— Ты считаешь, они снова кого-то взяли? Чтобы снова шантажировать нас?

— Тогда бы они шантажировали, а не убивали. Мертвого пропажей родственников не испугаешь.

— Тоже верно. Но что тогда это значит? Как они узнали о том, что дискеты у нас больше нет?

— Вот именно! Что мы пустые. Как кошелек перед пенсией. Что навредить им мы ничем уже не можем.

— Но зачем тогда мы им, если у нас нет информации? Зачем им множить трупы, рискуя навлечь на себя дополнительное внимание органов?

— Вот это самое непонятное. Наши возможные показания не идут ни в какое сравнение с информацией, заключенной в дискете. Почему охотятся за нами, а не за дискетой?

— Может быть, месть?

— Не смеши меня. Это не шпана. Это серьезные люди. Ты им можешь в глаза плюнуть и даже чем погаже брызнуть, а они публично будут утверждать, что это выпала божья роса. Если им это выгодно. Они не станут мстить, если эта месть не будет им в данный конкретный момент полезна. Здесь что-то другое.

— Что?

— Не знаю. Но надеюсь, что узнаю. А если нет — то считай, все мы покойники. Все! И ты, и я, и Марина со Светой.

— Так все безнадежно?

— Так! Готов съесть собственную каску! Ладно, иди звони.

Борис пришел не скоро. И пришел с не самыми радостными известиями. Что за версту можно было считать с его лица.

— Что, плохо?

— Нет, еще хуже.

— Не открыли дело?

— Нет, дело как раз открыли. И даже продвинули. Там нормальный парень попался. Я его знаю. Ушлый и цепкий, как бультерьер. Если схватит — не отпустит.

— Что он узнал? Не томи.

— Много и одновременно ничего. Свидетелей установил, которые видели наезд. Они говорят, что машина, грузовой «зилок», потеряв управление, занеслась на тротуар, где стоял Михась…

— То есть он даже не переходил улицу?

— Не переходил. Стоял. Скорость у грузовика была километров семьдесят, что для этого участка трассы много. Очень много.

— Это более чем много. Это надо быть большим профессионалом, чтобы, маневрируя в узких поворотах, не снести пары светофоров. Номера, конечно, были замазаны грязью?

— В том-то и дело, что нет. Номера были. И машину эту нашли. За городом. В полном порядке. Оказывается, ее за несколько часов до того угнали с автостоянки.

— Пальчики проверили?

— Проверили. Рулевое колесо, рычаг передач, стекла. В общем, все, что положено и даже больше.

— И что?

— Ни одного! Стерильная чистота. Словно машину серной кислотой мыли.

— Грязь? Отпечатки обуви? Запахи?

— Тоже пусто.

— Но это же совершенно указывает на то, что наезд заранее и тщательно готовился. Что он был преднамеренным.

— С точки зрения закона это доказывает только то, что нет следов. Хотя следователи и обратили внимание на эту странную особенность. И даже зацепились. И даже попытались расширить розыск.

— И?..

— И ничего. У них забрали дело.

— Как так забрали? Как же можно забирать дело, которое только поступило в работу? Которое еще не успело застопориться?

— Молча. Спустили сверху приказ и выслали нарочного.

— Может быть, передали работу более компетентному следователю?

— Во-первых, где бы они взяли на местах более компетентного? А если не на местах, то зачем к расследованию рядового происшествия привлекать суперсилы, назначенные на распутывания суперпреступлений государственного масштаба? Неувязочка.

Во-вторых — я просто знаю, что дело никому не передали. В противном случае следователи — новый и старый — неизбежно перехлестнулись бы. Надо же новичку узнать не вошедшие в протокол подробности. Не будет же он копать все сызнова. Кроме того, как ты сам понимаешь, такие дела, как кадровые перемещения, в тайне удержать невозможно. Все равно через курилку да буфет все вылезет наружу.

Так вот — это дело не перешло ни к кому. Это дело легло под сукно.

— Из каких кабинетов распорядились передать дело?

— Вот это и есть самый интересный вопрос.

— Ну же!

— Из кабинета генерала! Нашего генерала! Сан Саныч недоуменно уставился на Бориса.

— Ты хочешь сказать, что дело затормозил…

— Я хочу сказать то, что я сказал.

— Но это получается… Это получается…

— Не ходи вокруг да около. Не девица! Это получается, что генерал и депутат идут в одной сцепке!

— Мать твою!..

— Лучше его. Моя здесь ни при чем.

— Значит, вместо того, чтобы передать дискету куда следует, он припрятал ее, чтобы использовать в корыстных целях?

— Точно. И выжать с нее материальных благ он сможет побольше, чем даже из маршальских погон. Судя по твоим рассказам, дискетка — это тот же рог изобилия. Только не сказочный, а самый что ни на есть натуральный.

— Но почему тогда идет планомерное уничтожение нас? Его бывших товарищей?

— Потому что гусь свинье не товарищ. И даже не тамбовский волк. Потому что для депутата сами по себе, без дискеты, мы не страшны, а для генерала как раз наоборот. Он не может продавать товар, пока о нем знает еще кто-то, кроме покупателя. И, главное, мы знаем, что эта дискета у него. Потому что мы ее сами ему передали!

Идиоты!

Достаточно будет любому любопытному человеку сопоставить этот факт, плюс его дальнейшее нежелание поделиться с кем-нибудь из официальных лиц данной информацией, плюс внезапно повысившийся материальный уровень его и членов его семьи, как вывод обрисуется сам собой.

— То есть ты хочешь сказать, что инициатива нашего вычищения принадлежит ему?!

— А ты хочешь сказать по-другому? Ты хочешь сказать, что это просто сердечный приступ, просто наезд грузовика и просто нападение хулиганов? Ты же только что самым убедительным образом доказал мне обратное!

Пусть даже ситуация не столь отвратительна. Пусть даже это не генерал. Лично. Но все равно генерал. Все равно не без его участия.

Нас вычищают, потому что перестали бояться. О том, что дискета не у нас, знали только мы и генерал. Депутат ни с того ни с сего, рискуя подтолкнуть нас к нежелательным действиям, к опубликованию информации, наезжать на нас не отважился бы.

Но отважился! Потому что узнал, что дискеты у нас нет. Кто ему об этом мог сказать? Только генерал.

И в том и в другом случае от нас избавятся. И в том и в другом случае — убьют. А кто будет основным заказчиком — генерал или депутат, для нас лично значения не имеет. Не все ли равно, с чьей пулей в башке лежать в гробу?

Довольно?

— Более чем.

— Отсюда единственный вопрос: как из неси этой ситуации выпутаться? Живыми. И решать это — тебе. Потому что начал все это и продолжил и даже дискету из рук в руки передал — ты. Твой номер первый!

Представшая перед Сан Санычем правда была страшна и беспощадна. Он обыграл сам себя. Оберегая дискету, он подставил под смертельный удар себя, своих самых близких друзей, их ни в чем не повинных родственников, и все только для того, чтобы лично самому принести ее в дар врагу! Даже не выторговав ничего взамен. Даже не выторговав жизнь!

Он поступил даже не глупо. Он поступил преступно!

— Я не знаю, что делать! — честно признался Сан Саныч.

— Я тоже не знаю. Я только знаю, что делать что-то надо, — сказал Борис. — Думай!

Сан Саныч думал. Напряженно думал. Долго думал. И самое лучшее, что он смог придумать, — это пойти и застрелиться. Чтобы больше не думать.

Он бы и застрелился, если бы это хоть чем-то помогло его друзьям. Но его смерть ровным счетом ничего не решала. Свидетелей, знающих про дискету, все равно бы вычистили.

Благополучного исхода из сложившейся ситуации не было.

Они могли продолжить жить как жили и очень скоро по одному почили бы под колесами случайных автомобилей и упавших с крыш, несмотря на лето, сосулек.

Они могли обратиться за защитой в органы (не все же их курировал депутат) и отправиться до конца дней в тюрьму за учиненное ими массовое истребление бандитов в пионерском лагере. А тех, кто по недоразумению избежал бы наказания в виде лишения свободы, постепенно прибрали все те же бандиты. Потому что при судебном расследовании всех обстоятельств дела им лишние свидетели будут опасны еще более, чем теперь.