«Я — Аннет Сараунская Седьмая. Я — Аннет Сараунская Седьмая.»

Словно пыталась оспорить что-то иное. Три, четыре, пять… Каждая страница, заполненная мелким почерком. И только этот титул.

— Аннет Сараунская Седьмая, — прошептала я. Я ничего о ней не знала, но при этом сама была на ее месте. Я вчитывалась, стараясь найти что-то еще, и вот, наконец, наткнулась на запись, не содержащую ее имени.

«Хорошо, я назову его Хозяином. Если он хочет, когда он придет завтра, я склоню перед ним голову и назову Хозяином. Пусть он имеет власть над телом, но я не дамся. Я не отдам душу.»

Кажется, было написано что-то еще, но чернила размазались. Похоже, из-за падающих на страницы слов. «Хозяин». Вот, как «Господин» Ноэл предпочитал, чтобы его называли.

Я пролистала немного дальше.

«Сегодня он имел меня. Лизал и кусал, и я должна была делать вид, что мне нравится. Я укусила его, и он разбил мне нос. Я обещала, но я сделаю это снова.»

Не сдержавшись, я хихикнула, словно девчонка. Похоже, что я не первая, кто оказал сопротивление «Господину». Разница лишь в том, что Артур тогда не защитил ее.

«Он отвратителен. Хозяин смотрит на него, как на шавку. А он бегает за ним и только залечивает раны.»

Это она так про Артура? Я полистала. Его имя не упоминается, как, впрочем, и «Господина», но больше никаких мужчин она не упоминает. Получается — здесь речь про Ноэла и Артура.

«Шлюхи! Все, что они могут — это, поджав хвост, трепетать перед силой. Я ненавижу их, я ненавижу свою жизнь.»

А это про других девушек? Значит, те силуэты, которые я видела за дверями — это силуэты других девушек, входящих в гарем «Господина».

«Он хотел уговорить меня подчиниться Хозяину. Он говорил, что будет только хуже.

Он вылечил мои раны. Он успокаивал меня, когда я плакала. Но он просил меня подчиниться.»

Дальше на этой странице, как и на каждой последующей, как напоминание самой себе, множество раз до конца страницы повторялось одно и то же. Будто она не хотела забывать, боялась забыть.

«Я — Аннет Сараунская Седьмая. Я — Аннет Сараунская Седьмая.»

И я перевернула страницу, ища хоть какую-то полезную информацию.

«Он отвратителен, но каждый раз, когда его взгляд встречается с моим, я улыбаюсь ему так, словно его взгляд, обращенный ко мне — это самое лучшее, что случилось со мной за день. Он приходит каждую ночь, когда Хозяин уходит, и я обнимаю его и говорю все то, что только может хотеть шавка в услужении чудовища.»

Луна скрылась за облаками, и я захлопнула дневник. Она не любила его. Если я права, и Хозяин здесь — это Ноэл, а «отвратительная шавка» — это Артур, то дело для него плохо. Я бы хотела открыть дневник и прочитать немного больше, но света не было совсем, а потому я осталась наедине со своими догадками и ноющей болью в левой лодыжке.

Пока, исходя из прочитанного, можно было выстроить простую логическую цепочку. Получается, что у Аннет был какой-то титул, она не была простой крестьянкой — это раз. У нее был титул, но она попала сюда. Значит, что-то произошло. Завоевали ее государство? Ее продали в рабство? Так просто людей с титулом не отдают в рабство.

И второе. Она попала в рабство. Она сопротивлялась Хозяину, боясь за свою жизнь. Но зачем-то при этом привечала Артура. Почему? Ответ напрашивался сам собой. Аннет видела единственную возможность выбраться из плена — с его помощью.

Мои глаза закрывались сами собой, но я заставляла себя думать.

Картина произошедшего складывалась сама собой. Получалось, что Артур все же помог ей. Это Артур каким-то образом подговорил Ноэла продать Аннет тому работорговцу за невысокую цену. И тот взгляд — когда Артур переглянулся с отцом Аннет при упоминании денег. Значит, он отдал заплаченные за исцеление деньги ему, а он уже должен был выкупить Аннет.

Уж не знаю, являюсь ли я ею, но одно понятно точно. Я могу притвориться Аннет. Если они… Если Артур примет меня за нее, то он поможет снова.

Сознание вне зависимости от моего желания ускользало от меня. Я засунула дневник между сидением кресла и его спинкой так, чтобы его не было видно. Во всяком случае, наощупь мне показалось, что будет не видно.

И, не имея больше сил даже на то, чтобы доползти до кровати, я откинулась в кресле и закрыла глаза. Конечно, шкаф не давал мне покоя, но вставать категорически не хотелось, и я решила отложить этот вопрос до завтра.

Еще немного, и я бы уснула, но услышала, как скрипнула дверь. Наверное, это был Артур.

Я не видела, кто вошел. Сил поднять веки не было, язык не поворачивался окликнуть по имени. Сквозь дрему я только слышала тихие, мягкие шаги. Меня коснулись теплые руки — это был все-таки Артур.

Он поднял меня и осторожно уложил на мягкую перину кровати. Что-то прошептал на языке, мне непонятном, и я почти почувствовала, как мое тело становится чище. Его тонкие пальцы коснулись моей лодыжки. Он шептал что-то, потом повторял то же самое, но легче не становилось. Артур ругался вполголоса и пытался снова, меняя слова и интонацию их произношения, но ничего не менялось. Боль не спадала, а его прикосновения делали больнее.

— Не надо, — сквозь сон проговорила я, неосознанно пытаясь вытащить ногу из его рук и, тем самым, делая себе больнее.

— Прости, — прошептал он в ответ. Больше Артур не пытался что-то над ней шептать. — Спи, — юноша попытался погладить меня по другой ноге, успокаивая. Но это привело только к тому, что я открыла глаза.

— Принеси лед, — попросила я, и он, не переспрашивая и ничего не уточняя, что-то непонятное мне прошептал, и мою ногу покрыла тонкая корка льда. — Спасибо, — стало немного легче.

Артур встал и накрыл меня тонким одеялом. Я попыталась высунуть из-под него ногу, но он придержал меня.

— Не бойся, лед не растает, — успокоил он меня, и я перестала дергаться.

— Я дура, — вдруг, неожиданно для себя самой выдала я, глядя на то, как Артур укутывает меня в одеяло.

— Что? — переспросил меня он и замер с углом одеяла в руках.

— Ты правильно тогда сказал. Я — дура, — четко и с расстановкой повторила я так, чтобы он меня точно расслышал. Судя по его выражению лица, он прекрасно расслышал меня и в первый раз.

— И что это должно означать? — я увидела во вновь появившемся лунном свете, как он медленно положил на край кровати одеяло, выпрямился и нахмурил брови.

— То и должно, — я выдохнула.

Я — дура. Сегодня ночью Артур вернулся ко мне, надеясь, что я и есть Аннет Сараунская Седьмая. Он попытался позаботиться о моей больной ноге, когда никто больше вообще не обратил внимания на это. Ну, точнее, «Господин» не обратил внимания.

Именно Артур единственный, кто вообще со мной поговорил и отказывался обращаться со мной как с вещью. Он был единственным, чье расположение мне нельзя было потерять. И я не хотела ему лгать.

Я — дура.

— Она не любила тебя, — проговорила я, садясь в кровати. Слезы наворачивались у меня на глаза. Наверное, он, как уважающий себя человек, сейчас развернется и уйдет. И, скорее всего, моя дальнейшая судьба его не будет волновать в принципе. Потому что какая, к черту, разница — Аннет я или нет, если обе ему фактически никто?

— Не понял, — Артур моргнул, и я указала на кресло.

— Там ее дневник, — я глотала слезы, осознавая то, что только что натворила.

Слуга «Господина» тем временем подошел к креслу и, пошарив, достал тот самый дневник. Пару минут он листал его, а потом засмеялся. Его смех, сначала не понятый мной, потом начал казаться безумным. И, лишь когда он повернулся ко мне с этим дневником в руках, у не увидела никакого безумия в его глазах, лишь истинное веселье.

— Мы с ней вместе его писали, — он бросил книжку на кровать передо мной и сам сел рядом. — Это я принес ей этот дневник. И ручку. Кстати, ручку не находила?

— Она под кроватью, — я всхлипнула, и он, видя мое состояние, придвинулся и обнял за плечи.

— Господин узнал, что мы встречаемся в тайне от него. Однажды я заметил, как он следит за нами, — больше Артур не смеялся. Вспоминая о тех событиях, он говорил предельно серьезно и немного печально. — В тот вечер мы только разговаривали. Я знал, что он будет наблюдать еще. Он захочет узнать, это только разговоры или есть что-то еще. Чтобы мы не смогли соврать, чтобы оправдаться. И тогда я принес этот дневник ей. Мы придумали, что она должна будет написать и как. Тогда же мы придумали план побега, — я уткнулась в его плечо и слушала, лишь изредка вздрагивая. Слезы все еще текли по моим щекам, вопреки моим стараниям успокоиться не получалось. — Это был единственный путь. Он должен был поверить, что она обманывает меня. Должен был разозлиться на нее, и попытаться «оградить» меня от нее. Так и случилось. Он нашел дневник там, куда мы его «спрятали». В тот вечер он избил ее, ужасно избил. И продал без торга за первую предложенную цену, — Артур гладил меня по спине, и мне становилось спокойнее от одного его присутствия, мое дыхание выровнялось и снова стало клонить в сон. — Я нашел ее отца и отдал ему необходимую для выкупа сумму… — он вдруг остановился и посмотрел на меня. — Так странно говорить о тебе… Говорить об Аннет в третьем лице рядом с тобой.