От Аннака до Томиока 2 ри, отсюда до Тасино 10 чё. Отправившись в два часа из Аннака, мы были в четыре в Томиока.

Дорогой сильно я рассердился на досугу братии, выходящих на встречу за несколько верст; только и знай, что вылезай из тележки и благословляй их. Едешь из одной Церкви в другую, — нужно подумать о виденном, проверить в мыслях все, что заметить, что упущенное поправить, а тут только и знай, что раскланивайся и улыбайся на обе стороны, да вылезай вон. Нужно, наконец, отдохнуть, собраться с мыслями для нового приема труда в новой Церкви. Рассердился я здесь потому, что завчера послал сюда катихизатора Игнатия Мукояма, которому принадлежат Тасино и Томиока, приготовить здесь все и твердил ему, что встреч не нужно; а тут как назло: почти с самого выезда из Аннака встречает один, потом другой, там целая толпа. Так как мы обещались быть в сумерки в Тасино, а приехали в Томиока совсем засветло, то остановились здесь в гостинице, и здесь не выдержал я, дал сильный нагоняй Игнатию Мукояма, что он не слушается — высылает встречать, когда ему наказано было не делать того; он оправдывался тем, что удерживал братию, но они все–таки пошли. Толковал я, что архиерею не такая, чисто наружная, встреча нужна, а духовная, чтобы были все при богослужении, когда архиерей приезжает, усердно слушали его поучение да исполняли их; говорил, как народ в храме встречает архиерея в России, и прочее. Но, проходе вспышки, пришло раздумье: хорошо ли я делаю, что запрещаю наружные выражения усердия? Вон о. Семеон говорит, что на него роптали христиане где–то, что он уж слишком просто явился к ним, волоча на спине свой чемодан: «Не подобает–де симпу это, приезжай в тележке»; — говорит еще, что на меня изъявляли неудовольствие, что я избегаю принимать услуги христиан, — «Да чем же больше нам заявить усердие, если не услугами», — отвечают. Особенно здесь, в новом месте, христиане и пред язычниками стараются показать наружными знаками выражения уважения важность своего кёоси — и можно ли не дозволять им этого? Хотел было опереться я на Священное Писание, что–де скромность подобает духовному лицу, но и Священное Писание против меня в сем случае: Спаситель не запретил самарянам выйти к нему навстречу, не изъявил неодобрения, когда из Иерусалима далеко вышли навстречу Ему. Итак, сказал я вновь о. Семеону, Игнатию Мукояма и Петру Унно, что пусть себе христиане встречают и выражают усердие, как хотят, — не будем им мешать в сем; нужно только останавливать нелепости вроде мчания на тележках по три в ряд по улицам, как было в Карасуяма.

К шести часам прибыли в Тасино. Христиане собраны были в доме Петра Такигами, где устроена молитвенная комната, и христиане обыкновенно собираются для молитвы; недаром однако, оплата 4 ены в год Петру за комнату. Начали всенощную. Пение здесь хорошо знает Любовь Унно, дочь бывшего катихизатора Петра; она обучила нескольких девочек, и пение довольно сносно; только папенька мешал своей дочери, бася все время не в лад, что под конец стало совсем невыносимым, и я остановил его; пели и ирмосы, и тоже порядочно. По окончании службы по метрике проверили Церковь. Крещеных по ней 110 человек. Из них христиан:

в Томиока (домов 100): 11, в том числе 2 охладевших; но в Томиока еще из других мест 7, всего 18 христиан в 8 домах.

в Тасино (60 домов в селении): 44, из них охладевший 1, в 8 домах; в Фукусима: 8 человек, в 5 домах, 1 охладевший; 3 чё от Тасино, всего домов 300;

в Курокава: 2 человека, 1 дом; 1 1/2 ри от Тасино, домов 100; в Нандзяе: 3 человека, в 3–х домах; 3 ри от Тасино; домов 150; в Нанукаиии: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 370; в Ивазаки: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 200; в Дзимбо: 2 человека; в 2 домах; 2 1/2 ри от Тасино; домов 100; в Обата: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 150;

в Ёсии: 3 человека в 1 дома; 2 1/2 ри от Тасино; домов 350;

в Такасе: 1 человек; 1 ри от Тасино; домов 200;

в Вараби: 3 человека (ныне инде) в 1 доме; 1 ри от Тасино; домов 50;

в Каннохара: 1 человек; 2 1/2 ри от Тасино; домов 200;

Ныне в других местах 14 человек.

Умерли 15.

Сицудзи еще нет в Тасино. На молитву собираются в субботу и воскресение человек по 14; читают Иоанн и Павел Такигами. Поют.

В Томиока по субботам бывает общая молитва в доме Петра Унно, но приходят человека два; в воскресение — не бывает.

В Тасино жертвуют на содержание священника 40 сен в месяц; на плату за молитвенную комнату 4 ены в год. Всего в год жертвуют ен 10 — Думают ли о приобретении недвижимого церковного имущества на содержание Церкви? Думают: завели «мудзин»: 12 человек сложились по 10 ен; и кто вытащит выигрыш, тот откладывает из него 10 ен на Церковь; мудзин этот на десять лет; значит, чрез десять лет будет у Церкви капитала 120 ен; ныне есть 10 ен. Долго ждать Церкви в Тасино средств на покупку недвижимого имущества!

В двенадцатом часу ночи, простившись с оставшимися в церковной комнате братьями, мы вернулись на ночлег в Томиока. Ночь была такая холодная, что я все время не мог согреться: один бумажный щит отделял комнату от наружи.

22 ноября/4 декабря 1892. Воскресенье.

Томиока. Тасино.

Утром отправились в Тасино служить обедницу, вчера назначенную на 10 часов; едва в одиннадцать начали — все ждали сбора братии; потом отслужили панихиду. После поучения испытаны были дети в знании молитв, и почти все оказались хорошо знающими; даны им крестики. Потом сказано поучение о воспитании детей для Царства Небесного. После скромного деревенского обеда отправили посетить дома христиан: были в трех в Фукусима, в семи в Тасино; ни одного дома бедного; все зажиточные крестьяне; все, кроме земледелия, занимаются производством шелка; наиболее скромного по домашней обстановке, Павла Такигами, читавшего ныне в Церкви, спросил: «Сколько он в сем году получил за выведенные коконы?» «Полтораста ен», — говорит; покупает же одно платье, во всем прочем на собственном иждивении живет, получая все с собственного поля и огорода.

Когда мы были у Иоанна Такигами, видели отщепенца Исайю Сунгита, бывшего катихизатора, потерявшего веру, поступившего, по слухам, к тем, которые не веруют в Христа как Бога; живет он ныне у Такигами с тем, чтобы жениться на сестре своей бывшей жены, недавно умершей.

Когда ему катихизатор Мукояма говорил, этот брак — противозаконный, то он ответил, что, оставил Церковь, он не верует в ее законы; Такигами же слишком новые христиане, чтобы понять важность подчинения уставам церковным; в семье у них больше всего мать хочет этого брака. Как же? Сунгита — дворянин родом и занимается философией; вон каких красивых корешков на стол навалил — и все немецкие! Еще не желать этого брака мужичке для своего детища! Свадьбу давно бы уже и сыграли, да, к несчастью, невеста еще совсем ребенок, лет четырнадцати. Жаль мне, однако, стало Сунгита; припомнил я его когда–то усердную службу; вот и здесь в метрике под его катихизаторским именем больше десятка значится обращенных в христианство. Послал я за ним. Приходит. Располнел, оброс волосами и одет так щеголевато; дармоедом жить у богатого мужика в пользу.

— Совсем потерял веру? — спрашиваю.

— Нет. В Христа верую, а вот насчет Троицы у меня свои мнения.

— Но было же прежде хоть несколько веры и в Троицу.

— Было, без того не был бы катихизатором.

— Значит, вера ослабела, а потом и совсем исчезла; без веры в Троицу нельзя веровать в Христа, как Бога; потерял ты всю веру. Но ее можно возобновить. Не сделаешь ли этого? Жаль мне тебя: отвергшись от Христа, ты вступил на путь Иуды, на путь вечной погибели, и если не постараешься вернуться к Христу, ты обречен на нее. Обратись. И Апостолы когда–то чувствовали слабость веры и молились: «Умножь нашу веру». Помолись и ты.

— Я занят наукой ныне, у меня свои цели.

— Какой специальной наукой?

— Философией.

— А лет тебе сколько ныне?

— Двадцать шесть.

— В двадцать шесть лет дармоедничать! Тебе нравится накупить книг с красивыми корешками, снискивать тем вот это красивое платье да сладкую пищу, да деньги на расходы, да покой и лень сколько душе угодно.