Изысканным движением маркиз поправил свой батистовый галстук, замысловато завязанный в узел, известный всем как а-ля Рейвенсворт, и придирчиво осмотрел результат. Его волосы, довольно длинные и взъерошенные, были пострижены в стиле Тита. Однако в локонах Рейвенсворта не было ничего искусственного. Его сильно вьющиеся волосы достались ему по наследству, это была отличительная черта всех Монтгомери.

Он позволил заботливому Денби расправить сюртук на своих мускулистых плечах и раскрыл немного борт сюртука, чтобы открыть белый атласный жилет, густо расшитый серебряной нитью.

– Что лучше? – спросил Рейвенсворт. – Бриллиант или сапфир? – Денби задумался. Он окинул оценивающим взглядом фигуру хозяина от вьющихся локонов до носков черных лайковых бальных туфель и с одобрением отметил изысканно сшитый вестоновский сюртук, белые атласные бриджи, подходящие к жилету, и шелковые чулки.

– Сапфир был бы более заметен, милорд. – Рейвенсворт протянул руку, чтобы достать сапфировую булавку из шкатулки, поданной камердинером. – Но это так предсказуемо! Могу я порекомендовать бриллиант?

Рейвенсворт одобрительно улыбнулся проницательности слуги и ловко приколол большой квадратный бриллиант на безукоризненный галстук. Денби был в высшей степени доволен, что его светлость в вопросах вкуса неизменно следовал его советам. Маркиз подошел к туалетному столику, плеснул из флакона одеколону и похлопывающими движениями нанес его на загорелое лицо.

– Сегодня какой-то особый случай, милорд? – вежливо поинтересовался слуга, удивленный необычным вниманием хозяина к собственной внешности.

Рейвенсворт улыбнулся одной из своих располагающих неспешных улыбок.

– Можно сказать и так, Денби. Да, думаю, этот вечер может оказаться действительно особенным. – Позже он вспомнил эти неосторожные слова, и их ирония не ускользнула от него.

* **

Харриет Гренфелл играла роль камеристки для своей кузины Брайони, помогая ей одеться для небольшой вечеринки, которая должна была стать их первым официальным выездом сезона. Она неуверенно держала в руках толстые косы Брайони и безуспешно пыталась заколоть их на ее макушке. Косы выскальзывали из пальцев Харриет и падали на плечи и спину Брайони.

– Какая досада! – раздраженно воскликнула Харриет. – Брайони! Так никогда не получится! Почему бы нам не попросить камеристку тети Софи подрезать эти... штуки на твоей голове. Это так не модно, милая. Может, тебе лучше сделать такие короткие локоны, как у меня? – Харриет прикоснулась к своим туго завитым волосам.

– Дай-ка я, – сказала Брайони, забирая непокорные пряди в свои искусные руки, и, почти не глядя в зеркало, закрутила их в гладкий шиньон и аккуратно заколола его на затылке. Брайони подошла к комоду, достала кусок белых брюссельских кружев и быстро накинула его на плечи, чтобы прикрыть низкий вырез платья.

Харриет застонала:

– Брайони, дорогая, ты же не можешь всерьез собираться на вечеринку, где наверняка будут танцы, в таком виде?

– Что не так с моим платьем? – испуганно спросила Брайони, тщательно оглядывая белый муслин.

– С платьем-то ничего, – пылко ответила Харриет. – Все дело в маленьком дополнении, которое портит все очарование. Посмотри на меня. Ты видишь какие-нибудь недостатки в моем наряде? – умоляющим голосом спросила она. – Ты считаешь, что я одета как распутница?

Брайони осмотрела платье Харриет, которое было очень похоже на ее собственное, за исключением цвета. Оно было из бледно-голубого муслина и замечательно шло к васильковым глазам Харриет и блестящим золотым волосам.

– Конечно, нет, – ответила она. – Ты выглядишь просто замечательно.

– Тогда почему ты упорно стараешься сделать из себя немодное непонятно что? – причитала Харриет. – Почему ты не одеваешься, как я?

– Потому что, – нарочито терпеливо ответила Брайони, – я должна быть верна себе.

Когда она улыбнулась Харриет, на ее щеках появились ямочки, но эту юную леди было не так легко склонить на свою сторону. Она попыталась снова:

– Брайони, дорогая, я думаю только о твоем счастье. – Она замялась, но тревога за подругу заставила ее продолжить. – Я не хочу видеть тебя расстроенной. Пожалуйста, поверь мне! Одетая вот так, ты никогда не найдешь партнера для танцев. Я знаю, о чем говорю. Молодых людей... не привлекают дамы, изображающие скромниц.

Брайони это позабавило.

– Ты принимаешь меня за жеманницу, Харриет?

– Конечно, нет! Кто лучше меня знает, что ты совсем не такая? Но вся твоя внешность говорит именно об этом.

– Но когда они узнают меня лучше...

– Они вообще никогда не узнают тебя, – прервала Харриет, повышая голос. – Пожалуйста, прости, что говорю это, – без обиняков продолжала она, – но вид у тебя более чем странный. Это хуже, чем эксцентричность – ты выглядишь как самый настоящий синий чулок. Ни один молодой человек не захочет знакомиться с тобой. Брайони была в замешательстве.

– Но, Харриет, я всегда одевалась так, и молодые люди в Ричмонде не избегали моего общества.

– Но в Ричмонде куда мы ходили? Ничего, кроме семейных вечеринок у соседей и прогулок в парке. Этот вечер будет совсем другим – не такой грандиозный, как бал, конечно, но все же достаточно большой, несмотря ни на что. Пожалуйста, Брайони, – с жаром умоляла Харриет, – послушайся моего совета.

Однако никакие доводы Харриет не смогли поколебать принявшую решение Брайони. И она не могла поверить, что у всех джентльменов такие легкомысленные взгляды. С тяжелым сердцем Харриет ехала с Брайони и тетей Софи на вечеринку к графине Блейн в ее дом на Кавендиш-сквер. Это будет, думала Харриет, вечер абсолютного несчастья.

Брайони хотела только одного – оказаться одной в глубокой темной пещере, где она смогла бы спокойно выплакать свою боль. Сначала ей казалось, что вечер будет приятным. Но только до того, как в соседнем зале начались танцы. Только что она стояла в центре группы нарядных щебечущих девушек, а в следующую секунду они все покинули ее, каждая под руку с каким-нибудь кавалером, и закружились в танце. Только Харриет решительно осталась со своей кузиной, как магнит, словно боясь упустить ее из виду. То, что Брайони не дала Харриет насладиться вечером, довершило ее унижение. Но никакие слова Брайони не могли убедить Харриет принять предложение ни одного из кавалеров, даже Эйвери.

И поэтому они сидели вместе с пожилыми дамами или прогуливались с Эйвери и делали вид, что поглощены разговором, но Брайони остро ощущала жалость, которую видела в глазах смотрящих на нее дам, и мужество покидало ее. Она никогда не ждала, что будет действительно популярной. Все, на что она надеялась, – это небольшой круг близких по духу друзей. Но даже этому скромному желанию не суждено было сбыться. Жизнь в обществе, обнаружила Брайони, могла быть очень жестока.

Вечер был в самом разгаре, когда появился Рейвенсворт, и Брайони, увидев его, совершенно упала духом. В ее глазах он был самым красивым и элегантно одетым джентльменом в зале, но она к этому моменту настолько убедилась в правильности слов Харриет, что она выглядит убого и непривлекательно для мужчин, что решила уклониться от встречи с ним, боясь увидеть жалость и в его глазах.

Она наблюдала уверенную легкость, с которой он передвигался от группы к группе, но когда он улыбнулся ей с противоположной стороны зала плутоватой улыбкой, она вспомнила предостережение тети Эстер, что это грубо – глазеть на людей, и она отвела взгляд. Она интуитивно знала, что он будет искать ее. Тем не менее, когда он неожиданно возник около нее и пригласил на вальс, она была так удивлена, что согласилась, прежде чем вспомнила, что решила никогда не танцевать ничего столь вульгарного.

С самого первого момента, как маркиз увидел ее, он незаметно наблюдал за Брайони. Он был, мягко говоря, поражен ее чопорным нарядом. Целую минуту он злился, что у нее не хватило мозгов и вкуса и она сделала из себя пугало. Но после недолгих размышлений его гнев утих. Он видел, что все молодые люди избегали ее общества, но он не жалел Брайони. В конце концов, она сама это сделала. Нет, его светлость размышлял о том, как эти обстоятельства можно повернуть в свою пользу. Это может заставить ее, размышлял он, более благосклонно отнестись к тому, что он собирался предложить ей. Когда она окажется под его протекцией, он будет сам выбирать для нее одежду и украшения и открывать красоту, которую она так старается спрятать. Он увидел, что она пристально смотрит на него, и улыбнулся ей одной из своих самых обаятельных улыбок.