать: "У меня все было так же".

– Если хочешь, считай, что я это сказал. – Я отнес ведро и швабру на кухню и вернулся в гостиную.

Крейг смотрел на меня так, будто ждал продолжения.

– Ты хочешь знать, чувствовал ли я то же самое после первого дела?

– Да, хочу.

– Нет, не чувствовал. Понимаешь, в отличие от тебя я убил первых троих или в драке, или просто чтобы спасти свою жизнь. Так же как ты тогда в туалете – того типа, как его...

– Лэдлоу.

– Вот-вот. Ты же не выблевал тогда все кишки на ковер и не напился до полусмерти, так ведь? Убил, потому что Лэдлоу сам напрашивался. Это был вопрос чести, и ты должен был показать всем, чего стоишь.

– Ну да, я и сейчас сделал бы то же самое, – согласился Крейг.

– Не сомневаюсь. Однако со стриптизершей все совсем по-другому. Между вами ничего не было, ты никогда ее раньше не видел и все-таки пошел и убил. Ни злобы, ни мести – ничего, просто работа. Она не сделала тебе ничего плохого, но ты ее прикончил. Почему?

Крейг бросил на меня мрачный взгляд.

– Потому что ты мне так сказал.

– Нет, потому что я тебе приказал!

Крейга, казалось, сейчас снова вырвет, но в желудке у него, видимо, уже ничего не осталось, и он взялся за бутылку, чтобы пополнить боезапас.

Ты сделал все отлично, а теперь выкинь это из головы и не парься зря. И то, что ты сделал, заметь, далеко не каждому по плечу. Ты дергаешься и винишь себя, тебе плохо, но в том и состоит главная трудность нашей профессии. Можно иметь в своем, распоряжении все стволы, бомбы и черные пояса на свете, но они ничего не стоят, если у тебя не хватает духу их применить.

Крейг кивнул, стуча зубами. Голова у него, наверное, шла кругом. Не каждый день совершаешь зверское убийство, да еще потом обсуждаешь его со своим наставником.

– А кто он был – тот твой первый? – спросил Крейг, сделав большой глоток прямо из горлышка. Наверное, обжег глотку – из глаз брызнули слезы.

– Первый заказ?

– Нет... – Он задохнулся, виски потекло из носу. Приятное ощущение, ничего не скажешь.

Остановив меня жестом, он побежал на кухню, откуда вернулся со стаканом воды. Глаза у него налились кровью, лицо позеленело.

– Ненавижу виски.

– Я тоже.

– Почему тогда, мать твою, ты держишь это пойло?

– Оно хорошо помогает, когда ты не очень собой доволен.

– Спасибо. Очень предусмотрительно с твоей стороны. Похоже, как раз то, что мне нужно.

– Значит, действует?

– Смотря что ты имеешь в виду. Если нужно было, чтобы я заблевал всю квартиру, то замечательно действует. Просто отпад.

– Еще пара дел, и ты начнешь уважать виски, – усмехнулся я и произнес имя, о котором не вспоминал – сколько? Десять, двенадцать, четырнадцать лет? Да вроде того. – Брин.

– Кто он был?

– Там, где я сидел сначала, он работал на Бена Джеймса, местного авторитета, – был главным на нашем этаже. То и дело заходил, молотил меня почем зря и забирал вещи. Ну и в конце концов мне настолько надоело Сыть жертвой, что я насадил бритвенное лезвие на зубную щетку, и когда Брин привел в следующий раз, чиркнул его по горлу – чисто и аккуратно, прямо по сонной артерии. Он и нескольких шагов пройти не успел, кровь так и хлестала. Так и не понял, должно быть, что случилось.

– Тебя же за это должны были упечь на всю катушку!

– Ну и упекли, само собой. Убийство пока еще незаконно – даже в тюрьме. Кстати, оно единственное, за которое меня осудили. Мои адвокаты сумели только изменить формулировку – убийство шло как непредумышленное, но от пожизненного срока спасти меня не смогли.

– Не повезло.

– Да, я и сам тогда думал, что дела хреновые. Хорошо еще, что в таких случаях пожизненный срок не такой длинный. Особенно если поработать с комиссией по досрочному освобождению.

– Поработать?

– Ну да, подмазать.

– Логан?

– Да, окольным путем. Дело было так. Когда меня осудили за Брина, то перевели в другое место, на особый режим, а там меня уже дожидались дружки Бена Джеймса. Сам понимаешь, какие дела. Я понял, что мой единственный шанс – это прикинуться психом, которому на все наплевать, и мочить всех направо и налево по поводу и без повода. Таких всегда побаиваются, даже если они дохляки. В общем, когда ко мне подошли трое бугаев, я кинулся на самого здорового и вцепился зубами ему в глотку – изо всех сил, так что никто разжать не мог.