Есть слепец — Алексей Хиби, с женой и двумя малютками, очень благочестивый, — Бог, храни его!
Есть старик Арсений, бывший владелец трех больших судов, ныне обедневший, у которого сын всегда больной зимой, ничего не могущий ныне делать, хотя отлично образован, был учителем аглицкого языка, и дочь, глухонемая девица 22–х лет, с виду умная и здоровенная; будучи маленькой, лишилась слуха и забыла язык; все трое и четвертая мать — весьма благочестивые, — помоги им Бог до конца донести свои кресты!
Помещен я здесь в доме Андрея Хиби, в чистых комнатах, выходящих в садик. Но здесь не так прохладно, как в Накасу, где дом Ооива прямо смотрит на море и оттуда заимствует прохладу.
После вечерни в шесть с половиною часов сказано поучение христианам, объяснена молитва Господня. С восьми часов началась проповедь для язычников здесь же, в доме Андрея Хиби; слушателей собралось больше, чем дом мог вмещать; должно быть, сотни две; к сожалению, дом закрытый со всех сторон, — дуновения ветерка никакого, оттого жара была до головной боли; по сей причине, вероятно, половина слушателей разошлась до окончания проповеди. Кавагуци говорил на сей раз несколько лучше вчерашнего; вследствие моего замечания ему воздерживаться от нелепого крика и странных телодвижений во время проповеди; но содержание проповеди оставалось тем же пустым, отчасти состояло из неудачных экскурсий в области науки. Я сказал обычную начальную язычникам.
25 июля/6 августа 1892. Суббота.
Ёкосука.
Расплатившись утром крестиками, образками и обещанием книг из Токио с приветливыми хозяйками и особенно усердными хлопотунами по Церквам, пустился в сопровождении о. Матфея в путь по западному берегу полуостровка Цита — до Екосука. Хотелось, проезжая, взглянуть на города Токонабе и Оно, будто бы большие и требующие проповеди. В одном ри от Уцуми встретил фермер Павел и попросил зайти к нему; у него отличнейшие огороды, плантация хецима, поле с разными хлебными растениями. Все — возделано им самим; пытался он даже развести французский виноград, но климат здесь оказывается слишком сырым для него.
В двух ри от Уцуми заехали к учителю Иоанну Фунабаси, бывшему усердным христианином, но ныне охладевшему; вчера я много говорил с ним; убеждал, между прочим, завести воскресную школу для языческих детей, обещался для того прислать книг ему из Токио; кажется, все тщетно. Сегодня утром чем свет поспешил к себе домой из Уцуми; христиане говорили; — «для встречи меня, мол, заедет, быть может»; как не заехать, коли такое усердие; заехали и едва нашли; вовсе не для меня он поспешил домой, а для школы. — В 3 ри от Уцуми проехали деревню Косугая, где был учителем Симон Кудо, представившийся очень ревностным христианином, выпросившим себе название «катихизатора — помощника», — много церковных книг, молельную икону, но оказавшийся весьма плохим не только христианином, а и человеком; теперь неизвестно, где он бродит, но отсюда с учительства прогнан. Как подобные христиане вредят делу христианства, видно из следующего; деревня Косугая и вся округа — на дальнее расстояние полны именем и имениями–домами, заводами, землями богача Морита; второй сын богача уже был православным христианином, но вот этот самый Кудо и еще один проворовавшийся приказчик — тоже православный христианин — до того уронили православное христианство в глазах главного Морита, уже склонявшего ухо к христианству, и всей его бесчисленной родни и клиентов, что православный проповедник (Кирилл Окуда) был прогнан; — «Ясони — варени канкей наси» [?], — велел ему сказать хозяин; а православный юноша в Сайкёо, будучи в протестантской школе, перешел в протестантство.
В 5 ри от Уцуми проехали город Токонабе [?]; даже остановились там, чтобы пообедать; бедный, грязный город, замечательный производством глиняных водосточных труб и разного глиняного скарба, — замечательный разве еще дынями, которые здесь необыкновенно вкусны. В таком же роде и город Оно, в 1 1/2 ри от Токонабе, только Оно будет побогаче и почище того. Вообще же это вовсе не такие места, где при нашей бедности в катихизаторах нужно заботиться о помещении проповедников; таких городов по Японии — бездна; конечно, хорошо бы и здесь поместить, но много еще более важных мест ждут проповеди.
В четыре часа вечера прибыли в Ёкосука, 9 1/2 ри от Уцуми. День был прежаркий; везли ужасно медленно, да трудно было бы и ждать иного в такую жару; я шел много и натер себе ноги так, что под конец не мог идти. Катихизатор Ёкосука Петр Такеици с учителем из Явата Николаем Хорие выехали навстречу до Оно; в сопровождении их мы прибыли прямо в церковный дом, отслужили краткий молебен и после поучения исследовали Церковь. По метрике здесь крещеных 20; из них ныне в других местах 6, умер 1, охладел 1, — остальные 12 и семья учителя Хорие, крещенная в Ханда, 4 человека, всего 16 человек ныне налицо в Церкви. Сицудзи еще нет; на богослужение собирается 4–5 человек; слушателей нет. Вот и все учреждение церковное. Если прибавить к сему, что церковный дом (нанимается за 85 сен, из коих 60 сен идут из Миссии) совсем нищенский — закопченная лачужка, то неудивительно, что при усталости еще — я почувствовал себя в очень скверном настроении духа; грубая толпа языческих ребятишек и взрослых, галдевших и смеявшихся кругом и смотревших во все щели, еще более раздражала нервы. Но не виновато было самое это маленькое общество христиан в плохом, еще зачаточном состоянии Церкви; возможно ласково при всей грусти поговорив с ними и условившись насчет времени богослужения сегодня и завтра, я попросил провести меня на квартиру. И здесь оказалось приготовленным помещение в христианском доме, это у главного из здешних христиан, довольно богатого купца Иосифа Куно. Жена его язычница, боится принимать христианство из–за родных, хотя к крещению достаточно приготовлена; дети — Елена, двенадцати лет, и Марфа, шести лет, — давно крещены. Скоро собрались сюда и все христиане и стали толковать о церковных делах. Бывший здесь катихизатор Николай Такаги, живя целый год, не обратил ни одного в христианство; чем же занимался? Был чем–то вроде школьного учителя для одних детей и репетитора для других; дети у него готовили завтрашние уроки; а кто победней, те и совсем учились у него, но вовсе не христианству, а тому, чему учат в здешних городских школах; догадываются христиане, что у него было сначала доброе намерение — чрез это сблизиться с детьми и их родителями, чтобы потом учить их христианству; но потом, по–видимому, забыл он о своей главной цели, — и о христианстве ни с кем не говорил. К тому же и поведением стал портиться; сначала слухи пошли насчет слишком близких отношений его к одной ученице, которую он готовил в школу Миссийскую (намеревался потом просить принять ее), — дочери протестанта; даже в Нагояских газетах напечатан сей слух; о. Матфей настоял, чтобы эта ученица больше к нему не ходила (отец ее после того немедленно крестил ее в протестантство). Потом большое подозрение возникло насчет его недобрых отношений к жене христианина Якова Кувабара; муж за сие даже хотел развестись с женой и отослал ее к родным; между язычниками далеко пошла дурная молва о Такаги. Это окончательно заставило о. Матфея уволить Такаги отсюда. На его место водворен Петр Такеици; но за Такаги прислали прошение 43 человека с подписями и печатями — просят обратно его сюда, от него–де будем слушать учение. Не могши ничего решить насчет сего прошения, по незнанию людей, я привез его сюда, и вот ныне показал собравшимся христианам; они знают всех подписавшихся, и оказывается, что все — родители детей, которых учил Такаги. Первым подписался, он же и прошение писал, он же и подбивал других, некто Ямауци, протестант, дочь которого учил Такаги; из всех подписавшихся христиане указали человека два–три, — могут–де слушать о христианстве и сделаться со временем верующими, о прочих отозвались, как о ненадежных для проповеди. На вопрос, не пожелают ли сами христиане опять Такаги сюда? Никто не пожелал, хоть и не очень против него. Значит, Такаги на проповедь еще может быть употреблен, только не здесь.
