– Зачем?

Надя улыбнулась.

– Кризи, хотя мои родители старомодные фермеры, они все равно мои родители, и я их прекрасно понимаю. Мне отлично известно, как с ними надо разговаривать и что им надо объяснять. Если я не буду с ними лукавить, а скажу все как есть, они меня обязательно поймут.

Кризи потерял дар речи. Надя подняла с камня платье и надела его.

– Подождите минуту! – окликнул он ее.

Она обернулась и посмотрела на него, заметив, что удивление на его лице сменяется каким-то странным оцепенением, граничившим чуть ли не с испугом.

– Да что это здесь, черт возьми, происходит такое? Здесь что, рынок какой-то скотный? Мне что ж теперь, только молчать остается, как быку какому-нибудь или бессловесному барану? Сейчас же выкиньте из головы все ваши выдумки. Я в этом безумии участвовать не собираюсь. Ясно вам это?

Надя улыбнулась задумчиво и загадочно.

– Но вы же мне сами сказали, что я вам нравлюсь.

– Вот именно, – выпалил он и тут же спохватился, словно перед ним раскрылся истинный смысл происходившего. – Я сказал, что вы мне нравитесь, но не говорил, что люблю вас. А это, как вам отлично известно, далеко не одно и то же.

– Пока меня и это вполне устраивает, – бросила она через плечо, продолжая подниматься по тропинке.

Кризи так и остался стоять на камне, кляня весь белый свет и совершенно не понимая, что с ним творится.

Стука в дверь в ту ночь он не услышал. Сначала Кризи решил было запереть дверь хотя бы стулом, чтоб ее нельзя было открыть, но потом счел это глупым мальчишеством.

Но она не пришла, и он лежал в постели, размышляя о том, действительно ли Надя решится обсуждать свои чувства к нему с родителями. Еще Кризи думал, как лучше поступить – просто найти какое-нибудь другое место, где можно было бы закончить свою подготовку, или напрямую, по-мужски поговорить с Полом и попросить его разубедить дочь. Но как он объяснит Полу, к которому относится с глубоким уважением, что его дочь в прямом смысле слова бросается к нему на шею? Кризи от всей души выругал про себя Надю за то, что она впутала его в историю, и забылся беспокойным сном.

На следующее утро он проснулся очень рано и вышел из дому на обычную пробежку. Близ Надура он увидел, как Лаура спускается по тропинке после ранней мессы. Она приветливо помахала ему рукой. Наверное, это был добрый знак, подумал Кризи. Камень в него она по крайней мере не бросила.

Свежий утренний воздух немного развеял его тягостные мысли. Надя, скорее всего, просто решила взять его на испуг – посмотреть на его реакцию. Жесткий отпор, который он ей дал, по логике вещей, должен вернуть ее на землю. Пробежав еще немного, Кризи признался себе, что действительно поддался искушению. Это же надо – молодая, привлекательная женщина, по которой, должно быть, не один мужик сохнет, вот так, просто, взяла и предложила себя ему! А ведь он в отцы ей годится. Наверное, он ей приглянулся потому, что он уже почти пришел в форму. Кризи довольно хлопнул себя по плоскому животу. В его возрасте лишь один мужчина на сотню был таким подтянутым, а то и один на тысячу. Кризи имел все основания быть собой довольным.

Добежав до залива Рамла, он услышал, что кто-то позвал его, выкрикнув прозвище, данное островитянами, – Уомо. Он поднял взгляд и увидел Салву. Старик работал на своем поле, и Кризи остановился, чтобы перекинуться с ним словечком.

– Что-то я тебя последние пару дней не видел на Комино, – сказал Салву.

– Завтра, – сказал Кризи, – я завтра туда поплыву. Рыбу еще не поймал?

– Нет, но скоро поймаю, Уомо. Я ведь твой должник. Так что, как поймаю, тут же тебе доложу.

Кризи отправился в обратный путь.

Когда он добежал до маленькой бухты, на лице его блестели капли пота. Он стянул с себя спортивный костюм и с наслаждением нырнул в прохладную воду.

Потом, наплававшись до изнеможения, он лежал на плоской скале и снова думал о Наде. Ей, наверное, неловко станет за свои слова, когда она его снова увидит. Он очень надеялся, что та непринужденная атмосфера, которая сложилась в доме, сохранится. Если же сейчас ему придется менять жилье, это будет чертовски неудобно и доставит уйму ненужных хлопот. Он постарается вести себя с ней, как будто ровным счетом ничего не произошло. Будет ко всему относиться как к неудачной шутке. Так всем станет легче. Он знал, что Надя – человек легко ранимый. Да разве могло быть иначе после этого безумного брака? Это, наверное, кошмар неудачного супружества сделал ее такой безрассудной. Если она снова попытается затронуть вчерашнюю тему, он будет держаться спокойно, но твердо. Такого рода отношениям в его жизни нет места.

Он встал, кожа уже обсохла. Одевшись, Кризи направился к дому по тропинке в скалах.

Нади видно не было, в кухне сидела Лаура.

– Завтракать будете, Кризи? – с ясной улыбкой спросила она. – Уж больно рано вы сегодня встали.

Кризи уже подготовил себя к тяжелому разговору, но от ее улыбки почувствовал облегчение. Лаура вела себя совершенно нормально – значит, никакого разговора вчера не было. Он сел за стол, внезапно почувствовав зверский голод. Лаура разбила на сковородку четыре яйца и положила туда несколько ломтиков ветчины.

– Это правда, что американцы едят на завтрак блины? – спросила она через плечо.

– Да. Заливают их сиропом. Но я блинов не ел с детства.

Она поставила перед ним тарелку с яичницей и хлебницу с теплым, только что испеченным хлебом. Потом налила ему большую кружку кофе и насыпала туда три полные ложки сахарного песка. Себе она тоже налила кофе и села напротив. Ей больше всего нравилось готовить тем, кто по достоинству оценивал ее труды. Сейчас она отчетливо видела происшедшие в нем перемены. Хорошая пища и физические упражнения сделали свое дело.

Как ни в чем не бывало она сказала:

– Вчера вечером Надя говорила со мной и с Полом.

Кризи поперхнулся.

– Не волнуйтесь, – успокоила она его. – Семья наша небольшая, живем мы дружно, и за спиной у нас Надя ничего делать не станет. Она девочка честная.

– Она глупая девочка! – вырвалось у Кризи. – Все эти разговоры – чистейшей воды безумие.

Лаура улыбнулась.

– Любовь всегда немножко безумна. Влюбленные, как правило, все усложняют. Хотя на самом деле это естественно, вы так не считаете?

– Любовь! – хмыкнул он. – Я так понимаю, она хороша, когда взаимна. Как Надя вообще может говорить о любви? Я, по крайней мере, никогда ей для этого повода не давал. Никак в толк не возьму, с чего она вдруг решила обсуждать это.

– Я знаю, что вам это трудно понять, как, впрочем, и Полу. Именно поэтому я и завела этот разговор. Хочу только, чтобы вы знали: зла на вас никто в доме не держит и ни в чем вас не винит.

Кризи заговорил очень откровенно и убедительно.

– Одно вам могу сказать, Лаура, – Надя мне очень нравится. Вот и все. Но даже если бы у меня были к ней более серьезные чувства, это все равно ничего не могло бы изменить. А она, сдается мне, никак не хочет этого понять. Через несколько недель я уеду. Мне обязательно надо завершить одно дело. Скорее всего, так случится, что я больше никогда сюда не вернусь. Все ее мечты и надежды рухнут снова – это же лишено какой бы то ни было логики!

Лаура снова улыбнулась ему.

– Логика! Надо же, какие слова. Разве может быть логика в любви? – Она подняла руку. – Подождите – и послушайте. Вы знаете, что вышло из ее брака. Ее эта история задела гораздо сильнее, чем вы можете себе представить. Не то, что с ней произошло, – на ней самой это никак не отразилось. Это отразилось на том положении, которое она может занимать на Гоцо. Она никуда не хочет отсюда уезжать, и это ее решение непреклонно. Но у нас живут, наверное, не по таким законам, которые действуют в других местах. Как все остальные женщины на Гоцо, она жить уже не сможет. Начать все снова ей у нас не удастся. Но девочка она сердечная. Ей хочется отдать кому-нибудь тепло своей души, не пряча этого от людей, не стыдясь за то, что она делает. Вот почему Надя решила с нами вчера вечером поговорить.