Почти прильнув ко влажной скале, я начал подъем. И через десять минут прошел все расстояние. Оставался последний отрезок пути — то место, по которому текла вода, прежде чем обрушиться вниз. Но все предыдущие свершения напрочь потеряют смысл, если я не смогу одолеть маленький участок, отделяющий меня от победы. Там и таилась главная опасность, причем я не видел, как справился с нею Петрус, и потому мог рассчитывать только на себя. Собрав всю свою веру в победу и надежду на благоприятный исход, я снова воззвал к Пресвятой Деве Пути, о которой даже не слышал раньше. И очень осторожно начал подставлять голову под ревущий поток воды.

И она обрушилась на меня, окутала сверху донизу и со всех сторон, заслонила свет. Под неистовым напором я крепко цеплялся за скалу, нагнув голову так, чтобы получился хотя бы небольшой воздушный резервуар. Я безоговорочно доверял своим рукам и ногам. Ведь руки уже держали когда-то старый меч, а ноги изведали Дивный Путь Сантьяго. Это были мои друзья, и они не подвели. Но поток воды ревел оглушительно, и вскоре мне стало трудно дышать. Я решил головой вперед врезаться в поток, и на несколько мгновений вдруг стало темно в глазах.

Напрягая все силы, цеплялся я руками и ногами за скалу, однако рев водопада уносил меня, казалось, в какую-то таинственную и дальнюю даль. Стоило лишь поддаться этой влекущей силе — и я оказался бы там, где уже ничто здешнее не имело ни малейшего значения. И не надо было бы прилагать нечеловеческих усилий, чтобы руки мои и ноги остались на скале, и вмиг наступили бы мир и тишина.

Но они — руки и ноги мои — не подчинились моему желанию, воспротивились смертельному искушению. И голова начала выныривать из-под толщи воды — так же медленно, как входила в нее минуту назад. Я был преисполнен глубочайшей благодарности к своему телу, помогавшему мне в этой сумасбродной затее — подняться по скалистому руслу водопада в поисках меча.

И вот, когда голова наконец показалась над водой, я увидел, как сияет надо мной солнце, и жадно, полной грудью вздохнул. Воздух придал мне новых сил. Огляделся вокруг, заметил в нескольких сантиметрах от себя плато, по которому проходили мы с Петрусом. Это и был конец пути. Я чувствовал неимоверное желание подтянуться, уцепившись за что-нибудь, но из-за водяного потока не в силах был разглядеть ни уступа, ни выбоины. Нет, миг завоевания еще не настал, и следовало обуздать порыв. Наступило самое трудное: вода с диким напором била меня в грудь, силясь сбросить назад, на землю, откуда я осмелился уйти вдогонку за своими мечтаниями.

Не время было размышлять о Наставниках и о друзьях, и я не мог взглянуть в сторону и увидеть, что Петрус готов прийти мне на выручку, если я начну соскальзывать. Он, наверно, миллион раз совершал этот подъем, думал я, и не может не знать, что именно здесь и сейчас мне отчаянно нужна помощь. Но он покинул меня. А может быть, и не покинул, а стоит где-то рядом, но я не мог даже повернуть голову, чтобы не потерять равновесие. Я должен все сделать сам. Я должен в одиночку свершить свое завоевание.

Крепко упершись обеими ногами в выступ скалы и одной рукой держась за него, я высвободил другую и попытался с ее помощью примириться с водой. Она не должна была оказывать мне ни малейшего сопротивления, ибо я действовал на пределе своих сил. И рука, зная это, превратилась в рыбу, которая вроде бы покорилась течению, но знала, куда ей надлежит приплыть. Я вспомнил, как видел в детстве в кино: лососи, идя на нерест, одолевали, перепрыгивали пороги — у них тоже была цель и они обязаны были достичь ее.

Рука поднималась медленно, будто сама собой, безо всякого моего участия, потеряв в воде свой вес. И вот мне удалось наконец высвободить ее и, найдя опору, ей, только ей, ей одной вверить судьбу моего тела. Вот, подобно лососю из кинокартин моего детства, она снова погрузилась в воду возле площадки, нашаривая точку, о которую я мог бы опереться для последнего, завершающего прыжка.

Но скала была до зеркальной гладкости отполирована водой, которая столетиями омывала ее. Но ведь должен же быть какой-нибудь уступ или расщелина — если Петрус смог выбраться наверх, смогу и я. Мне было очень больно: теперь я знал, что остался последний шаг, а именно в эти мгновения силы изменяют человеку и он теряет веру в самого себя. Так уже бывало со мной — совладав с океанскими валами, я тонул в невысокой волне прибоя. Но не век же так будет и недаром ведь решился я пройти Путем Сантьяго — сегодня я должен победить!

Свободная рука соскальзывала с гладкой скалы, а давление возрастало с каждой минутой. Я чувствовал — тело немеет и не слушается, ноги вот-вот пробьют судороги. Вода с силой била меня и в пах — боль была невыносимой. И вот я все же сумел нащупать в камне выбоину — совсем небольшую и расположенную чуть в стороне, но и она, когда придет ее время, послужит опорой для второй руки. Я определил то место, куда должен попасть, а свободная рука продолжала искать путь спасения. В нескольких сантиметрах от первой меня ожидала еще одна точка опоры.

Да, вот она. Вот оно, то место, которое столетиями служило паломникам, проходившим Путь Сантьяго. Я понял это, и вцепился в нее изо всех сил. Другая рука разжалась: ее отбросило назад бешеным напором воды, но я во весь размах плеча описал дугу — и рука попала туда, куда должна была попасть. А вслед за тем все мое тело рывком проделало путь, проторенный руками, и за ними следом выбросилось на вершину.

Последний шаг, великий шаг был сделан. Тело рассекло воду, и уже в следующее мгновенье бешеный водопад стал плавным, почти недвижным потоком. В изнеможении я раскинулся на берегу. Солнце било и грело меня, и я вспомнил, что победил и что жизни во мне ничуть не меньше, чем было там, внизу, в озерце. Шум воды не заглушил шаги Петруса.

Я хотел было приподняться, поделиться с ним переполнявшей меня радостью, но измученное тело не слушалось.

— Лежи-лежи, отдыхай, — сказал он. — Постарайся дышать глубже.

Я послушался и тотчас погрузился в глубокий сон без сновидений. А когда проснулся, солнце светило совсем с другой точки, а Петрус был уже полностью одет и, протягивая мне мои штаны и майку, говорил, что нам пора идти.

— Я очень устал.

— Не беспокойся. Я научу тебя вбирать энергию из всего, что окружает нас.

И он научил меня ДУНОВЕНИЮRAM.

Я делал это упражнение в течение пяти минут, и мне в самом деле стало легче. Я поднялся, оделся, взял свой заплечный мешок.

— Поди сюда, — сказал Петрус.

Подойдя к краю обрыва, я увидел под ногами рычащий водопад и спросил:

— Правда ведь, если глядеть отсюда, кажется, что одолеть его ничего не стоит? Не то что при взгляде снизу, а?

— Совершенно верно. И если бы я показал тебе его отсюда, то предал бы тебя. Ты не смог бы оценить свои возможности.

Я все еще чувствовал слабость и повторил упражнение. И вот мало-помалу Вселенная пришла в согласие со мной и проникла мне в душу. Я спросил Петруса, почему не обучил он меня этой премудрости раньше — ведь на Пути Сантьяго не раз уже нападали на меня и усталость, и душевная вялость.

— Потому что ты их не показывал, — со смехом ответил мне проводник и осведомился, остались ли еще у меня вкуснейшие бисквиты, купленные в Асторге.

Сделать глубокий выдох, постаравшись полностью освободить легкие. Потом медленно вдыхать, одновременно поднимая руки. Во время вдоха сосредоточиться на ощущении того, что внутрь проникают любовь, мир, гармония со всем Мирозданием.

Задержать дыхание и не опускать руки на максимально долгое время, наслаждаясь внутренней и внешней гармонией. Почувствовав, что наступил предел, — сделать быстрый выдох, одновременно произнося слово «RAM».

Повторять в течение пяти минут.

Три дня подряд мы совершали то, что вполне заслуживало названия «марш-бросок»: Петрус поднимал меня до рассвета, а останавливались мы лишь в девять вечера. Привалы были короткими — только чтобы подкрепиться немного, тем более что «сиесту» во второй половине дня мой проводник отменил уже давно. Мне порой чудилось — он выполняет какую-то таинственную программу, о которой мне знать не положено.