Кризи поднялся на второй этаж, взглянул на останки растерзанных тел и бесшумно прошел несколько шагов по коридору до угла. Он услышал истошные вопли Кантареллы.

«Ингрэм» он зажал в правой руке, а левой отстегнул с крепления на жилете еще одну гранату. Поднеся ее к «ингрэму», он мизинцем правой руки вынул чеку и ослабил пружину. Потом аккуратно положил гранату на пол у самого угла стены, посчитал до двух, разжал пальцы и носком правого ботинка легонько подтолкнул ее вбок по коридору.

Когда раздался взрыв, Кантарелла резко отвернулся от окна. Он увидел, как взрывной волной дверь сорвало с петель, и вслед за ней в комнату влетел его охранник, вернее, то, что от него осталось.

Босс боссов застыл как вкопанный, уставившись на останки исковерканного человеческого тела. Челюсть у него отвисла, он не мог выдавить из себя ни единого звука. Разум отказывался ему повиноваться.

Снизу до него донеслись чьи-то крики. Наконец-то они подоспели к нему на помощь! Не отрывая взгляд от пустого дверного проема, он сел на корточки, спрятавшись за тяжелым письменным столом с зажатым в руке пистолетом. Дышал он быстро и прерывисто.

Кризи вкатился в кабинет, перекувырнувшись через голову, и встал на колени в центре комнаты. Кантарелла выстрелил дважды. Стрелял он не целясь, но один выстрел оказался удачным. Он увидел, как Кризи отбросило назад и немного вбок, поднялся из-за письменного стола и с победным криком еще два раза выстрелил наугад. Опыта у него в стрельбе особого не было, и на этот раз удача ему не улыбнулась. Правое плечо Кризи было прострелено, и его рука повисла, как плеть. Он перехватил автомат в левую руку и очередью прошил Кантареллу градом пуль.

Потом Кризи медленно встал на ноги, боль в плече была очень сильной. Держа «ингрэм» наготове, он обошел письменный стол. Кантарелла лежал на спине, сжимая руками живот. Сквозь пальцы его сочилась кровь. Он взглянул в лицо Кризи. В глазах его застыли страх, ненависть и мольба. Стоя над ним, Кризи увидел, что раны смертельные. Он приподнял правую ногу, блестящим черным мыском ботинка запрокинул голову Кантареллы назад и слегка нажал тяжелой подошвой ему на шею. Очень спокойно он проговорил:

– Как и она, Кантарелла. Как и она, ты помрешь от удушья.

Он перенес на ногу всю тяжесть своего тела.

Двое охранников, стоявших у ворот, двигались очень осторожно и осмотрительно. Они прошли через кухню, миновали коридор и поднялись по лестнице. То, что они увидели, было ужасно. Проходя мимо тел Абраты и Гравелли, они немного замешкались, потом двинулись дальше по коридору. У двери кабинета Кантареллы охранники остановились, разглядывая, что происходит внутри. Сначала они увидели разорванное в клочья тело личного телохранителя Кантареллы. Потом до них донесся негромкий хрип, и все стихло.

Никто из них не хотел заходить в кабинет первым, поэтому они вошли вместе, крепко сжимая автоматы. Они увидели Кризи – он стоял за письменным столом и смотрел вниз. Не сговариваясь, они стали стрелять одновременно. Охранники видели, как его отбросило к стене, как он сполз вниз и затих. В следующее мгновение дуло «ингрэма» дернулось, из него вырвался столб белого пламени, и больше они уже не видели ничего.

Машина резко затормозила перед воротами. Из нее выскочили Сатта и Беллу. Ворота были заперты изнутри. Небольшая калитка тоже была закрыта. Пока Сатта нетерпеливо в нее стучал, Беллу нажимал на резную ручку звонка.

Внезапно сзади них раздался автомобильный гудок и взревел мотор. Когда тяжелая полицейская машина рванулась вперед, они едва успели отскочить в сторону. Гвидо направил машину не по центру, а немного вбок, чтобы сбить ворота с массивных петель. Удар был мощным. Хотя ворота остались стоять, но верхняя петля оторвалась от стены. В образовавшуюся щель вполне можно было попасть на территорию виллы.

В следующий момент Гвидо уже бежал по дорожке в сторону дома.

Сатта осматривал исковерканный передний бампер и крыло автомобиля, а Беллу уже протискивался в щель между воротами и стеной. Полковник последовал за помощником.

Они видели, как Гвидо остановился перед главным входом в виллу, а потом побежал к углу здания.

Когда они дошли до кухни, его уже нигде не было видно. Они стояли в дверях и смотрели. Первым отреагировал Беллу – он отвернулся, и его вырвало. Сатта терпеливо ждал, пока капитан придет в себя, потом они вместе пошли по залитому кровью каменному полу. Глядя на обезображенные тела в коридоре и в следующей комнате, они молчали. Подойдя к лестнице, полковник указал на распростертое на полу тело.

– Дикандиа, – сказал он Беллу. – Правая рука Кантареллы.

Поднявшись по лестнице, они снова остановились.

– От этих мало что осталось, но, сдается мне, это – Гравелли и Абрата. Чистая работа, ничего не скажешь.

Они пошли дальше, переступая через мертвые тела. В кабинете позади большого письменного стола склонился Гвидо. Услышав их шаги, он обернулся.

– Скорее, – сказал он. – Помогите мне.

Они подошли. Сатта наклонился и взглянул в лицо Кризи. Глаза его были открыты, он внимательно смотрел на Сатту. Кризи крепко стиснул зубы от нестерпимой боли. Полковник опустил глаза вниз и увидел кровь и клочья растерзанной плоти. Гвидо крепко сжимал руку Кризи.

– Дай сюда правую руку! – требовательно сказал Сатте. – Положи ее рядом с моей.

Сатта опустился на колени и протянул руку.

– Здесь проходит артерия. Крепко зажми ее большим пальцем.

Сатта сделал, что ему было сказано, и опустил глаза чуть ниже, на раздробленное запястье, откуда хлестала кровь.

– Держи крепче, – резко сказал Гвидо.

Сатта нажал сильнее, его пальцы глубоко впились в мускулистую руку. Ток крови замедлился.

– А я что могу сделать? – спросил стоявший сзади Беллу.

Сатта повернул к нему голову и подбородком указал на письменный стол.

– Позвони в управление. Они и так скоро приедут, но ты предупреди их, чтобы взяли с собой все необходимое. Скажи им, что мне нужен вертолет – и быстро!

Беллу набрал номер и стал что-то настойчиво говорить в трубку. Сатта отвернулся от него, наблюдая, как Гвидо накладывает шину на рану, перекрывая кровотечение. Кровь перестала капать на ковер. Полковник взглянул налево, туда, где лежал Кантарелла, на его лицо – выкатившиеся из орбит глаза, вывалившийся язык, землистый оттенок кожи. Сатта обернулся к Кризи. На груди он увидел у него залитое кровью распятие. Снова взглянул в лицо раненому – теперь веки были плотно сомкнуты.

Пальцы Сатты уставали все больше, но он изо всех сил сжимал артерию. Жизнь лежавшего перед ним Кризи в прямом смысле слова была в его руках. Его немного отвлекал шум – вой сирен и всхлипывания Гвидо, продолжавшего отчаянно бороться за жизнь друга.

На похороны собралось немного людей. День был по-зимнему холодным, на холме, возвышавшемся над Неаполем, ветер пронизывал до костей. Однако репортеров это не отпугнуло. С того дня, как месяц назад произошло событие, окрещенное газетчиками «Битвой при Палермо», их пристальное внимание к победителю не иссякало, и они следили за тем, как шла битва за его жизнь, и описывали ее в газетах.

Битва продолжалась с переменным успехом – победы чередовались с поражениями. Сначала, когда Кризи лежал в реанимации, им говорили, что шансов у него практически нет. Но, к удивлению врачей, он упорно боролся за жизнь. Через две недели на специальном самолете, принадлежавшем карабинерам, его доставили из Палермо в Неаполь. Сделано это было по личному распоряжению полковника Сатты. Больница Кордарелли в Неаполе была лучше оборудована, чем больница в Палермо, кроме того, там было безопаснее.

Группу врачей, боровшихся за жизнь Кризи, возглавлял брат Сатты.

Борьба эта была долгой и упорной. Сначала они надеялись на победу. Тем не менее раны Кризи оказались слишком тяжелыми даже для такого сильного и живучего человека, как он.