— Евроремонта. Я обещал соседке по даче и приходящему участковому евроремонт. Слово не воробей. Я не могу отказываться от своих слов.

— Все-таки ты наглец.

Словесные реверансы кончились. Началась деловая торговля.

— Наглец тот, кто без спросу вламывается в чужой дом и взламывает этот дом.

Депутат поднял трубку правительственного телефона.

— Слушай, Петро, отряди завтра четыре полные бригады строителей и технику на ремонт квартиры и дачи. Адрес я подскажу позже. И не жмись, не экономь на спичках. Мне эти объекты сейчас важнее, чем достройка собственного коттеджа. В семь работа должна кипеть, как яйца полгода воздерживавшегося матроса. Уяснил? Все. До связи. Ты этого хотел?

— Вы меня не поняли. Я сказал, что ремонтировать должны те, кто ломал. Те же самые. Те же!

— Да ты что! Они же, кроме пистолетов и бабских титек, ничего в руках держать не умеют.

— Это меня не касается. И учтите, я знаю, что такое евроремонт. Я знаю, что такое качество. Я бывал за границей, и туфту я не приму. Мне перед участковым будет стыдно.

— Для положительного решения вопроса ремонта будет достаточно?

— Ремонта будет достаточно для объявления торгов. Не более.

— Ох, Полковник, смотри не ошибись.

— Полковники не ошибаются. Полковники ошибаются только перед генералами. До свидания. Жду ремонтников завтра к восьми. В девять начинаю нервничать. В десять искать покупателя на имеющуюся в моем распоряжении информацию. Того, кто понимает толк в евро-ремонте. Я не могу ждать. Я не могу жить в таких нечеловеческих условиях. Я старый, больной пенсионер. Мне нужен комфорт.

В восемь часов перед дверью Сан Саныча стояла бригада давешних липовых сантехников. В полном составе.

— Ну, чего делать-то? — мрачно спросил бригадир, исподлобья оглядывая свою недавнюю жертву.

— Для начала поздороваться. Вежливо.

— Ну.

— Да не ну, а «с добрым вас утром, Александр Александрович». Я же ваш работодатель. Меня любить надо. А вы мычите, как некормленые бычки. Итак, допустим, я открыл дверь…

— Доброе. Утро. Александр. Александрович, — вразнобой прогудели ремонтники.

— Громче. В вашем приветствии должен ощущаться молодой задор и радость жизни. Примерно как у новобранцев, приветствующих ротного старшину. Ну-ка, разберитесь по росту, подберите носочки. И еще раз. С бодростью в голосе.

— Гнида старая! — негромко выругался бригадир.

— Что? — повысил голос Сан Саныч. — Нет, если вы не хотите работать или считаете, что утро недоброе, я не смею настаивать. Я против насилия и принудительной эксплуатации. Труд должен быть радостью, а не наказанием. Я готов сообщить вашему начальству о вашем отказе от производства работ и нежелании соблюдать элементарные нормы человеческого общежития, выражающиеся в…

— Доброе утро, Александр Александрович!

— Вот это совсем другое дело. Теперь я верю, что утро действительно доброе. Вы уж простите, что я вас разбудил в такую рань, но вообще-то все нормальные служащие начинают работать именно в это время. Мы — не исключение. Затем — с часу до двух обеденный перерыв, в пять конец рабочего дня. Все остальное время — созидательный труд на фоне широко развернутого социалистического соревнования. Все как у людей. Ясно?

— Да ладно. Не дураки.

— Не понял. Ясно?!

— Ясно! — дружно ответила стройбригада.

— Вот теперь ладно. Приступайте.

Ровно до тринадцати и с четырнадцати до семнадцати бригада не разгибала спин. Кучи мусора убывали на глазах, очищая площади для дальнейшего строительства.

— Ай, молодцы, ребятки. Любо-дорого смотреть, — приговаривал Сан Саныч, зорко наблюдая за их действиями. — А досочку зря ломаешь.

Досочка еще может кому-нибудь сгодиться. Ты ее аккуратно в сторонку отложи, а после во дворе возле стеночки поставь. О людях тоже думать надо.

К концу первого в их жизни трудового дня строители чуть не валились с ног.

— Что ж вы, ребятки, к работе такие не приспособленные. На вид крепенькие, а на деле — в чем душа. Тренироваться надо. Трудиться. Труд превратил обезьяну в человека. А вы припозднились. Пора наверстывать.

— Слышь-ка, дед, — не однажды пробовали договориться вконец измученные поденные работники с работодателем, — хошь, мы это дело по-быстрому устроим. Завтра нагоним профессионалов — штукатуров там, маляров. Заделаем все тип-топ. Или давай деньгами. Валютой. А, дед!

— Всей бы душой. Мне и самому вся эта тягомотина надоела. Но не могу. Обещал начальству вашему посторонних в квартиру не допускать. Кроме особо доверенных лиц. Кроме вас. Уж и сам даже не знаю почему. Но если кто-то хочет отказаться…

Работники уходили, поигрывая желваками и страшно матерясь про себя.

На второй день завезли половые доски и обои. На пятый — навесные потолки и небесно-голубой санфаянс. Работа спорилась. Строители трудились не за деньги — за свободу. Раньше закончишь — раньше освободишься. Они не были заинтересованы тянуть время.

Неожиданно позвонила вдова погибшего сослуживца.

— Здравствуйте, Полковник. Я хочу с вами посоветоваться.

— А что такое случилось?

— Мне деньги принесли. За погибшего мужа.

— Ну так и хорошо, что принесли.

— Мне очень много принесли.

— Что значит много?

— Очень.

— То есть так много, что если бы ваш муж был жив, вы за эту сумму согласились с ним расстаться?

— Конечно, нет.

— Ну, значит, не такую большую. Значит, много меньшую, чем стоила его жизнь.

— Но все это как-то странно. Я ничего не просила, заявлений не писала. И вдруг сразу принесли.

— А они что сказали?

— Они сказали, что пришли от фонда помощи семьям погибших милиционеров. И попросили расписаться в ведомости.

— Ну, значит, все нормально. Ведомость — это серьезно. Да и сами рассудите, кто бы стал вам отдавать не принадлежащие вам деньги? Свои, что ли?

— Вообще-то, конечно.

— Ну, вот и тратьте ваши деньги. И ни о чем таком не думайте.

— Тогда спасибо вам, Полковник.

— А мне-то за что?

— Они сказали, что вы хлопотали…

— Ерунда какая. Так, только адресок подсказал. Если бы вам эти деньги не полагались, никакие бы хлопоты не подействовали. Что вы, наших бюрократов не знаете? Когда они больше положенного давали?

— Да, что верно, то верно. Но все равно спасибо.

И почти сразу же, еще трубка не остыла, позвонила соседка по даче.

— Александр Александрович, тут такое. Тут такое!

— Пожар, что ли?

— Хуже! К вам на дачу строителей понаехало, машин, кранов всяких. Мы отродясь столько и не видели. Даже когда элеватор строили. Вчера старую вашу дачку порушили, яму выкопали, а сегодня уже половину первого этажа сложили. Прямо как в сказке. Как по щучьему велению! Может, они чего перепутали? Может, они думают, что это не ваша дача?

— Все нормально, Марь Иванна. Никакой путаницы нет. Я же предупреждал, что хочу дачку подновить. Вот и подновляю. Вы там посматривайте, чтобы они не халтурили. Особенно когда балкон на третьем этаже крепить будут.

— На третьем?!

— Ну да. На четвертый денег не хватило. Я еще пенсию за прошлый месяц не получал.

— Ой!

— Что с вами, Марь Иванна?

— Ничего, Александр Александрович. Что-то в голову вступило. А нельзя у вас старые досочки попросить, забор подновить?

— А вам его подновлять не надо. Вам новый ставить надо. Скажите строителям, что я просил. Очень. Они поймут. Они ребята отзывчивые. Хоть на вид и суровые. Так и скажите — без этого забора Сан Саныч принимать объект не будет.

И забор начали строить.

С квартирой дело обстояло хуже. В первую очередь из-за квалификации наемных работников.

— Кто ж так раствор кладет? — возмущался Сан Саныч. — Вначале надо стенку смочить, потом выровнять и только потом раствор кидать. Нет, не годится. Переделывай.

— Я уже три раза переделывал!

— Ничего. Четвертый переделаешь. В жизни все пригодится. Глядишь, научишься ремеслу, пойдешь на стройку штукатуром, встретишь хорошую девушку… Давай, давай трудись. Завтра надо будет на кухне газовую плиту заменить и электрику, — намечал Сан Саныч фронт работ, — послезавтра…