Ну вот еще одно имя в моей копилке. Юноша, целовавший меня — Артур. Тот, кто меня продавал — Стэфорд.

— У нас был договор, — в поисках поддержки, Стэфорд бросил взгляд на покупателя, и тот было хотел открыть рот и что-то сказать, но «Господин» не дал ему такого шанса.

— Ты продал мне свою дочь и, клянусь Тьмой, если сейчас я услышу от тебя хоть слово, я убью ее прямо на твоих глазах в тот самый миг, когда она перестанет мне быть интересна, — и в подтверждение своих слов он указал на меня.

— Дочь? — мы сказали это почти в унисон. Я и Стэфорд. Удивленно уставившись на несостоявшегося покупателя. А сам он, бросив короткий взгляд на меня, под безжалостным напором «Господина» отшатнулся к стене и так и не проронил ни слова.

— Я компенсирую, — «Господин» кивнул в сторону работорговца и тот, не имея поддержки, отступил от двери.

— И то, что я заплатил твоему ублюдку за ее лечение, тоже верни, — пробормотал он, отступая, но не покидая комнату.

— Артур, — «Господин» обернулся к своему слуге, но тот только отрицательно покачал головой.

В данный момент он безуспешно пытался стянуть с меня железки, но ему явно не хватало физической силы.

— У меня уже нет той суммы, простите, — мне показалось, что он переглянулся с… Моим отцом? А потом они оба отвели взгляд, но мне могло это просто показаться.

— Его долг — не мой долг, — «Господин» криво усмехнулся, и его усмешка была похожа на оскал. Он обернулся на Артура, все еще не добившегося успеха в таком, казалось бы, простом задании. Мои трепыхания в попытке ему помочь тоже не помогали. — Да во имя Тьмы! — он щелкнул пальцами.

Юноша отскочил, а я не успела сообразить, что произошло.

— Берегись! — предупредил меня Артур, но было уже поздно.

Кандалы всем весом придавили мне ногу. От неожиданной боли я вскрикнула и, впервые за все время, все четверо мужчин, все это время обсуждавших меня, как товар на рынке, обратили на меня внимание. Они замерли, глядя на то, как я пытаюсь вытащить ногу из-под неподъемной, кучи железа, а по моим щекам текут слезы.

— Помогите! — спустя некоторое количество времени их молчаливого неучастия, я воззвала к совести хотя бы одного из них.

— Сейчас, — опомнился Артур, и потихоньку начал разгребать навалившееся на меня.

— Сколько я тебе должен? — решив, что его участие не требуется, «Господин» начал отсчитывать Стэфорду ту сумму, за которую тот меня изначально купил.

— Я почти продал ее за три тысячи, — ухмыльнулся работорговец, видимо, ожидая, что «Господи» просто так возьме

т и отдаст эту сумму. Но не тут-то было…

— Ты взял ее у меня за пятьсот. Пятьсот? — «Господин» вопросительно глянул на Артура и тот утвердительно кивнул.

Я перевела взгляд с Артура, уже стаскивающего с моей многострадальной лодыжки последнюю цепь, на отца. Несмотря на то, что он стоял у стены и освещение едва ли позволяло разглядеть четко, я ясно увидела, как изменилось выражение его лица при упоминании этой суммы. Могу его понять, наценка та еще…

— А упущенная выгода? — попытался Стэфорд, но «Господин» даже не удосужился ему ответить. Лишь несколько золотых монет блеснули в свете лампадки и покатились по полу прямо под ноги продавцу.

— Уходим, — скомандовал в итоге выкупивший меня.

Он уже шагнул к двери, но потом, будто внезапно что-то вспомнив, остановился и обернулся. Мужчина окинул взглядом меня, задержал взгляд на моей левой лодыжке, немного покрасневшей и при этом болящей настолько, что шевелить ею мне совершенно не хотелось.

Артур посмотрел на меня, и я поняла, о чем он думает — вряд ли ему удастся поднять меня. Желая облегчить и ему, и себе задачу, и протянула руку в молчаливой просьбе помочь мне подняться. То, что придется куда-то двигаться в любом случае, было уже очевидно.

«Господин» ничего не говорил и не предпринимал. Его слуга тем временем подал мне руку, с его помощью я кое-как, опираясь свободной рукой о стену, поднялась на правую ногу, левой при этом стараясь не касаться пола.

— Осторожнее, — Артур отпустил одну мою руку и подошел слева, чтобы я смогла о него опереться.

Медленно, очень и очень медленно мы с ним вот так стали продвигаться к двери, навстречу к ожидающему нас мужчине. Тот скрестил руки и закатил глаза.

— Так мы далеко не уйдем, — наконец, сделал очевидный вывод он. Конечно, я бы его поправила. Не то, что не далеко, точнее — не быстро. — Пусти, — «Господин» отмахнулся от юноши и тот отошел в сторону.

Потеряв опору на него, я попыталась опереться на вторую ногу, взвизгнула от пронзившей меня боли и, зашатавшись на мгновение, оказалась буквально в объятиях мужчины. Он подхватил меня, тем самым спасая от падения, и теперь его ладони лежали у меня на плечах, а серые глаза смотрели в мои.

— Странно, — пробормотал он, и вдруг отпустил меня, позволяя мне, за неимением другой опоры, падать на спину. Но всего на время, достаточное для того, чтобы подхватить меня на руки. — Не отставай, — сказал он Артуру и сам, со мной на руках, шагнул за порог той небольшой комнатки, что до этого момента была всем моим миром. Хоть и ненадолго.

— Стоять! — едва юноша хотел последовать примеру «Господина», как опомнившийся работорговец схватил его за плечо. — Ты мне кое-что должен. Помнишь? — мне удалось выглянуть из-за плеча уносившего меня мужчины, и я разглядела исказившееся гневом лицо Стэфорда, который так и не смог продать меня по хорошей цене, да и еще разорился на том, чтобы вообще вернуть меня к жизни.

Мне даже показалось, что Артуру несдобровать, и это еще при том, что «Господин» даже не обернулся, когда того остановили в дверях. Но на лице юноши не дрогнул ни один мускул.

— Я выполнил свою работу, — его безразличный взгляд столкнулся с горящим яростью — Стефорда. Пальцы работорговца сжались на плече Артура.

— Ты мне ответишь за… — зашипел он на ухо слуге, но тот не стал дожидаться окончания фразы.

— Отстань, — выдохнул юноша, и Стэфорд, вскрикнув, отпустил его плечо и затряс рукой. Было видно, что ладонь его покраснела и на ней даже вздулось несколько небольших волдырей, как от ожога.

— Ну хоть причинять боль ты научился, — в голосе «Господина» мне не удалось различить никаких эмоций, но, наверное, это было похвалой. В каком-то смысле.

Засмотревшись на сцену короткого противостояния Стэфорда и Артура, я совсем упустила из вида одно неудобство — уже несколько секунд меня несет на руках этот совсем неизвестный мне «Господин». И меня это что, устраивает?

— Пусти, я сама пойду! — выразила свое недовольство я, попутно постаравшись оттолкнуть его.

Ну, конечно… Мои попытки он, вроде бы, даже и не заметил. Зато обратил на меня внимание.

— Какая невоспитанная, — он бросил на меня короткий презрительный взгляд и ухмыльнулся. — Но дрессировкой займемся дома.

— Я тебе что, собачка, чтобы меня дрессировать? — возмутилась я в ответ и попыталась выскользнуть из его рук.

— Непослушная зверушка уж точно, — он прижал меня к себе, чтобы я точно не сбежала, и улыбнулся. В этой улыбке не было веселья, но испуганно замереть в его руках меня заставило не это.

Его сердце не билось. Совсем. Через тонкую ткань его рубашки я чувствовала, что тело его холодное, но отсутствие сердцебиения еще больше наводило на мысль, что он и не живой вовсе. Я со страхом оглянулась на следующего послушно за «Господином» Артура. Он то уж точно был теплым, а потому живым.

И в эту минуту, впервые за все время с момента, как я открыла глаза в той небольшой камере, я вдруг с кристальной ясностью представила свое положение. Какой-то «зомби» только что выкупил меня и теперь несет в неизвестном направлении. Единственный из всех, кто смотрел на меня чуть теплее, чем смотрят на понравившуюся, но недоступную вещь, не смел сказать и слова против ему. Да и хотел ли?

Я смотрела, как вокруг сменяется обстановка. Сначала мы шли по каменному коридору, по стенам которого были развешены факелы, потом поднялись по такой же каменной лестнице, которая вывела нас в другой такой же каменный коридор, единственным отличием которого от первого было отсутствие факелов. Теперь слева тянулась бесконечная вереница деревянных дверей, а справа — оконные проемы без стекол. И где-то за ними я видела рассвет. Восходящее солнце окрашивало небо в причудливые цвета. И, наверное, это было красиво. Настолько, чтобы захотелось улыбнуться, остановиться и просто наслаждаться таким видом.